Дин Кунц - Комната шепотов [litres]

– Вы можете спать под музыку? – спросил Берни.

– Сейчас я усну даже под пушечную пальбу.

– Я тихо.

Он принялся возиться с кнопками проигрывателя компакт-дисков. Когда зазвучала музыка, Джейн сказала:

– Лоренс Уэлк и его Шампанский оркестр [44]. Вы любите биг-бенд, свинг?

– Я не отличаю одного биг-бенда от другого.

– Дюк Эллингтон, Арти Шоу, Бенни Гудман. Великая музыка.

– Мириам любила смотреть Уэлка по телевизору. Я знаю, что его музыка старомодна.

– Да, именно так, и стыдиться тут нечего. Он давал людям то, чего им хотелось. Никогда не претендовал на большее, никогда не был в первых рядах.

– Вы разбираетесь в музыке?

Джейн чуть было не сказала: «Могу играть на пианино». Она слишком устала, чтобы доверять себе во время разговора.

– Спокойной ночи, дедушка.

Ей снилось что-то приятное. С пузырьками.

Когда она проснулась около часа спустя, то услышала Уэлка в его лучшую пору – «Apple Blossom Time» [45]. «Мерседес» стоял. Встревожившись, она села. Машина находилась на обочине.

Берни в салоне не было. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы найти его в темноте – он стоял спиной к ней, в нескольких шагах от дороги, и мочился. Вернувшись и увидев, что она не спит, он сказал:

– Извините. Простата размером с дыню. Если вам нужен женский туалет, то через сорок минут мы будем заправляться в Эль-Пасо.

– Нет, я в порядке.

Она закрыла глаза, а Берни достал из ящика на консоли коробку с изображением обернутой фольгой руки [46]и вскрыл ее. Запах лимона.

Засыпая, она подумала, достаточно ли близко они к Эль-Пасо и доходит ли сигнал до того места, где Берни сделал остановку. Но если при нем был телефон, когда он выходил из машины, кому он мог звонить? Он ведь не сдал ее полиции на блокпосте, хотя вполне мог это сделать.

Она должна была доверять ему. Контролируемая паранойя была механизмом выживания. Ничем не сдерживаемая паранойя была быстрым способом сойти с ума.

Джейн спала, словно обкуренная, когда машина заправлялась в Эль-Пасо.

Посреди ночи Джоли Тиллмен наполовину проснулась, все еще охваченная усталостью. В номере стояла тишина. Джоли напрягла слух, чтобы услышать дыхание Твайлы рядом с собой, но не уловила его.

Лампа была выключена. Шторы они не закрыли, и свет луны и уличных фонарей проникал внутрь, касался невероятно бледными пальцами всех поверхностей, словно сюда явился призрак слепца, желающего с помощью прикосновений узнать о том, чего он никогда не видел при жизни.

Не будь на Твайле белой пижамы, которая притягивала к себе призрачный свет, Джоли ни за что не увидела бы ее в кресле, где она сидела лицом к кровати. Возможно, Твайла спала, но такую позу, скорее, принял бы человек, напряженно замерший в темноте. Тень скрывала ее лицо; если она и смотрела на Джоли, то в зрачках не появилось ни малейшего отблеска.

Твайла сидела абсолютно неподвижно посреди погруженной в тишину комнаты, и Джоли засомневалась: не спит ли она сама? Она сомкнула глаза, затем снова открыла их, но фигура в кресле не исчезла, не испарилась, как это случилось бы, если бы Джоли все еще спала. Но усталость взяла свое, налитые свинцом веки Джоли закрылись и не открылись, и вопрос – реальность или сон? – так и остался без ответа.

Джейн проснулась под низкое урчание двигателя, с затекшей шеей и кислым вкусом во рту. Никакого Лоренса Уэлка. Она открыла глаза, когда день уже прорвался на травяные угодья в долину между двух горных хребтов и раннее солнце обследовало вулканические склоны, неровные гребни, сглаженные миллионами лет эрозии, лесистые низины. Берни Ригговиц довольно быстро добрался до Эль-Пасо, а потом проехал через юго-западный угол Нью-Мексико в Аризону – около трехсот миль менее чем за четыре часа.

