Дэвид Шейфер - Пожиратели облаков [litres]

Лео ступил наружу. Внизу подернутый сумраком покатый газон оторачивала кустистая поросль, а дальше тянулись рельсы железной дороги. По ту их сторону виднелась залитая белым светом погрузочная площадка пакгауза. Жужжание тех далеких фонарей доносилось в том числе и сюда. Лео прошел к краю двора, пепельно-серого в сгущающихся сумерках. Нет, в курилке стоял не Джеймс: не было знакомой сутулости. Наоборот, плечи развернуты, одна рука в кармане: глядите, какой я крутой.

– А ты что, фильм про Гарри и Салли не смотришь, что ли? – послышался сзади незнакомый голос. Обернувшись, Лео увидел сидящего на пластиковом стуле старика. В «Сосны» он поступил позже Лео, и выходные проводил в одноместном помещении приемного отделения. Лео мельком видел его, проходя мимо приоткрытой двери палаты. Старик там сидел на краю кровати, как все пожилые люди, которые встают не сразу, а вначале как бы готовятся, опираясь о постель руками. А еще раз Лео видел его возле кабинета медсестры, в ожидании приема. Передвигался старик неуклюже, с ходунком и тростью (она висела на ходунке, и ее он брал для коротких самостоятельных прогулок). При этом на нем от бедер до груди было подобие корсета (как будто потолочный вентилятор слетел с орбиты и лопастями обнял ему туловище).

– Да вот не усидел. Глупая киношка.

– Я Эл, – сказал старик.

– А я Лео.

– Как тебя сюда угораздило? – спросил Эл.

– Крыша начала ехать: докурился-допился, думал, что это поможет. А оно еще хуже. Теряешь ориентир.

– Знакомо, знакомо. Я сам иной раз баловался. А сколько тебе?

– Тридцать шесть.

Эл тихо присвистнул: мол, какая нелепость, быть таким молодым.

– Ну а ты? – спросил в свою очередь Лео. – Как здесь оказался?

– Автострада, будь она неладна, – хмыкнул Эл. – Чертовы молокососы. Взялись как из ниоткуда. – Трость старик при разговоре слегка покручивал, отчего рука у него казалась проворней, чем все остальное тело. – Вот и вышли с ними мялки.

В темном небе прорезался шум небольшого самолета. Курильщик, оказавшийся не Джеймсом, энергично загасил сигарету и, нарочито громко кашлянув, через внутренний двор прошагал к раздвижным дверям, которые перед ним разомкнулись и сомкнулись за его спиной с чмокнувшим звуком барокамеры.

– В целом житье здесь ничего, – сказал Лео, стремясь казаться перед Элом завзятым либералом. Он опустился рядом на свободный стул.

– Ай красота, – пробурчал Эл. – Только у меня на делянке капуста поспела, брюссельская, а еще сарай покраски требует. К тому же горло промочить не мешает. Так что долго я здесь не задержусь.

– Ты, значит, любитель выпить? – с пониманием спросил Лео.

– Пить вредно.

– Вот как? Мне кажется, у многих здесь мнение будет обратное.

– Это потому, что они не умеют пить, – сказал Эл.

На нем были расстегнутая клетчатая рубаха и кардиган, из-под которых проглядывали пластик и ребра корсета. На голове Эла сидела выцветшая бейсболка с сетчатым задником. Козырек прикрывал ему лицо густым гримом тени, но когда экран в помещении вспыхивал особенно ярко, становилось видно, что лицо Эла не тронуто печатью унылой хмурости, присущей некоторым пожилым людям.

– То есть ты отсюда навострил лыжи? – Лео машинально копировал плавный покатый выговор Эла, выдающий в нем жителя степных западных равнин.

– Так ведь мы ж не под замком, – слабо усмехнулся тот. – А «Лео» это ведь «лев», верно?

– Ну да.

Люди в основном почему-то считали, что Лео – это сокращенно от «Леонард». « Нет , – мысленно возражал он. – Лео – это от «лев »». Львом – точнее, Львицей – у Лео была мать. По гороскопу. Когда была жива.

– Ну так слушай сюда, Лев. Я мышь. И выгрызу тебя из этого силка, в который ты угодил.

« Запомни это, – твердо подумал Лео. – Запомни слово в слово ».

Впрочем, такие моменты случались с ним и раньше – скажем, когда официантка в баре перечисляла заказ, а он старался не проронить ни слова, тратя при этом внимание на само внимание, а не на осмысление в целом.

– Заруби себе на носу, – сказал Эл, – делай в точности то, что они говорят.

– Я, как бы это сказать, пытаюсь откладывать вынесенные решения.

– Что? Чушь собачья. Прижмись и помалкивай. Просто делай, что тебе говорят. Они правы, но не по правильным причинам. Нет здесь той земли обетованной, о которой они глаголят; но если ты будешь продолжать пить, как я, то ад тебе уготован. Здешний, земной.

– Так зачем ты уходишь?

– Ты знаешь, сколько мне?

«Никогда не отвечай на такой вопрос».

– Не-а.

– Шестьдесят шесть.

Выглядел Эл на все восемьдесят.

– Не так уж и много. Взял бы и остался.

– Да ну. К тому же держать им меня здесь просто нечем . Высшей мотивацией? Они что, по наивности считают, что я о ней не думал? Черт возьми, да я не пил всю ту пору, что Рейган был у власти! А это, знаешь, сколько?

– Так, может, тебе в качестве высшей мотивации взять Рейгана? – предложил Лео.

– А что, надо подумать, – сипловато рассмеялся Эл.

– И все-таки здесь не так уж плохо, – заметил Лео. – И то, что я уже несколько дней не беру в рот ни капли. Даже как-то забывается, что до этого я не просыхал.

Черт возьми, что за притча? Какое ему дело, останется этот старикан в «Соснах» или нет?

– Парень, да я за свою жизнь расплескал больше, чем ты выхлебал, – добродушно заверил Эл. – Так что брось. Поставь точку, и все. Навсегда. Легче по жизни уже не будет, а будет только хуже. Причем всё . А потому дай мне сберечь тебе хоть тридцать, язви их, лишних лет на этом свете. Алкоголь у тебя идет на то, чтоб подлечивать душевные раны, но все это, знаешь ли, из говна конфета. Не для внутреннего пользования. Пьешь, а сам лишь навлекаешь страдание и затупляешь единственный клинок, что есть у тебя в этом бою. Дни твои летят в трубу, имя пятнается, родные от тебя в тихом ужасе. Уяснил?

Лео кивнул, не в силах возразить ни слова. Даже в глазах защипало.

– То-то. Ладно, идем внутрь. Пособишь? – спросил Эл.

– О господи, да конечно! – засуетился Лео.

– Дай-ка сюда стул.

Лео подтянул и поставил перед Элом для опоры белый пластиковый стул.

– Трость возьми.

Лео подхватил трость – ортопедическую штуковину с подвижным регулятором длины. Эл, используя стул как ходунок, побрел через патио, а Лео рядом, неся трость и подставляя для поддержки плечо. На подходе к двери в гостиной стал слышен глухой шум. На экране мелькали титры, а зрители поднимались с диванов и кресел. Тот, который Фил, озабоченно хлопал себя по карманам, а затем принялся рыться в складках обивки (не иначе как выпали сигареты). Те из обитателей, что намеренно не выходили в гостиную, пока шел фильм, сейчас, наоборот, готовились расположиться, разворачивая страницы чтива и посасывая из соломинок пачечный сок.