Дэвид Шейфер - Пожиратели облаков [litres]

– И что это им даст?

– Число.

– Что-что?

– Число, число. Наше, общее. Мы постоянно его перепроверяем и корректируем.

– Зачем людям какое-то «число»?

– А затем, что оно знаменует начало нового мироустройства. Иным способом.

– Но это также начало нового покорения мира. Тоже иным способом.

– Именно. Вот почему для нас крайне важен успешный запуск. И как только все увидят масштаб добычи данных, которую проводит Комитет, и его фашистские подходы, все поймут, что мы хорошие парни. А они плохие.

– Ну и логика у вас, – тонко усмехнулась Лейла. – Я бы, допустим, получив средь бела дня эту вашу объяву как гром среди ясного неба, захотела бы вначале оценить ваш размах самостоятельно.

– Каким же это способом? – прищурилась Пейдж.

– Ну, скажем, начала с поиска ключевых слов: «Комитет, клика, электронный путч».

Подошла официантка с мятным чаем для Пейдж. При ней было миниатюрное платежное устройство.

– Спасибо, – сказала Пейдж, вставляя в прорезь карточку и вводя пин-код. Из устройства беленьким язычком высунулся чек. Когда Пейдж попробовала его оторвать, он невзначай выпорхнул. Пейдж извинилась перед официанткой, подобравшей его с пола.

– Я вам уже говорила, – продолжила она с уходом официантки, – что они контролируют все поисковые системы. Мы работаем над тем, чтобы найти тому убедительные доказательства. Но Комитет фактически не использует бумажных носителей, всё в виртуале. Видимо, заботятся о сохранности лесов.

Углубленная в мысли Лейла не сразу поняла, что последнее сказано в шутку.

– Когда вы получите заведенный на вас файл и увидите, сколько они о вас знают, вот тогда вы действительно сначала побледнеете, а затем зашевелитесь, – заверила Пейдж.

– От того, что аптечная сеть «Уолгрин» узнает о моем пользовании шампунем «Пантин Про-Ви», мне ни холодно ни жарко.

– Это ладно. Ну а если теневое правительство собирает о вас решительно все? Вашу генетическую цепочку, демографические данные, фотографии, социальный статус, квалификацию, увлечения, уровень и источники доходов; ваши перемещения, манеру двигаться и говорить; ваши уязвимые точки, надежды и мечты, желания и страхи? Вам все это тоже, извините, по барабану? Что, если они копят все это – и про вас, и про других – с тайным умыслом лет эдак через двадцать обвалить на спор всю цифровую инфраструктуру, потому как в подобном случае можно будет содрать с мира три шкуры за ее восстановление? Да и спорить тут не о чем, потому как не с кем: рубильник-то у них, стоит только повернуть. А уж спровоцировать сбой им будет проще простого.

Лейле все равно что холодом облило голову. Рефлекторное неприятие мыслей о теориях мирового заговора исходит из двух причин. Первая, это что человеческая некомпетентность невыразимо осложняет такую возможность, а вторая, это что люди отвергают саму мысль о том, чтобы столь жуткая несправедливость допускалась по отношению к ним.

Но Лейла только что полгода отбыла в тоталитарном государстве, где изо дня в день получала напоминания о том, что второе предположение не так уж и несбыточно. « Если это происходит с кем-то, оно может происходить и со мной », – вспомнила она. Да, в этом было зерно правдоподобия – а именно, что некий синдикат мог спровоцировать внезапный кризис, а затем продать от него спасение за деньги. Разве не так испокон действовали все преступные сообщества и мафиозные кланы? Быть может, это какой-то ортодоксальный бизнес-план в действии.

– Но к генетической-то информации как они могут подобраться? – не сдержала своего замешательства Лейла. – На ДНК я никогда не тестировалась.

– Промониторили стоки канализации, сделали биосэмплинг почтовых марок. А тут еще «ноуды» входят в обиход. Послушайте, я ведь вам не технический специалист. Я агент турбюро. Моя задача – выдать вам билеты и документы.

– Вот как? Это куда же?

– В Дублин. На официальную встречу.

– Нет уж. Давайте проставим точки над «i»: я лечу домой в Калифорнию.

