Дарья Кузнецова - Уездный город С***

— Прости, — тихо проговорил Натан, накрывая ладони девушки своими.

— За что?

— Как «за что»? За вот эту ругань, — пояснил он, поворачиваясь к ней лицом.

— Ой ладно! — захихикала вещевичка. — Я уже поняла, что у тебя это больной вопрос. Говорю же, ну точь-в-точь — Коленька! Тем более не так уж ты и ругался, даже его не стукнул.

— Велико достижение, — вздохнул поручик. Потом не удержался, всё же легонько поцеловал губы невесты и предложил задумчиво: — Пойдём мороженого съедим?

— А как же расследование? Наверное, нужно и Боброву всё рассказать, и дядюшке…

— Да чёрт с ними, вечер уже, хватит. До завтра подождут.

Аэлита возражать не стала, даже на её вкус приключений на сегодня было вполне достаточно.

И после такого насыщенного, трудного дня это оказалось хоть и внове для обоих, но на удивление приятно: просто гулять вдвоём, болтать о пустяках, смеяться, целоваться украдкой и не вспоминать совсем ни о чём серьёзном.

Следующий день выдался у Натана сумбурным и полным волокиты. Нужно было подбить все хвосты, всё всем сообщить, доложить, отчитаться и выслушать от окружающих то, что они сочтут нужным сообщить. Бобров очень ворчал на самоуправство, но хвалил. Чирков очень хвалил, но ворчал на тему участия в этой истории Брамс. Михельсон — просто ворчала, что Титов суетной и покоя от него нет. Однако все, кажется, в глубине души были поручиком довольны и даже, может быть, немного гордились: шутка ли, за неделю такой гордиев узел разрубить!

Аэлита так уж точно гордилась — и им, и собой, — и именно с этим чувством, очень бодрая и довольная, умчалась с утра пораньше в Федорку: оговорённые выходные кончились, нужно было навёрстывать упущенное. Всё же сыск сыском, а институт был для неё святая святых, и мысль оставить его в голову вещевичке даже не приходила. Натан сейчас даже радовался такому разделению обязанностей, поскольку без отвлекающего фактора в лице Аэлиты было проще заниматься подобной неприятной, рутинной, но всё же нужной работой.

В конечном итоге Горбача к себе забрала Охранка. Теперь, когда вопросов к нему не осталось, Натан совсем не возражал против подобного: ему же проще, не нужно вести разговоры с судебными и объяснять посторонним людям скользкие моменты с перемещением преступника по тайным коридорам, которых официально не существует.

Подписывая последние разрешения о передаче бумаг, улик и прочих документов, он даже вспомнил просьбу русалок и сообщил её Боброву. Начальник Охранки в ответ очень странно, мстительно усмехнулся и заверил, что не в состоянии отказать прекрасным девам и с радостью исполнит их просьбу.

— А зачем она им нужна, эта верёвка? — не удержался от вопроса Титов. — В чём подвох?

— Это довольно трудно объяснить, — медленно проговорил Бобров, кажется просто ленясь вдаваться в подробности. — И вам, пожалуй, пока не стоит в это соваться, сначала хотя бы с Навью и Явью разберитесь.

— А всё же? — проявил настойчивость поручик. Пару мгновений они мерились взглядами, и начальник Охранки всё же сдался.

— Верёвка висельника — это очень старый и очень сильный символ, — Бобров на мгновение умолк, словно переводя дух. — У людей это отражено во всех религиях. Помните, например, был такой библейский персонаж, Иуда Искариот? Или вот из более древних и разумных, у скандинавов был такой бог, Один, который повесился на мировом древе Иггдрасиль, чтобы приобрести тайные знания.

— Разумных? — переспросил Натан. Нет, он уже почти привык, что сказки почти не врут, но… именно что почти. Этак дойдёт и до реальности не только Одиссея с его странствиями, но и Геркулеса с Юпитером, а уж про древних славянских богов и говорить нечего.

Собственно, Титову про них и впрямь нечего было сказать: античные авторы входили в программу обучения, а вот местные языческие верования — едва ли.

— Вполне, — чуть усмехнулся начальник Охранки, вполне уловив замешательство поручика. — Понимаете ли, некоторые суеверия, связанные с навьями, исключительно правдивы. Например, девушки-утопленницы порой становятся русалками, а упыри — это действительно восставшие покойники. Такие вот духи, в отличии от диви и других урождённых навьев, находятся где-то посреди двух миров, касаясь порой третьего, недоступного нашему восприятию. Того, куда уходят души умерших людей. Порой его называют Правью. Так вот, верёвка висельника — уж не спрашивайте, как так вышло, не я такие порядки завёл, — связывает сразу три мира, Явь, Навь и Правь, которую все мы поминаем вполголоса и с оглядкой, но в существовании которой не сомневаемся. Такая вещица может дать владельцу большую силу, что, собственно, произошло с Одином: этот хитрый викинг не просто получил верёвку, но повесился на ней сам, да ещё в таком месте… Душа повешенного как бы свивается с этой верёвкой и тянется через все три мира. Если душа чужая, то чем больше на нём грехов, тем крепче связь. Скажем, безвинно вздёрнутый мученик от верёвки освобождается в мгновение после смерти, а вот самоубийца или другой какой злодей дёргается в ней ой как долго, и если к нему с умом подойти, то ух каких дел наворотить можно! Поговаривают, если найти иудину верёвку да за неё хорошо потянуть, весь мир наизнанку можно вывернуть. Впрочем, это всё лирика, и русалкам верёвка совсем для другого. Они духи простые и без претензий, им отомстить хочется и не дать ему спокойно помереть, вот и помыкают его между миров, пока не надоест. Обитая на стыке трёх миров, они сумеют воспользоваться верёвкой безо всякого труда.

— А разве убийца не будет наказан на том свете? Ну, Геенна огненная, и прочие… кхм. Мероприятия, — неуверенно проговорил Титов.

— Кто его знает, что на том свете будет? — хмыкнул Бобров. — А девушкам сейчас хочется душу отвести.

— Разумно, — растерянно отозвался поручик. А потом, коль уж разговор пошёл такой мирный, всё же рискнул задать еще один мучающий его вопрос: — Михаил Петрович, а всё же, как получилось, что вы не в курсе существования на «Взлёте» подвала с тайным выходом? Мне казалось, что навьи все входы-выходы из этого места чуют. Неужели в вашем ведомстве не нашлось никого, кто опознал бы это строение? Кладка-то приметная.

— Не сыпь мне соль на рану, — скривился начальник Охранки. — И так уж вспомнил твою ругань про эти ходы проклятые, вот уж сполна мне за самонадеянность прилетело. Не люблю я подвалы, не люблю, и навьев у меня в отделе почти нет. Говорю же, не чудь я подгорная, в Навь редко хожу, и то своими дорогами, да и на «Взлёте» уж всяко по подвалам не шастаю. А ты небось меня уже в предатели записал? — хмыкнул он.

— Была такая мысль, — не стал спорить Натан. — Но всё же я больше склонялся к разгильдяйству.