Джейн привела спинку своего сиденья в горизонтальное положение, и Берни сказал:

– Вы спали, как котенок, налакомившийся сметаной.

– Да, но чувствую я себя котом, который дрался всю ночь.

– Если мы остановимся в Уилкоксе, чтобы заправиться и позавтракать, и вы потом сядете за руль, то в десять-одиннадцать мы можем быть в Ногалесе.

Массируя свою шею сзади, она сказала:

– Не уверена насчет «мы». Я собиралась высадить вас южнее Тусона, когда до Ногалеса останется час езды, и дальше ехать одной, пока ваше сообщение в полицию об угнанной машине не станет для меня серьезной проблемой.

Улыбка сползла с печально-клоунских складок его лица, но потом он воскликнул:

– Шмонцес! [47]Мы партнеры или не партнеры?

– Мы никогда не были партнерами, Берни.

– Кем же мы были, позвольте узнать?

– Похищенным и похитителем.

– Вы с ума сошли? Я похож на похищенного? Вы проголосовали на дороге, я вас подвез. Нам нравится общество друг друга.

– Человек в Ногалесе опасен.

– Я знаю, что такое опасность. Налоговая служба всю жизнь сидела у меня в тохесе [48], как геморрой.

– Вы забываете об этом, – сказала она, вытаскивая пистолет.

– Опять пистолет? Это уже пройденный этап, если вы не заметили.

Джейн на секунду задумалась.

– Этот тип в Ногалесе ждет меня в субботу. Одну. Он не захочет, чтобы я привезла еще и дедушку. Мне нужно позвонить и сказать, что я приеду не одна, но понадобится легенда. Вы не можете быть Берни Ригговицем, королем париков.

– Я никогда не говорил, что я король. Это было бы нечестно. Через сорок минут мы будем в Уилкоксе, там есть «Бест Вестерн» [49]. Состряпаем легенду за завтраком.

– Нет, стряпню вы оставьте мне.

Несколько минут она раздумывала о том, как поведет себя в Ногалесе. Если она возьмет «мерседес» и оставит Берни здесь, машину придется отдать Энрике: тот переправит «мерседес» в Мексику, а Джейн уедет на новой. Она теперь слишком хорошо знала Берни и не смогла бы угнать его машину, чтобы продать ее Энрике.

– У вас есть шляпа? – спросила она.

– А как же. Если есть голова, значит есть и шляпа.

– Если у вас есть подходящая шляпа, у нас будет легенда.

– Легенда о шляпе?

– Все зависит от того, как вы выглядите в этой шляпе. И вы должны будете делать только то, что я скажу, и исполнять все в точности. От этого зависит все.

– Я ни за что не доставлю вам неприятностей. Вот смеху-то будет.

– Смеха не будет, но будет интересно. И мы можем оказаться в заднице.

Неизвестно, какую часть ночи Твайла провела в кресле, но в пять утра пятницы она встала с кровати.

Небольшого шума от ее вставания оказалось достаточно, чтобы разбудить Джоли, которая наблюдала за сестрой через щелки глаз. Та взяла сумку с тумбочки и удалилась в ванную. Нельзя сказать, что Твайла не считалась с другими, но, невзирая на всю свою предусмотрительность, она всегда производила много шума. Больше, чем сегодня. Осторожность, с которой она поднялась с кровати, взяла сумочку и закрыла дверь ванной, была совсем ей не свойственна и заставляла думать о каких-то тайных помыслах. Джоли соскользнула с кровати, обошла ее еще тише Твайлы и приложила ухо к двери ванной как раз вовремя, чтобы услышать звуки тонального набора. Тот, кому звонила сестра, вероятно, ответил, и она, не называя своего имени, сказала: