Максим Шторм - Закон и честь [СИ]

Задумавшись, Элен едва не прозевала знак дворецкого. Чуть склонив темноволосую голову, девушка поспешила на кухню. Пришло время рыбных блюд. Речная форель, запечённая в грибном соусе, пахла просто восхитительно. У Элен слюнки чуть не побежали, когда она несла поднос в гостиную. Только сейчас девушка вспомнила, что за всей этой суматохой даже не успела поужинать. Обычно она садилась за стол на кухне вместе с детьми. Но сейчас дети безрассудно проказничают за праздничным столом, и ей придётся стоически терпеть окончания банкета. Ну, ничего страшного, лечь спать голодной ей точно не повредит. От нескольких фунтов Элен была бы только рада избавиться. Особенно в области бёдер… Подумав о своих многострадальных бёдрах, девушка вновь ощутила нахальное прикосновение пальцев Аткинса, больно сжимающих её ягодицы, и помрачнела.

Поставив поднос с форелью на край стола, Элен вернулась на место неподалёку от шушукающихся двойнят. Не иначе как малолетние озорники затевали очередную каверзу. Честь же накладывать кушанья на тарелки господ принадлежала Шатнеру. Дворецкий жестом подозвал к себе Элен.

— Мисс Харт, будьте добры, спуститесь в подвал и достаньте бутылку розового Мильто. Я предусмотрительно поставил её на стол, так что вы не ошибётесь.

Молча кивнув, Элен поспешно отвернулась от старика. Ей был и раньше не сильно приятен этот человек, а сейчас так особенно. Элен не могла простить Аткинсу его свинства, а дворецкому его молчаливого попустительства. Отреагировал бы Шатнер, зайди доктор Аткинс чересчур далеко? Что бы сделал дворецкий, если бы добрый директор Мерсифэйт вздумал зажать Элен в тёмном уголке и залезть ей под юбку? Вступился бы? Остановил бы распустившего лапы мерзавца? Честно говоря, Элен думала, что при любом из этих случаев невозмутимое выражение на физиономии Шатнера нисколько бы не изменилось.

Быстро, насколько позволял подол длинного платья и невысокие каблуки её лучших туфелек, Элен спустилась в подвал, перескакивая через ступеньку и, подхватив со стола запечатанную бутылку пятилетнего Мильто, так же быстро поднялась наверх. Просторный, меж стеллажей которого можно было заблудиться, как в запутанном лабиринте, подвал особняка Гиллроев откровенно пугал Элен. Она бы никому не призналась, но одно ощущение давящей на плечи колоссальной глыбы трёхэтажного старинного дома, когда ты и так ниже уровня земли, приводило её в тихий ужас. Она лишь сегодня впервые побывала в этом подвале, но впечатление он оставил самые неприятные. Будь её воля, она бы наглухо заколотила ведущую в подземную утробу дверь и повесила рядом табличку — «Опасно — не приближаться!»

Вернувшись на кухню, девушка торопливо протёрла припорошённую сырой пылью бутылку чистым полотенцем и… столкнулась нос к носу ни с кем иным, как с доктором Аткинсом, когда переступала порог кухни! Проклятье, успела подумать Элен, похоже, мне и впредь суждено встречаться с ним исключительно в дверях! Элен, сжимая в руках бутылку, невольно попятилась назад.

Психиатр стоял в дверном проёме, сложив руки на груди и беспечно улыбаясь. Повязанный вокруг шеи платок был небрежно растянут, на безупречно сидящем фраке ни пятнышка. Утончённое, худощавое лицо выражает неподдельное участие. Выглядел доктор Аткинс просто на загляденье, словно не выпил ни капли. Тёмно-карие глаза смотрели на Элен незамутнённо и изучающе, как на мелкую букашку, пришпиленную булавками к рабочему столу.

— Мисс Харт, какое неожиданное совпадение, — промурлыкал Аткинс и пригладил пальцами клинышек изящной бородки. У Элен движение пальцев доктора, плавное, текучее, тут же вызвало спазм в районе желудка.

— Простите, сэр? — пробормотала она, не отваживаясь поднять головы. Карие глаза девушки с отчаянием уставились в устланный мраморными плитами пол.

— Я говорю, что возвращался из уборной, когда что-то, не иначе, как само провидение подтолкнуло меня пройти на кухню, — пояснил доктор Аткинс, засовывая пугающие Элен руки в карманы брюк. — Я и надеяться не смел, что судьба снова предоставит мне шанс увидеться с вами с глазу на глаз, в более интимной и располагающей к открытым беседам обстановке, нежели в гостиной. Пожалуй, там становится излишне шумно. Знает ли, Катрин не всегда удаётся сдерживать себя в стремлении уничтожить все запасы праздничного спиртного. Она замечательная женщина, но пить совершенно не умеет.

Элен не знала, куда деть чёртову бутылку. Девушка вертела сосуд с вином и так и эдак, пока ей не пришла дельная мысль, что в случае чего тяжёлая бутылка вполне сойдёт за оружие самообороны. Элен твёрдо решила, что больше не позволит Аткинсу лапать себя.

— Сэр, прошу вас, мне нужно срочно идти, — насилу выдавила Элен, по-прежнему не глядя на загородившего спасительный выход психиатра. — Мистер Шатнер будет очень недоволен, если я сию минуту не принесу ему эту бутылку вина.

— Мистер Шатнер не посмеет и пикнуть на вас, если я ему не позволю, — усмехнулся Аткинс. Он был одним из тех людей, у которых улыбка никогда не затрагивала глаз. Лицо доктора прилежно изображало улыбку, мышцы изгибались, складывались, растягивались в необходимом направлении. Но глаза, глаза, эти зеркала души, отражающие человеческую суть каждого, оставались холодными и безмятежными, как затянутые февральским льдом озёра.

— Боюсь, я не совсем понимаю вас, сэр, — жалобно пропищала Элен, кляня себя на все лады за дрогнувший голос и предательские панические нотки.

— Ты слишком красива, чтобы прислуживать в доме богатых господ, пусть даже это и такие достойнейшие люди, как Гиллрои, дитя. С твоими данными ты должна жить иной жизнью, вместо того, чтобы вытирать детские сопли и выносить ночные горшки. Задумайся над моими словами. Ты же не хочешь до самой старости гнуть спину в бесконечных поклонах сильным мира сего? Ну конечно же нет! Я не забыл, как вспыхнули твои чудесные глаза! Как они загорелись не наигранным гневом. Ты не играешь в чувства, дитя, ты живёшь ими. И это прекрасно. Поверь, я как никто другой разбираюсь в человеческих чувствах.

— И поэтому никак не можете вылечить Стефана? — Элен дерзко посмотрела на врача. Иногда на неё накатывали приступы безудержной, безрассудной (или, как говаривала мама, безмозглой) отваги. И тогда девушка была готова на равных говорить хоть с чёртом. — Если вы настолько умны и опытны, если то, что о вас говорят, как о лучшем в городе психиатре, правда, почему же тогда вы дарите Стефану дурацкие побрякушки, вместо того, чтобы сделать для него хоть что-нибудь действительно полезное?

Аткинс удивлённо вскинул брови. Он посмотрел на Элен так, будто увидел её впервые.

— Признаться, вам удалось меня поставить в неловкое положение, мисс Харт. А это подвиг, доложу я вам. Задачка, не под силу большинству населяющих наш бренный мир серых и скучных обывателей. Но вы… Вы другая, мисс Харт. Вы личность.