Дарья Кузнецова - Уездный город С***

Брамс внимательно вгляделась в алеющий на щеке шокированного мужчины отпечаток, посмотрела на собственную горящую от удара ладонь, сжала и разжала кулак.

— Интересное ощущение, — задумчиво проговорила себе под нос, рассеянно улыбнувшись. — Кажется, я начинаю понимать…

— Да как ты… какое ты право!.. — возмущённо булькнул, пытаясь вернуть себе дар речи, Антон Денисович.

— А какое право вы имеете делать мне подобные замечания? — отбрила Брамс. — И разрешения обращаться ко мне на «ты» я лично вам не давала!

Мужчины только ошалело хлопали глазами, наблюдая за происходящим — от обычно рассеянной и витающей в облаках вещевички никто просто не ожидал столь внезапной вспышки негодования. Прежде она не придавала значения подобным условностям, а если кто-то делал ей замечания, не касавшиеся её профессиональных качеств, пожимала плечами, глядя сквозь человека и пропуская всё лишнее мимо ушей, а тут вдруг подобное!

Вновь повисшую тишину разорвал хриплый, каркающий хохот Элеоноры и её же резкие хлопки аплодисментов, под которые Валентинов, окрысившись на Аэлиту и состроив злющую гримасу, пробкой выскочил за дверь.

— Браво, дорогая! — заявила Михельсон смущённой такой реакцией Брамс. — Вот что значит — правильное сочетание! Вот теперь у нас порядок будет, этак мы всю дрянь из Департамента вытурим! А там и из города тоже, — Женщина приблизилась, с сосредоточенным видом обошла вещевичку, внимательно разглядывая обновку, и подытожила, продемонстрировав большой палец: — А брюки отличные, потом черкнёшь мне адресок портнихи.

— Элеонора Карловна, это вы о чём? — полюбопытствовал Чогошвили. — Правильное сочетание чего?

— Мал ещё, — фыркнула женщина.

— Полагаю, Эля имеет в виду своеобразное влияние нового начальника на наше юное дарование, — улыбаясь в усы, предположил Φедорин, после добавил задумчиво: — А может, и на нас всех. Честно говоря, я по-прежнему задаюсь вопросом, почему до сих пор никто из нас так и не начистил Валентинову лицо, ждали Титова…

— Значит, так надо было, — флегматично отозвалась Михельсон, жестом поманила за собой вещевичку к столу и спокойным, деловым тоном принялась ту просвещать: — Вот, держи, передашь петроградцу. Это ему из Киева телеграмма, вот здесь по вещевикам справки, он вчера спрашивал. Если вкратце, коллеги твои вполне законопослушные люди и проблем с нашим ведомством ни у кого из списка особенных не было. Так, по ерунде.

Из киевского послания следовало, что историк Данила Рогов действительно имелся, по краткому описанию походил на знакомца с Песчаного острова, а дальше следовало ждать высланного воздушной почтой личного дела.

А пока Брамс отводила душу, поручик имел разговор с Чирковым.

По части вещевиков тот хоть и поворчал для порядка, но согласился с доводами Титова, что посещение «Взлёта» и беспокойство ценных специалистов более чем оправданно. Он даже не стал ограничиваться разрешительной бумагой, а сам позвонил в Охранку, сразу её начальнику. И по тому, с какой искренней теплотой полицмейстер разговаривал с «дорогим Михал Палычем», Натан понял, что отношения у здешних полицейских с Охранкой неплохие. Может быть, не такие уж дружеские, как Чирков показывал, но поручик позволил себе надежду, что совать палки в колёса следствию смежное ведомство не станет. При наличии, конечно, весомых аргументов, а их у Титова имелось в достатке.

Личная же часть беседы, касательно будущего и настоящего Аэлиты, выдалась уже более напряжённой. Чирков слишком привык к мысли, что избавился от этой головной боли, пойдя на поводу у родственницы, и совершенно не желал нового обострения конфликта. И хоть признавал разумность доводов поручика, и не хотел терять столь талантливого вещевика, но всё равно с внутренним протестом относился к необходимости резко отказать кузине в её притязаниях. Он отчаянно пытался усидеть на двух стульях, даже сознавая невозможность подобного, и Натан, покидая его кабинет, не мог уверенно ответить на вопрос, какое решение принял полицмейстер и принял ли вообще.

Однако Титов был готов упорствовать до конца и Брамс не уступать, даже несмотря на собственные птичьи права на этом месте. Хотя и понятия не имел, как поступит, если Чирков всё же упрётся и предпочтёт избавиться не только от неудобной родственницы, но и от назойливого петроградца, доставляющего массу проблем.

Обитателей двадцать третьей комнаты Натан нашёл в оживлении, и особенно бросался в глаза весьма довольный, даже гордый вид вещевички.

— А вот и начальство пожаловало, — весело поприветствовал его Федорин и выразительным взглядом обвёл трость. — Экий ты перекошенный… Вы же вроде вчера отделались лёгким испугом?

— Это не вчера, это давнишнее, — отмахнулся Титов и растерянно уточнил: — Я что-то пропустил?

— А то! Аэлита Валентинова приголубила!

— То есть как? — обомлел поручик.

— Ну уж всяко поскромнее, чем ты вчера, — хохотнул Федорин. — Обошлась оплеухой.

— Что же он такое натворил? — охнул Титов, тяжело опускаясь на стул.

Представить, чтобы мирная и рассеянная вещевичка вдруг перешла к рукоприкладству, он попросту не мог. То есть мог, но должно было случиться нечто совершенно из ряда вон. Однако поручик был пока слишком хорошего мнения о служащих уголовного сыска и полагал, что в подобном случае за честь девушки вступился бы кто-то ещё.

Ведь вступился бы, да?..

— Да как обычно, гадости говорил, ничего больше, — со смешком успокоил его Василий. — Сказать по правде, никто и чухнуться не успел, как Аэлита сама его на место поставила. Твоё благотворное влияние.

— Да уж, — страдальчески покривился Титов, пятернёй взъерошив волосы. — Как бы только это боком не вышло.

Он четверть часа убеждал Чиркова, что никакой беды с Аэлитой не случится и она под присмотром, а стоило отвернуться — так «благотворное влияние» из всех щелей полезло!

— Да перестань, на Аэлиту Валентинов жаловаться не пойдёт, — отмахнулся Федорин, легко проследив ход мыслей петроградца. — Она же нашему полицмейстеру родня, побоится.

— Мне бы твою уверенность, — вздохнул Натан. — Ладно, время покажет. Идёмте, Брамс, нас в Охранке ждут.

Пока шли по коридорам, задумчивая Аэлита передала поручику слова Элеоноры и выданные ею документы.

— Натан Ильич, мне не стоило этого делать, да?

— Делать что? — уточнил Титов.

— Ну, Валентинова бить. Он конечно гадости говорил, ему одежда моя не понравилась, но я не знаю, почему вдруг решилась… Обыкновенно бы и внимания не обратила.

— Не знаю, — вздохнул Натан. — Я не сомневаюсь, что он это заслужил и вы были правы. Да по Валентинову давно батоги плачут, и я, признаться, не понимаю, отчего его все терпят. Родня у него, что ли, высоко сидит?.. Но мне не нравится, какие последствия подобное может иметь. Если он решит нажаловаться Чиркову, объясниться с вашей семьёй станет еще труднее. Впрочем, не берите в голову, всё уладится. Чай, не семнадцатый век на дворе, и мы, слава Богу, не в Εвропе, чтобы вас силком в доме запирали.