Дарья Кузнецова - Уездный город С***

Да Титов ей и ночью сегодня приснился, отчего сон был беспокойным и смутным. Подробностей вещевичка не помнила; только взгляд, весёлый и ласковый, с каким он вчера называл Брамс необычной и замечательной.

Наперерез обезумевшему мужчине девушка сейчас бросилась совсем не из желания совершить подвиг — про эту свою мечту она вообще вспомнила только теперь, — а в сумасбродной и необоснованной уверенности, что уж её-то он точно не тронет.

Не тронул, но Аэлита запоздало испугалась. А если бы нет?

— Владимир Маркович, так что, вы думаете, с Титовым? — тихо спросила Брамс, потому что мужчины отвлеклись на какие-то свои дела и воспоминания.

— Федорин полагает, что это контузия, и я не вижу смысла с ним спорить, — пожал плечами Машков.

— А что это? — полюбопытствовала Аэлита, весьма далёкая от медицины. Слово она прежде слышала, но никогда не вдавалась в подробности.

— Травма такая, при которой мозг повреждается. Часто на войне случается, от ударной волны артиллерийского снаряда например, — пояснил мужчина. — Оно по — разному случается: порой человек вообще нормально жить не способен, а порой выздоравливает, но последствия сказываются ещё долгие годы. Может быть, что человек вроде бы и нормальный, а вдруг раз — и срывает резьбу. Алкоголь вот часто провоцирует, видать, и у Титова так же. А тут ещё, думаю, сыграл роль определённый настрой, день, да и Валентинов слишком… своеобразен.

— У Натана Ильича могут быть из-за этого проблемы? — уточнила девушка.

— Будут, скорее всего, но не думаю, что серьёзные, — ответил Машков. — С ним же Васька пошёл, а Федорина Чирков крепко уважает. К тому же он тоже знает, что Валентинов за фрукт, как-нибудь уладит.

— Пойду я тоже с дядюшкой поговорю, — решила Брамс, поднимаясь с места. Понимающих взглядов и улыбок, таящихся в уголках губ присутствующих, вещевичка просто не заметила.

К кабинету полицмейстера она, однако, шла не торопясь, сосредоточенно раздумывая о последних происшествиях и собственных переживаниях. Может, Аэлита и испытывала трудности в общении, но дурочкой она не была и всегда отдавала себе отчёт в собственных поступках, точно зная, зачем она их совершает, и «просто захотелось» в её действиях неизменно имело под собой некое весьма прагматичное «зачем». Раньше — всегда.

А теперь ей безо всяких «зачем» было спокойно и уютно, когда поручик находился рядом. Это было неожиданно, очень сложно и непонятно, но вместе с тем — легко и странно естественно. Как радоваться хорошей погоде, как уплетать мамины плюшки или ехать на «Буцефале» с такой скоростью, что захватывало дух. Обыкновенные, каждодневные, не имеющие большой и великой цели жизненные удовольствия, которые, на первый взгляд, не могли иметь никакого отношения к знакомому всего несколько дней мужчине. И Брамс пыталась понять, как такое возможно и как к подобному стоит относиться.

Однако ничего путного не надумала и в конце концов просто плюнула на эти размышления. Ну нравится и нравится, и бог с ним! На её нынешней цели это всё равно не сказывалось: неприятностей Титову она не желала бы в любом случае, безо всяких посторонних соображений, и надеялась уговорить Чиркова смягчиться, если тот всерьёз рассердился на петроградца за рукоприкладство.

— …меня правильно, что это не метод! — приоткрыв дверь (секретарь прекрасно знал Брамс и потому не препятствовал), услышала девушка недовольный голос полицмейстера. — Ну и ответили бы словами, или дуэль, в самом деле, тоже выход, но вот так — нехорошо, Натан Ильич. Поймите меня правильно, вы же старше по званию, начальник, должны же как-то пример подавать!

Аэлита понимала, что подслушивать нехорошо и стоило бы известить мужчин о своём присутствии, но любопытство взяло верх.

— Человек, презирающий чужие подвиги и пренебрежительно относящийся к героям своей земли, не имеет чести. А тех, кто не имеет чести, не вызывают на дуэль, им просто бьют морду, — угрюмо проговорил Титов.

— Я совершенно уверен, что Антон Денисович не хотел ничего такого, — твёрдо возразил Чирков. — Просто произошло некоторое недопонимание, он неясно выразился.

— Именно, именно что недопонимание! — вставил предмет обсуждения.

— Простите Пётр Антонович, но Валентинов выразился предельно ясно, — вмешался Федорин. — Он регулярно высказывался предельно ясно, но мы все к нему привыкли, а поручик, как человек новый, не сдержался. Да и вы сами, Пётр Антонович, сколько мне помнится, очень нервно всегда реагировали на высказывания о том, что Государю Императору не стоило направлять солдат на восток, и союз с островами нам был не нужен, и вообще пусть бы они сами с заокеанскими соседями разбирались, а нам, дескать, и Аляска никакая не нужна.

— Да ладно уж тебе, Федорин, вспоминать, — явственно смутился Чирков, и Брамс поняла, что без её помощи тут прекрасно обойдутся — не очень-то полицмейстер и сердился.

Участие Чиркова в военной кампании начала века не было секретом, напротив, являлось большим его поводом для гордости и источником множества рассказов. На Дальнем Востоке и в Северной Америке Пётр Антонович провёл добрых десять лет и внёс свой вклад в победу. В родной город вернулся пятнадцать лет назад с ценным пополнением своей оружейной коллекции, чрезвычайно модными в то время сувенирами для всей родни и глубочайшим одобрением заключённого Империей союза — в сердце.

Союз этот вызвал в своё время множество кривотолков: как же так, наследник престола взял в жёны не европейскую принцессу, а необычную до изумления пришелицу с островов, расположенных на другом конце земли! Да и от японского императора никто не мог ожидать такого шага — никогда прежде принцесс не отдавали за чужестранцев. Однако решение отступить от традиций было продиктовано исключительно собственной выгодой и желанием отстоять независимость страны. Выбирая между западным диким союзником и восточным ещё более диким захватчиком, уже показавшим своё лицо, Мэйдзи неожиданно сделал ставку на первого. И выиграл.

Да и единственный выживший сын Александра, великий князь, а ныне — император Михаил II,тоже вроде бы выиграл. Поручиться за это не мог бы никто, но на посторонний взгляд в государевой семье царил лад, да и бог благословил союз и страну здоровыми наследниками. Необыкновенной, конечно, наружности, но по-своему красивыми.

А полицмейстер тем временем продолжал, желая скорее свернуть разговор:

— В общем, выговор тебе Титов, всё же держи себя в руках, не дело это. А вам, Антон Денисович, тоже стоило бы внимательней относиться к своим словам.

— При всём моём уважении, я говорю то, что думаю, и не собираюсь под кого-то прогибаться, — возразил Валентинов.