Дин Кунц - Комната шепотов [litres]

Если он узнал в ней копа, то, значит, и сам был копом. А если бы он узнал в ней самую разыскиваемую преступницу Америки, то вряд ли говорил бы с ней так спокойно. Но по манерам мужчины было невозможно догадаться о его намерениях.

– Немного раньше, – продолжил он, – я видел вас в торговых рядах по другую сторону улицы. Вы там выуживали информацию. А меня не заметили.

– Меня беспокоит то, что я вас не заметила.

– Мы, провинциальные шерифы, иногда тоже умеем вести наблюдение.

В его произношении не слышалось кентуккийских ноток. Формы на нем не было. Покрой одежды, как и у Джейн, позволял носить под ней оружие. Подозревая, что знает ответ, она все же спросила:

– Вы – местный шериф?

– Нет, упаси господь. Это место наводит на меня ужас.

Из-за угла вышли парень и девушка, рука об руку, и направились прямо к ним. Повысив голос, шериф удовлетворенно произнес:

– И ничуть не изменились. Сколько прошло – четыре года?

– Чуть больше трех, – сказала Джейн.

– Как Вернон и детишки? – спросил он.

– Джои мы определили в частную школу. Малютка Сара берет уроки танцев. Вернон… ну, вы знаете Вернона. Как поживает Хортенс?

– В следующем месяце у нас двадцать пятая годовщина. Она собирается устроить что-то грандиозное, мы такого даже не можем себе позволить. Но я думаю, до двадцать шестой мы доживем.

Наконец эти двое оказались на таком расстоянии, что не могли ничего услышать. Шериф понизил голос:

– Когда я увидел, как вы входите в ресторан, я тоже вошел – через задний ход.

– Зачем?

– Ну, не знаю. Из любопытства.

Джейн ждала вопроса о том, кто она такая и где ее удостоверение. Но он ничего не спросил.

– Где вы работаете шерифом? – поинтересовалась она.

– Миннесота. Сельский округ. Возможно, слышали о беде, которая постигла нас на прошлой неделе. Погибли сорок шесть человек.

– Женщина в горящей машине убила губернатора.

– Вы не сказали «сумасшедшая женщина».

– Откуда мне знать, сумасшедшая она или нет?

Он посмотрел на Джейн. Вероятно, в ее глазах отражался свет мигающих лампочек с дерева. В его глазах не светилось ничего.

– Мы дружили с Корой, которая сидела за рулем машины-бомбы. Дружили двадцать лет. В прошлом августе она приезжала сюда на конференцию, которую проводили в отеле.

– Что за конференция?

– Обучение детей с особенностями развития. И вот здесь с Корой что-то случилось. Она уже никогда не была прежней.

– Что-то случилось? Как так?

– Здесь прохладно. Если вы в силах выпить еще бокал вина и сохранить остроту мыслей, можно зайти в таверну в конце квартала.

– В этом городе я могу выпить хоть бутылку и при этом остаться трезвой.

Взятый напрокат «шевроле» стоял неподалеку у тротуара. По пути в таверну шериф остановился у машины, открыл багажник и вытащил тетрадь на спирали.

– Здесь то, что сочиняла Кора, – сказал он.

– Она была писателем?

– Да. Чертовски хорошим.

– Я не слышала о ней… вот только из новостей и узнала.

Они двинулись дальше, и шериф сказал:

– Эмили Дикинсон написала сотни стихотворений, но только десять были напечатаны при ее жизни.

– По-моему, не больше шести.

– В сравнении с Корой, Эмили была медийной звездой своего времени.

– А какое отношение ко всему этому имеет ее проза?

– Она также написала о том, что происходило с нею. Думала, что у нее в голове завелся паук и откладывает там яйца.

Джейн остановилась. Одно из самоубийств, которые она расследовала в самом начале всего этого, совершила талантливая двадцатилетняя женщина по имени Порша, работавшая программистом и сотрудничавшая с «Майкрософтом». У нее не было никаких оснований уходить из жизни. Прощальная записка, которую она оставила родителям, отпечаталась в памяти Джейн: «У меня в мозгу паук. Он говорит со мной».

– Что случилось? – спросил шериф.

Джейн оглянулась, почти уверенная, что за ними следят. Но хвоста не было.

Она оглядела улицу с закрытыми магазинами на противоположной стороне. Нет, она не чувствовала угрозы со стороны преследователя-одиночки. Враждебным представлялся весь город, как, например, Дахау или Аушвиц, советские лагеря, поля смерти, где красные кхмеры убивали и хоронили своих жертв. Такое же ощущение приходило к ней и раньше – на отдаленной ферме, где два злобных социопата за пять лет изнасиловали, убили и захоронили двадцать две женщины. Второго агента тогда убили, помощи ждать было неоткуда. Незаметно подобравшись, Джейн прикончила обоих, причем второго – в свинарнике, который уже много лет использовали как кладбище. Двадцать две жертвы были захоронены здесь без всяких надгробий, закопаны в удобренную свиным навозом землю – последнее оскорбление для них. Стоя над телом человека, который мучил и убивал их, она дальней частью мозга слышала крики его жертв, мольбы о милосердии, которого им так и не досталось. Казалось, она шестым чувством воспринимает печальную и загадочную мозаику, в которую сложились кости этих мучениц под землей, той самой, где она стояла сейчас, – разложение плоти и подвижки земли окончательно упокоили их. А угроза, исходящая от этого места, была как некое темное излучение, шедшее от городской почвы, и сам городок походил скорее на диораму идеального поселения, которую в любой момент можно поместить под стекло и сохранять в вакууме, исключающем всякую возможность появления жизни на этих улицах.

– Мне нужно выпить вина, – сказала она шерифу.

В утробе таверны мягкие тени перемежались еще более мягким светом, в воздухе приятно пахло разливным пивом, которое пеной переливалось через края кружек и уходило в сливную решетку под подставками. Звучали только легкие кантри-композиции, в которых обретенная любовь воспевалась так же часто, как и потерянная, – сладкой грусти было ровно столько, сколько необходимо.

В полукабинете с высокими стенками в заднем конце зала – рядом не было никого, кто мог бы подслушать их разговор, – сидели Джейн и Лютер с бокалами в руке. Он рассказывал о Коре Гандерсан: о ее тетрадях с рассказами, о повторах, неоднократных мучительных признаниях в том, что у нее в мозгу обитает паук, об обыске, который странным образом приостановило ФБР, о невиданном пожаре, ничего не оставившем от дома, о визите Бута Хендриксона из Министерства юстиции, убедившем Лютера, что здесь осуществляется операция прикрытия.

Джейн ждала, что Лютер спросит у нее, кто она такая, на какое агентство работает, но он говорил и говорил, выкладывал наболевшее, словно уже доверял ей.

Наконец он положил на стол тетрадь на спирали, которую взял из багажника, и открыл ее на развороте, исписанном четким, ровным почерком. «Странный человек за столом в моей кухне, говорит: „Поиграем в маньчжурского кандидата, Кора“, а я отвечаю: „Хорошо“, а потом происходит что-то, чего я не помню, потом он говорит: „Auf Wiedersehen, дура ты, сука костлявая“, а я в ответ отвечаю „До свидания“, и только, словно он не оскорбил меня, а потом он уходит, будто его никогда не было, но, черт побери, он был, был здесь, был, был, был».