Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Слушай… И запоминай. Я, возможно, скоро умру, а ты так и не узнаешь правды. Я — пришелец из будущего, из двадцать первого века. Не удивляйся, я говорю прав…правду. Я, Александр Фосфорин, программист, разрабатываю серверную часть веб-приложения… на языке «си шарп»…

— Ничего не понял. Оперу что ли пишешь? «Алессандро, пришелец из будущего» или нет, «Повелитель северных индейцев племени Си Шарп», — Стефано затрясся от смеха.

— Не оперу. Ладно, ты так не поймёшь. Рассмотрим простой пример. Вот представь, ты сидишь в трактире, за столом, и заказываешь себе, скажем, антипасти. Так вот ты — это центральный процессор, а антипасти — те данные, которые он принимает.

— Что-то я не понял, к чему ты всё это говоришь, — в недоумении ответил Стефано. А мне уже было не остановиться, хотя и понимал, что несу бред.

— Всё бы ничего, но потом тебе вдруг захотелось спагетти. А ждать долго, понимаешь? Пока готовят, можно помереть с голоду!

— Ну тебя, у меня уже в животе урчит! — проворчал сопранист.

— Так вот для этого и существует кэш-память первого уровня: повар, зная твои предпочтения, уже заранее всё приготовил и поставил на столик…

— Что за бред? — возмутился Стефано, пытаясь вновь усадить меня в кресло, потому что я из него вывалился.

— Не… не бред… Это реальность. Я всю жизнь посвятил компьютеру, «дот нету» и «си эль эр», я столько костылей написал, что тебе страшно станет… А на «юнити»… На «юнити» я всю молодость игрушки писал… Чтобы отвлечься от той боли, которая съедает меня изнутри. Стефано! Друг! Я не хотел становиться кастратом. Я не хотел… чтобы каждый проезжающий мимо кретин обзывал меня «огрызком от айфона». Нет. Я лишь хотел уйти. Уйти из этого мира в тот, где царствует только управляемый программистом код, а все лишние объекты убираются сборщиком мусора. Джи Си*, приди, очисти мою память!

Не знаю, чего я ещё ему наговорил, но в какой-то момент меня вдруг дёрнуло запеть. Причём, слова пришли в голову сами собой. Одно радовало, что пел я на русском, и Стефано ничего не понял.

— Как жёсткий диск сверкает в проводах,

Моя душа горит в твоих глазах…

Мне море слёз сулят они,

Не обмани. Не обмани.

— Красиво. Что за ария? Кто композитор? — поинтересовался Стефано.

— Не помню. Наш какой-то. Русский, — с трудом отвечал я, развалившись прямо в костюме поперёк кресла, в то время как Стефано снял с себя абсолютно всю одежду и переоблачился в белую ночную рубашку.

В целом, Стефано ни чем не отличался от меня в плане телосложения, такой же астеник, разве что повыше ростом и пошире в плечах. (Ладно, признаюсь, по ещё одному параметру я ему тоже проигрывал). В общем, нормальный среднестатистический парень, «виртуоза» выдавал в нём только маленький шов, такой же как и у меня, только, в силу несовершенства медицины того времени, менее аккуратный.

Хоть я и был в доску пьян, но всё-таки не смог не заметить, что сопранист не вызывает у меня абсолютно никаких эмоций. Будто на самого себя в зеркале смотришь. Почему же тогда возникла столь неадекватная реакция на Доменико? Ты какой-то не наш… Не настоящий…

— Эх, всё-таки выучу я ваш язык и сбегу в город Сан-Пьетро*! Совсем нас здесь, «виртуозов», загнобили! То нельзя, это нельзя. А там, глядишь, стану «примо» и женюсь на принцессе! — с воодушевлением воскликнул Стефано, укладываясь спать.

— Хочешь анекдот? — заплетающимся языком ответил я. Увы, даже алкоголь не смог заглушить боль души. Попытался как-то отвлечься.

— Конечно! — Стефано любил всякие забавные истории, как рассказывать, так и слушать.

— Когда я был маленьким… Ко мне на улице подошла бабуля. Цыганка. Она нада… наба… нагадала мне по руке, что я… Ха-ха-ха! Помогу волшебнику и освобожу принцессу. Ну не бред ли?..

— А почему бы и нет, Алессандро? Ведь в жизни чего только не случается. Сначала нам это кажется необычным, а приходит время, всему находится научное объяснение, и мы уже не замечаем ставших привычными вещей. Вспомни Коперника с его гелиоцентрической системой.

Я бы и рад был что-либо ответить, но не мог. Мысли в голове вращались, словно кулер процессора. В какой-то момент я отключился, а дальше было следующее: в дверях спальни возник белый индийский слон, вернее, слонёнок, так как ростом он был с меня. Слонёнок взмахнул хоботом и как затрубит:

— Thread! Sleep!!!*

То, что мне приснилось сегодня ночью, не подлежит подробному описанию. Скажу я лишь то, что прозрачные капли утренней росы на бутоне нежной розы, распустившемся на золотистой ниве, омываемой светло-зелёным кружевным океаном, были сладковатыми на вкус и смотрелись просто потрясающе…

Стоит ли говорить, что из всей нашей дружной «виртуозной» компании в Капеллу пришёл только Стефано, и тот, бедолага, не выспался и, скорее всего, получил по шапке от Фьори. Кто пел соло, я вообще думать не хочу, должно быть, органист Аццури или сам кардинал Фраголини. К большому нашему счастью, сегодня как раз была пятница, а по пятницам сольные номера почему-то исполнялись тенорами.

Проснулся я, к счастью, не в помойке, как пару лет назад в гостях у сестры, но чувствовал себя, по меньшей мере, разбитым корытом. Первым, что я почувствовал, была страшная головная боль, как позже выяснилось, я во сне упал с кресла, Стефано попытался уложить меня на диван, но, по-видимому, получилось только со второй попытки. Первым, что я услышал, был гневный крик маэстро Альджебри с первого этажа:

— Кто опустошил мой погреб? Кто выпил мою граппу?

Мне стало страшно: я почувствовал себя провинившимся студентом, которого злой профессор застукал за списыванием. Кое-как приведя себя в порядок, я, держась за стену, спустился вниз, в столовую. Маэстро был страшно зол, он ходил взад-вперёд по помещению и ругался на сидевших на стульях Карло и Никколо, а те с понурым видом выслушивали нравоучения.

— Простите… маэстро… Это сделал я, — превозмогая жуткую мигрень, ответил я, продемонстрировав пустую бутылку.

— Синьор Фосфоринелли?! — у композитора даже пенсне свалилось с носа.

— Да, синьор. Я один выпил всю бутылку. Не знаю, что на меня вчера нашло…

— Неудивительно. У вас в стране, я слышал, водку вёдрами пьют, — закатил глаза маэстро.

— Он врёт, отец. Полбутылки выпили мы с Доменико, — вмешался Карло.

— А вино я допил, — виновато пробубнил великий архитектор.

Мне даже в какой-то момент стало его жаль: уверенный в себе мужчина, отец шестерых сыновей, ведёт себя, как провинившийся мальчишка. Неудивительно: ведь маэстро Альджебри ох как страшен в гневе!

— Что? Доменико? Но это клевета! Он же не пьёт крепкие напитки! Сам говорил!

— Так то было под шахматы, — пояснил Карло.

— Чтобы больше мне никаких шахмат! — маэстро постучал кулаком по столу. — Иначе такого пинка все получите, что полетите дальше, чем видите! Все, слышите? И вы, синьор Фосфоринелли! И не посмотрю, что вы иностранный гость! Будь вы хоть потомственный дворянин…