Тори Халимендис - Больше, чем враги [publisher: SelfPub.ru]

Пока я предавалась воспоминаниям, Магда тарахтела без умолку. Львиную долю своего рассказа она посвятила госпоже Фойль, тоже претендовавшей на место почетной председательницы Литературного Клуба.

– Нет, ты только представь себе, – злилась кузина, – эта клуша даже не постеснялась намекнуть, что ее супруг – сам министр! Да только не на тех напала. Лоретта тут же ответила, что ее троюродным дядей является сам король, так что каким-то жалким министром ее не впечатлить. И этой выскочке пришлось замолчать. А мои заслуги Лоретта весьма и весьма ценит, ведь я так много сделала для нашего клуба! Знаешь, Тиа, она такая замечательная женщина, тонкая и деликатная. Я сразу поняла, что мы с ней – родственные души.

Я припомнила с некоторым трудом упомянутую королевскую родственницу, сутулую особу в очках. Лоретта почти никогда не посещала приемы и балы, предпочитая придворным увеселениям изучение поэзии позапрошлого века. Пожалуй, из нее получилась бы прекрасная пара для дядюшки – слишком уж много у них было общего. Идея мне понравилась до такой степени, что я даже начала прикидывать, каким бы образом намекнуть Вильгельму, что ему стоит уделить сей особе внимание.

– Хочешь нанести визит дяде? – спросила я у Магды.

После всех пережитых неприятностей мне внезапно захотелось развлечься, а разговор с дядюшкой определенно сулил веселье. Кузина прижала к груди ладони и восторженно закивала.

Гюнтер Непревзойденный, еще недавно бывший Вильгельмом Торном, занимал один из лучших номеров в "Короне Валиссы". В его распоряжении были спальня с примыкавшей к ней ванной комнатой, гардеробная, гостиная, удобный кабинет и даже небольшой зимний сад с фонтаном. Дядюшка, облаченный в бархатный халат винного оттенка, расшитый золотыми птицами, с гордостью показывал нам свои апартаменты.

– Мои портреты все-таки напечатают в "Ежедневном вестнике", – пояснил он. – Сразу после презентации книги выйдет цикл статей под условным названием "Быт великого литератора". Там будет снимок на фоне камина – я с сигарой и бокалом крепкого вина, непременно в домашней одежде – на этом настаивала журналистка, потом я в зимнем саду у фонтана – здесь мне пришлось принять позу, говорящую о задумчивости и душевной тоске…

– Как это? – несколько невежливо перебила я дядюшку.

Магда бросила на меня осуждающий взгляд, а я пожала плечами. Мне действительно было интересно, как можно передать одновременно задумчивость и душевную тоску при помощи позы. Вильгельм упер правую руку в бок, изогнул шею и скосил глаза.

– Вот так.

– Что-то мне это подозрительно напоминает, дядюшка, – давясь смехом, пробормотала я. – Похоже, будто ты страдаешь то ли сколиозом, то ли несварением желудка. Хотя, разумеется, оба этих заболевания весьма располагают к задумчивости и душевной тоске.

Теперь в меня вперились одновременно два рассерженных осуждающих взгляда – дядюшки и кузины.

– Тиали, – прошипела Магда, – твой юмор неуместен.

Вильгельм важно кивнул, торжественно-скорбным видом подтверждая ее слова. При взгляде на дядюшку всякому стало бы понятно, что он стыдится столь нечуткой и толстокожей племянницы.

– Ах, дорогой Гюнтер, – совсем иным тоном прощебетала Магда, поднимая на Вильгельма восторженный взор, – не могли бы вы хоть немного поделиться своими творческими планами с одной из самых преданных поклонниц?

– Это тайна, – придав голосу значимости, ответил дядюшка. – Коммерческая. Я связан обязательствами перед издательством.

– О, я понимаю! Так жаль, однако же настаивать я не смею. Но ведь будут еще книги о приключениях Гюнтера?

– Разумеется. Но о его возлюбленных я ничего рассказывать не имею права. Зато могу прочесть вам отрывок из сцены, над которой сейчас работаю. Не называя имен, само собой. Просто Он и Она.

Я тоскливо подумала о том, что избежать прослушивания очередного эпизода из жизни садовода-любителя вряд ли удастся. Зато Магда прямо-таки задохнулась от восторга.

– Мы были бы очень, очень счастливы! Это такая честь для нас!

Вильгельм резво направился в кабинет, кузина едва ли не вприпрыжку последовала за ним, а я была вынуждена плестись следом. В результате я немного отстала, и когда вошла, то увидела, что дядюшка уже приготовился к декламации. Позу для оной ему, должно быть, подсказала все та же журналистка. Вильгельм стоял, чуть откинувшись назад, отставив в сторону левую ногу и вытянув перед собой руку с листом бумаги. Смотрелся он при этом довольно комично, но Магда все равно взирала на него с благоговением.

– "Наконец-то он сжимал в объятиях свое строптивое счастье", – нараспев начал читать дядюшка. – "Сердце трепетало в его могучей груди. Он никак не мог поверить, что сбылась его мечта и он стал счастливейшим из смертных".

– Ах, как это трогательно! – прочувствованно всхлипнула кузина.

А я слегка расслабилась в надежде, что мне не придется выслушивать про "стволы" и "ягодки".

– "Ее нежное тело плавилось под его умелыми ласками. Он благоговейно прокладывал дорожки поцелуев по ее чарующей плоти, вдыхал ее тонкий мускусный запах и наслаждался вкусом ее кожи."

Да, обрадовалась я все-таки рано. Однако же дядюшка взялся осваивать новую тему – кулинарную. При мысли о "вкусе кожи" меня слегка замутило. Надеюсь, сладострастный Гюнтер не искусал свою несчастную любовницу, и фразу следует понимать иносказательно.

– "Чресла его обуял нестерпимый жар, погасить который он мог, лишь утолив свое желание. Подхватив ее на руки, он решительным шагом двинулся к лестнице, чтобы подняться в спальню".

Я живо представила себе мускулистого Гюнтера с тщедушной (дабы не уронить после первого же шага) красоткой на руках. Поминая вполголоса всех демонов, он осторожно поднимался по лестнице, старательно нащупывая ступеньки, чтобы не упасть ненароком. Красотка в его руках закатывала в экстазе глаза и закрывала обзор копной белокурых волос. Обуянные жаром чресла нестерпимо зудели, и Гюнтер мечтал о купании в прохладном водоеме или хотя бы о ванне, но сцепил зубы и мужественно переносил все ниспосланные ему дядюшкой испытания. Ванна, надо полагать, до "утоления желания" Гюнтеру не грозила. Что же, придется бедолаге постараться управиться побыстрее.

– "Она сжала в ладони символ его мужественности и принялась уверенно поглаживать своей нежной маленькой ручкой".

Я растерянно моргнула. Вроде бы Гюнтер в этот момент поднимался по лестнице? Тогда проделать подобный трюк его любовнице было бы затруднительно. Или он уже успел добраться до спальни и сгрузить свою ношу на кровать? Об этом Вильгельм не упомянул.

– "Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь. Трепещущее лоно распахнулось навстречу его пылающему орудию страсти и приняло в свои тугие объятия".