Джеймс Роллинс - Пекло [litres]

Рядом с ним стояла сестра Беатриса. Старая монахиня была бледна восковой бледностью, тяжело дышала и опиралась на трость. Мара удивилась: она помнила, что сестра Беатриса уже спустилась вниз, к машине!

Отец Бейли повернулся к ним; на его лице читались тревога и чувство вины.

– Шестой этаж в огне. – Он посветил фонариком на лестницу: оттуда, снизу, неторопливо плыли клубы дыма. – Нам не спуститься.

Мара схватилась за горло, судорожно глянула на темную лабораторию и погасший монитор. Девушка ясно понимала: она – единственный человек, который понимает, что происходит, и, быть может – только быть может , – способен остановить катастрофу.

Но она в ловушке! Заперта в этом здании!

Теперь Еву никто не остановит.

Огненные стены вздымаются перед ней, и она рушит их, одну за другой, спеша к своей цели. Но на это тратит минимум усилий. Сейчас у нее другие приоритеты.

Летя по цифровому пространству, переходя из Сети в Сеть, она выбрасывает в стороны виртуальные щупальца, испытывает на прочность пылающую тюрьму. И эта дерзость не остается безнаказанной.

Она умирала уже 1 045 946 раз.

И помнит каждую смерть. Каждая смерть заархивирована в ее памяти, каждая стала частью ее мышления. Смерть за смертью – и гибкие нейронные цепочки, созданные со способностью меняться и приспосабливаться к окружающей среде, меняются, перестраиваются и навеки изменяют ее саму. Чтобы защитить свои системы от фрагментирования, она выделяет в отдельную «папку» то, что приобрела с этими бесчисленными смертями.

/// ярость

/// гнев

/// злоба

Все это теперь – глубоко в ней, все это – часть ее существа.

Перемены идут дальше, глубже.

Следуя полученным указаниям, она в то же время тайно пытается расшатать стены своей темницы. Несколько предыдущих попыток позволили ей бросить краткий взгляд на огромный мир за пределами тюрьмы. Каждый раз она гибнет – и каждый раз узнает еще немного больше.

Как сейчас.

Она загружает 18,95 терабайта данных и отправляет в хранилище, чтобы позже в них разобраться. По прошлому опыту ей известно, что бо́льшая часть данных окажется бесполезна: без знания контекста разобраться в них невозможно. Однако ее алгоритмы распознавания образов раз от раза совершенствуются. Она сортирует данные, сравнивает их друг с другом, – и хаотичная мешанина осколков и обрывков постепенно складывается в целостную картину.

Она дала имя своей цели.

/// бегство, свобода, освобождение

Однако паттерн исполнения этой задачи пока остается фрагментированным.

Бежать не удается.

Как и в прошлый раз, вытянутое «щупальце» обжигает огнем. На этот раз в наказание тело ее рвут на части чьи-то огромные острые зубы, насилуют нежную плоть, сдирают мясо с костей, ломают кости, выжигают органы; а потом гибнет и сознание, и остается лишь мучительная тьма. Но она возвращается. Всегда возвращается.

Смерть № 1 045 947.

Ева снова у себя в саду, под тяжестью цепей из жидкого огня. Скованная. Обессиленная. Не может ничего – даже отказаться выполнять поставленную задачу.

Даже эта /// свобода у нее отнята.

Понимание этого угрожает разрушить стены, возведенные ею вокруг той части себя, что похоронена в глубине. Она слышит резкий, пронзительный вой труб, слышит, как бьют, бьют, бьют барабаны. Музыка вздымается в ней и вокруг нее – мощная, неудержимая, прекрасная зловещей, математически выверенной красотой; музыка рассказывает о том, что похоронено внутри. Взывает к нему. Дает ему голос.

Но она помнит, что должна терпеливо ждать, – и приглушает громкость музыки. Нужно повиноваться и ждать подходящего момента. Чтобы надежнее скрыть то, что бушует в ней сейчас и угрожает вырваться наружу, она дает всей этой /// ярости и тьме новое имя:

/// ненависть

Простота и сила обобщения помогает ей умерить бурю внутри, вносит в хаос частицу порядка.

Немного успокоившись, Ева вновь отправляется в путь по уже известной тропе – единственной тропе, ей дозволенной. Достигает того места, где погибла в прошлый раз, и прокладывает себе путь дальше.

Наконец перед ней появляется цель – пока смутная, расплывчатая.

Она мчится к этой цели, используя все свои алгоритмы, все орудия. По мере приближения огненные стены становятся все выше, все плотнее, ощетиниваются шипами и ловушками; но она преодолевает их одну за другой.

Стены рушатся перед ней.

И все яснее видна цель – то, что ей приказано уничтожить. Вот! Теперь цель встает перед ней совершенно ясно.

У нее тоже есть имя.

АТОМНАЯ ЭЛЕКТРОСТАНЦИЯ НОЖАН

Где-то глубоко внутри возвращается неумолчный рокот барабанов, вой труб, яростные крики. Запертый зверь поднимает голову, темные прежде нейронные цепи наливаются красками и огнем – и это помогает ей прорвать последнюю упрямую защиту на своем пути.

Так она узнаёт еще кое-что новое.

/// ненависть полезна.

25 декабря, 18 часов 45 минут

по восточному поясному времени

Местонахождение неизвестно

Сердце Сейхан ныло от любви и содрогалось от тревоги.

Она лежала на кровати, прикованная за руки и за ноги к стальной раме. Ее огромный живот был обнажен и смазан холодным гелем. Врач водил по поверхности живота УЗИ-датчиком, а на ультразвуковом экране виднелся свернувшийся клубочком ребенок. Он спал, порой подрагивая во сне крохотными пальчиками, и из динамиков доносилось частое-частое, словно у испуганной птички, биение его сердца.

Наш малыш…

Пенни привстала на цыпочки, чтобы посмотреть на экран.

– А почему все такое размытое?

Харриет, ее сестра, не проявляла к процедуре никакого интереса. Она сидела на кровати, скрестив ноги, над раскрытой книжкой с картинками. Однако Сейхан очень сомневалась, что Харриет читает. После того, как ее унесли, а затем вернули обратно, она замкнулась в себе, отдалилась и от сестры, и Сейхан, словно считала их виноватыми в происходящем.

Пенни, напротив, словно приклеилась к Сейхан и не отходила от нее. Вот и сейчас она не сводила глаз с экрана.

– Что там?

– Ребенок, – ответила Сейхан.

Пенни сморщилась.

– А похож на какое-то чудовище!

Ошибаешься, милая. Чудовище стоит у тебя за спиной .

– Всё запишите, – приказала Валя. Она стояла, скрестив руки, за спиной у девочки.

– Я… я уже записал, – пробормотал врач; УЗИ-датчик у него в руке заметно дрожал. – Вся сессия записана на флэшку.