Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Ничего живого.

«Марсиане» очень гордились своим карантином. Они выращивали еду в строгой изоляции, мучили инопланетных туристов длительной дезинфекцией. Даже машинам-гастроподам не разрешено было воспроизводиться: их партиями поставляли с рудных заводов и перерабатывали, когда приходил их срок. Что люди пытались сохранить? Расовую чистоту камней и песка?

– Нелепые предрассудки, – пробормотал старый священник в свой респиратор. – Жизнь есть жизнь!

Похоже, что «Джевел Изабель» весьма дорожила своим уединением. Он не предупредил ее заранее. Его посещение неофициально, и если она даст ему от ворот поворот, так тому и быть. Изолированный жилой модуль уже виднелся в конце аллеи из колеблющихся строматолитов. По пути Боааз еще раз просмотрел сведения из файла. «Старая. Для человека ее положения много путешествовала. Считается богатой. Нет социальных связей в Баттер-скотче, нет обмена данными с другими городами. Все необходимое заказывает специальной доставкой за свой счет. Локальный год назад прибыла на Марс по билету в один конец для колонистов». Боааз подумал, что это, должно быть, очень необычно. Марсианские колонисты под конец жизни иногда возвращались на родную планету, если могли позволить себе оплату медицинских расходов. Но зачем хрупкой пожилой женщине поступать наоборот, к тому же не планируя вернуться?

Священник и не заметил, как оказался прямо перед домом. На секунду он ощутил эгоистичное сомнение. Неужели он обрек себя на бесконечную череду визитов к случайным, неподходящим людям? Может быть, ему стоит просто тихо уйти… Но за ним уже наблюдали через прозрачное оконное стекло. Лицо поблескивало, проглядывая сквозь внешнюю и внутреннюю оболочку дома, будто из глубокого, беззвездного космоса.

– Кто ты? – требовательно спросил грубый голос, хриплый, как будто им долго не пользовались. – Ты настоящий? Можешь меня слышать? Ты не человек.

– Я слышу тебя, и я… э-э-э, немного волнуюсь. Я не человек, я шет, служитель Пустоты, только что прибыл, знакомлюсь с паствой. Могу ли я войти?

Отчасти он надеялся, что она откажет. «Уходи, не люблю священников, разве не видишь – я хочу, чтобы меня оставили в покое?» Но замок открылся. Боааз ступил внутрь, снял респиратор и верхнюю одежду и вошел в герметичную камеру.

По марсианским стандартам, помещение считалось большим. Переборки, наверное, убрали – скорее всего, изначально модуль предназначался для трех или четырех человек; но казалось, что комната заполнена людьми. Боааз узнал мебель с Земли. Не стандартная прессованная, как на Старой станции, а настоящая, многие части выпилены из ценных пород дерева. Вдоль одной изогнутой красной стены были выставлены в ряд кресла. Возле другой стоял высокий шкаф, письменный стол со множеством ящиков и несколько картин в рамах, отвернутые к стене. Еще два кресла расположились посреди комнаты возле простой керамической печки – единственного источника света. Пол покрывал расшитый богатым узором ковер. Боааз даже представить себе не мог, во сколько обошлась доставка всего этого обычным способом в материальной форме. Эта женщина на самом деле богачка!

В комнате было мало света, а теней – бесчисленное множество.

– Вижу, что вы действительно шет, – произнесла «Джевел Изабель». – У меня нет кресла, которое сможет вас выдержать, но, пожалуйста, располагайтесь.

Она указала на ковер, и Боааз аккуратно опустился на него. Вокруг столько ценных инопланетных вещей – он всерьез опасался что-нибудь сломать. Женщина села, по всей видимости, на свое привычное место. Для человека она была высокой и очень худой. Все тело закрывало наглухо застегнутое черное платье со свободными юбками, на запястьях и шее украшенное кремовыми узорами из материала, похожего на текстильную пену.

Боааз определил у нее все признаки человеческой старости: морщины, белые волосы на голове, глубоко запавшие бледные глаза. Но внешние приметы возраста часто обманчивы. Боааз заметил в ней и черты, свойственные многим существам, с которыми чаще всего сталкивается любой священник, и он помнил, что осведомленность никогда не должна порождать пренебрежение.

«Джевел Изабель» склонила голову. Для нее был ясен его молчаливый вердикт.

– Должно быть, вы не только священник, но и врач, – произнесла она тоном, не допускающим сочувствия. – Вы правильно догадались о состоянии моего здоровья. Давайте сменим тему.

Она спросила, понравился ли ему Баттерскотч и похож ли Марс на его родную планету. Стандартные вежливые вопросы, между ними – короткие необъяснимые паузы. Боааз рассказал о своих планах по сбору минералов и об удовольствии от путешествия. Его беспокоило странное ощущение, что в комнате многолюдно: хотелось оглянуться, убедиться, что на выставленных в ряд роскошных креслах никто не сидит. Но Боааз был слишком стар, чтобы повернуться без видимых усилий, а показаться невежливым ему не хотелось. Когда он заметил, что жилище Изабель (она поправила его, когда он произнес ее имена не в том порядке) было достаточно уединенным, она вымученно растянула губы в улыбке.

– Вы, возможно, удивитесь, но я не страдаю от недостатка общения.

– У вас есть ваши воспоминания.

Изабель смотрела куда-то ему за плечо.

– Или у них есть я.

Он не думал, что завоевал ее доверие, но перед его уходом они договорились, что он придет еще раз; она была очень щепетильна насчет деталей будущей встречи.

– Через десять дней, – сказала она. – Вечером, в полнолуние. Постарайтесь не забыть.

Когда он вернулся к ожидающей его повозке, туманные окраины Баттер- скотча уже не казались ему такими зловещими. Он правильно сделал, что пришел, и шутки Конрада обернулись во благо, иначе бедная женщина могла бы остаться без утешения, даруемого Пустотой. Здесь несомненно нуждались в нем, и он постарается сделать все, что сможет.

Он все еще чувствовал глубокое удовлетворение, когда повозка доставила его к зданию Старой станции. Он даже попытался сострить в разговоре с человеческим ребенком об этих замечательных скальных образованиях. Неужели одним прекрасным вечером они тоже пришли сюда из пустыни в поисках глотка чего-нибудь горячительного? Юноша, казалось, оскорбился.

– Когда станция строилась, они уже были на этом месте. Если бы на Марсе, мессир, водились живые камни… – юноша выпрямился во весь свой хилый, тщедушный рост и сердито уставился на шета, – нас бы здесь не было. Мы бы улетели домой и оставили Марс существам, которые на нем обитают.

Боааз зашагал прочь, вполголоса посмеиваясь. Дети! Но после того, как он пообедал в достойном уединении – как и всякий достопочтенный шет, он не мог есть на публике, – он решил воздержаться от общества Конрада. «Безумная старуха» занимала все его мысли, и он обнаружил, что вздрагивает каждый раз, стоит ему только подумать о повторном визите. Много раз он встречался с теми же проблемами, которые мучили Изабель, но раньше ему никогда не было страшно.