Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Так зачем же выступающий сейчас с трибуны комиссар Маартенс повторяет стандартные возражения ЕС против плана? Если только… если только это не намеренно избранная публичная линия поведения, а на самом деле они хотят, чтобы съезд одобрил проект. И есть ли лучший способ тайно поддержать программу, чем поставить самых непримиримых оппонентов в неловкое положение, заставив отрицать организацию попытки покушения на наиболее громогласных ее сторонников? Попытки (успешной или неудавшейся, все равно), которая даст Ангусу то, что Маартенс – ведущий двойную, а то и тройную игру – назвал «голосами сострадания».

Подозрения Ангуса росли стремительно, но тут в ухе у него зазвенело. Он щелкнул по мочке:

– Секундочку.

Он поднялся, извинился перед делегатом, сидевшим между ним и проходом, протиснулся мимо него и отвернулся лицом к стене.

– Да?

Это была вчерашняя следователь. Она стояла на пляже, у края зияющей в песке воронки, окаймленной кровавым месивом.

– Похоже, мы нашли вашего типа, – проговорила она.

– Полагаю, я могу сказать то же самое, – ответил Ангус.

– А?

– Увидите. Пошлите парочку сыщиков в Хилтонский центр, независимо друг от друга. Попросите их, как прибудут на место, связаться со мной. Буду ждать.

Повернувшись обратно, он увидел, что Маартенс уже сел на место, а профессор Чанг обводит взглядом ряды кресел, словно ищет кого-то. Заметив его, председатель улыбнулась.

– Лорд Валтос? Знаю, вы не внесены в список докладчиков, но вижу, вы на ногах, и уверена, нам всем будет интересно услышать, что вы можете сказать в ответ на столь резкие аргументы комиссара.

Ангус поклонился:

– Благодарю, мадам председатель. – Он откашлялся и подождал, когда голос синхронизируется с усилителями. Настроил режим увеличения, зафиксировав лицо Маартенса, затем обвел массу повернутых к нему голов расфокусированным взглядом, с самой обаятельной улыбкой на устах, и потом повернулся к сцене. – Благодарю, – повторил он. – Что ж, моя речь будет недолгой. Я полностью согласен с каждым словом, произнесенным многоуважаемым комиссаром.

Маартенс содрогнулся, точно ударенный током. Спазм был столь краток, что комиссар успел взять себя в руки и скрыть удивление еще до изумленного вздоха толпы. Если бы Ангус не наблюдал за бельгийцем крупным планом, он бы и сам ничего не заметил. Он вернулся на место и стал ждать, когда с ним свяжется полиция. Им потребуется минут пять, не больше.

Времени как раз достаточно, чтобы продать свою долю акций Син-Био.

Карл Шрёдер родился в 1962 году в общине меннонитов в канадской провинции Манитоба. Писать он начал в четырнадцать лет, пойдя по стопам Альфреда ван Вогта, который был родом из той же общины меннонитов. В 1986 году Шрёдер переехал в Торонто и стал одним из основателей ассоциации фантастов Канады SF Canada (он был ее президентом в 1996–1997 годах). Ранние рассказы он продавал в канадские журналы, а его первый роман «Эффект Клауса» («The Claus Effect»), написанный в соавторстве с Дэвидом Никлом, вышел в 1997 году. Первый сольный роман «Вентус» («Ventus») был опубликован в 2000 году, за ним последовали «Постоянство» («Permanence») и «Госпожа лабиринтов» («Lady of Mazes»), а затем и признанные НФ-романы из цикла «Вирга» («Virga»): «Солнце Солнц» («Sun of Suns»), «Королева Кандеса» («Queen of Candesce»), «Пиратское солнце» («Pirate Sun») и «Края, не знающие солнца» («The Sunless Countries»). Недавно вышел новый роман из этого цикла «Пепел Кандеса» («Ashes of Candesce»), Рассказы автора собраны в книге «Двигатель отзыва» («The Engine of Recall»). Совместно с Кори Доктороу он составил «Руководство по написанию научной фантастики для полных чайников» («The Complete Idiot’s Guideto Writing Science Fiction»).

Шрёдер живет в Торонто с женой и дочерью. Здесь, в сиквеле его более ранней повести «Дракон Припяти» («The Dragon of Pripyat»), он отправляет нас в Россию будущего, населенную духами советского прошлого, где идет игра по самым высоким ставкам.

Полет был ухабистым, и посадка оказалась ему под стать – в какой-то момент Геннадий решил, что у старого «Туполева» сейчас лопнет шина.

Однако его сосед за два часа даже не сменил позу. И это вполне устраивало Геннадия, который всю дорогу старался притвориться, что его здесь вовсе нет.

Молодой американец проявлял чуть больше активности во время перелета через Атлантику: во всяком случае, глаза у него были открыты, и Геннадий видел, как в них отражаются разноцветные огоньки из очков виртуальной реальности. Но после старта из Вашингтона он не обменялся с Геннадием и двумя десятками слов.

Короче, он был идеальным компаньоном для путешествия.

Другие четыре пассажира потягивались и постанывали. Геннадий ткнул Амброса в бок:

– Просыпайся. Добро пожаловать в девятую по величине страну мира.

Амброс фыркнул и сел.

– В Бразилию? – с надеждой спросил он. Потом выглянул в иллюминатор. – Какого черта?

В маленьком муниципальном аэропорту был всего один причал, к которому их самолет, единственный на взлетном поле, сейчас буксировал тягач. Над входом в одноэтажное здание красовалось слово «Степногорск».

– С прибытием в Степногорск, – сказал Геннадий и встал, чтобы достать свой багаж с полки. У него была привычка путешествовать налегке. Амброс, как он предположил, поступил так же по необходимости.

– Степногорск?.. – Амброс брел следом, тушкой в мятой одежде, приправленной застарелым потом. – Секретный советский город, – пробормотал он, когда они подошли к выходу, и его волосы растрепал порыв сухого горячего воздуха. – Население шестьдесят тысяч, – добавил он, опуская ногу на металлическую ступеньку трапа. – Производство бомб с сибирской язвой в годы холодной войны! – сообщил он на полпути вниз. И завершил, поставив ногу на летное поле: – Где, черт побери, находится этот Казахстан?..

– Он больше Западной Европы, – сказал Геннадий. – Слыхал о нем?

– Конечно, я о нем слышал, – огрызнулся юнец, но Геннадий видел по тому, как он смотрит перед собой, что тот все еще лихорадочно читает информацию о городе с какого-то сайта.

Тусклое августовское солнце продемонстрировало, что Амброс выше Геннадия, бледный, с вьющимися волосами, и все в нем какое-то мягкое – скульптура с закругленными углами. Зато у парня было широкое лицо, и он мог бы сойти за русского. Геннадий хлопнул его по плечу.

– Разговоры предоставь мне, – сказал он, когда они пошли по щербатой бетонке к зданию аэропорта.

– Короче, почему мы здесь? – спросил Амброс, почесывая шею.

– Ты здесь потому, что ты со мной. И потому, что тебе требовалось исчезнуть. Но это не означает, что я перестал работать.

Геннадий осмотрелся. Ландшафт здесь должен был сильно напоминать дом, до которого всего лишь день езды на запад, – и тут действительно раскинулось бескрайнее небо, какое он помнил по Украине. Однако после первого взгляда он присмотрелся внимательнее. Сухой степной воздух в это время года должен пахнуть пылью, а желтая трава – устилать степь до самого ровного горизонта, но земля тут казалась выжженной, с большими проплешинами. Вместо густой травы виднелась лишь щетина. Это больше походило на Австралию, чем на Азию. Даже деревья вокруг аэропорта были мертвыми – лишь серые скелеты, цепляющиеся ветками за воздух.