– Кстати, мы, возможно, сумеем вам помочь в том, что там у вас происходит. У нас вообще не принято отбрасывать людей, а уж таких, как вы, тем более. Вы для нас, похоже, ценный актив. – Пейдж посмотрела с легкой игривостью, даже с кокетством. – Так что представим, что мы выходим на большую сделку. Из которой вам следует выжать максимум приятности и полезности.

Этот поворот для Лейлы был, пожалуй, даже более странный, чем биосэмплинг почтовых марок.

– Приятности?

– Да. Начать с того, что этот билет позволяет вам попасть в самый изысканный салон этого аэропорта. Там такие замечательные душевые.

Ее билет ? И что это за коварный удар ниже пояса насчет душевых? Если честно, то принять душ Лейла была бы очень не прочь.

– А еще вот вам телефон. – Пейдж по глади столешницы придвинула ей очередную заманушку. – Он работает только в безопасном диапазоне, и иногда по нему можно слать только эсэмэски.

– Да не нужен мне ваш телефон. Если вам нужно мое содействие, то нужно приводить более обоснованную версию.

– Вот это и будет в Дублине. – Пейдж Тернер, допивая чай, постепенно выходила из роли. – А я всего лишь турагент, я же сказала. Вопросы связи я не курирую. Ну ладно, мне пора на встречу со следующим клиентом. – Она слегка прибралась за собой на столике: сунула в чашку ложечку, ткнула туда же салфетку. – Удачно вам оторваться в Дублине.

Лейла решила на такое не отвечать: возможно, у дамочки крыша слегка набекрень. Когда Пейдж поднялась уходить, она ограничилась вежливым кивком.

– Телефон я брать, наверное, не буду, – сказала Лейла, поглядев на дешевую «Нокию». – Зачем он мне.

Пейдж на это невозмутимо пожала плечами, держа на плече пузатую сумку-саквояж. Оглядев себя разок в витрине, она кивнула и деловито двинулась к зоне досмотра.

– Сумасбродка, – хмыкнула Лейла себе под нос.

Насчет своей сумки Лейла спохватилась не раньше чем минуты через две. Мысль прошила как-то разом, и, еще не сунувшись ничего проверять, Лейла уже знала: случилась какая-то ужасная пропажа. Это было ясно по тому, как внутри все опало.

Ну конечно: бумажник, ежедневник, мобильник, ноутбук – все бесследно исчезло. В глазах зарябило от сердцебиения, рот наполнился горечью. Лейла распрямилась и огляделась, ища глазами непонятно кого и что. Вид у нее был растерянно-обвинительный, как будто в голову ей тюкнул пущенный чьей-то глумливой рукой бумажный журавлик. Две минуты одиночества в текучей толпе – время, сравнимое с бесконечностью; мир все тот же, но уже необратимо иной. Что до официанток, то их в таких местах нет и быть не может. Подстава.

Ноутбук подменился жестянкой печенюшек примерно такого же веса и размера. Сдерживая шок, Лейла сняла с коробки крышку и увидела внутри, среди печенюшек, потертый портмоне. С осторожностью, уместной для чтения ворованного дневника, она его взяла и раскрыла. Внутри обнаружились документы на имя некой Лолы Монтес [45] Реальный исторический персонаж, наст. имя Мария Долорес Элизабет Розанна Гилберт (1821–1861) – известная актриса и танцовщица, любовница баварского короля Людвига I. , которая, судя по всему, имела с Лейлой много общего и по внешности, и по жизни. Судя по кредиткам, пропуску в спортзал и визиткам ресторанов, проживала она на одном из побережий США. Водительские права калифорнийские, а читательский билет указывает на членство в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Внешне Лола очень походила на Лейлу. И располагала уймой наличности: триста евро, сотня фунтов, двести пятьдесят долларов. Углубляясь, Лейла нашла салфетку с накорябанными номерами, уголок открытки из Канкуна, прозрачный пакетик – с пеплом, что ли? – откуда-то, наверное из Индии. А в третьем отделе лежало фото брата Лейлы Дилана и Скрэтча, ее давно почившего кота.