Сергей Че - На закат от Мангазеи [СИ]

Дремавший впереди возница услышал скрип двери, вскинулся, поправил шапку, безмятежно улыбаясь.

— Однако, долго, большой белый начальник, — сказал Хадри из рода Собачье Ухо. — Ехать надо. Быстро-быстро ехать.

Нарты неслись по бескрайней искрящейся пустыне, круглая луна плыла следом, и звезды глазели сверху, такие близкие, что казалось до них можно дотянуться рукой. Вплоть до самого горизонта вокруг не было ничего, только плоская как стол снежная равнина.

— Я как большой белый начальник из вода вытащил, так пошел нарты искать, — обернулся Хадри, все также улыбаясь. — Прихожу, а начальник нет.

— Так это ты меня спас.

— Я. Шубин сказал держи дьяк. Я нырнул.

— И ты все это время мерз в нартах? Зашел бы поесть, погреться.

Хадри энергично замотал головой.

— Нельзя! Никак нельзя! Великий шаман башня живет. Страшно великий. Я погреться сарай.

— Куда мы едем?

— Лодка уплыть на север. Мы догнать.

— Но мы удалились от моря!

— Нам не нужен моря, — осклабился Хадри и легонько коснулся ведущего оленя длинным разукрашенным шестом. Тот мотнул головой и немного свернул, потащив за собой всю упряжку.

Макарин откинулся на спинку, зарываясь глубже в шубу. Мерное покачивание, еле слышное фырканье оленей и скрип полозьев, все это усыпляло, и он какое-то время смотрел на звезды, пытаясь разглядеть знакомые созвездия, но они терялись в мириадах ярких и незнакомых самоцветов. Макарин успел распознать лишь опрокинутый Ковш и сверкающую мертвенным светом Прикол-звезду на его ручке, ту самую, вокруг которой испокон веков крутился небосвод. После чего медленно сполз в забытье без сновидений.

Проснулся он от мельтешения разноцветных огней перед закрытыми глазами, и когда поднял веки, долго думал, что еще спит. И только осознав, что видит не сон, потрясенно спросил:

— Что это, Хадри?

Хадри медленно обернулся и приложил палец к губам. Глаза его были вытаращены от страха, и даже олени не бежали по снегу, а не спеша трусили, опустив головы.

— Боги небес, — прошептал самоед. — Тихо надо. А то нас слышать. Сюда придут, плохо будет.

Все небо горело. Зеленое пламя плясало от горизонта до горизонта. Разворачивались огромные желтые пятна и падали огненно-красные копья. Боги небес сверкая проносились по небу в беззвучной гонке и исчезали, чтобы тут же возродиться на другом конце небосвода, и только на севере весь горизонт был объят никуда не исчезающим призрачным пламенем. Там медленно двигались исполинские световые колонны, вырастающие из жемчужного сияния, точно из уличных огней какого-то нечеловеческого города.

Макарин вздохнул, подумав было, что уж сейчас-то ему точно кажется то, чего нет на самом деле, но вспомнил рассказы об огнях в небе, что иногда возникают в северных землях, и которые поморцы называют сполохами.

— Я не знал, что они такие… огромные, — прошептал он, разглядывая игру очередной ленты, похожей на строй идущего по небу огненного воинства.

— Боги разные, — ответил Хадри. — Но сейчас сильно большие. Сильно. Не было такого. Нас видят. Наверно тоже идол хотят. Совсем плохо.

Хадри поцокал языком.

— Если даже боги пришли за этим проклятым идолом, то здесь совсем тесно станет, — пробормотал Макарин, кутаясь в шубу. Небесное зрелище пугало своей необычностью, но было настолько величественно красивым, что притягивало взгляд.

Сияние постепенно затухало, разлетаясь по небу, и олени уже не обращали на него внимание. Вскоре Хадри принялся понукать их шестом, и они понеслись быстрее, прямиком к стоящему на горизонте призрачному городу, чьи столбы становились все ниже и ниже, пока не исчезли совсем.

Они ехали долго, очень долго, а ночь все не кончалась, и все также глазели сверху бесчисленные звезды, и все также полыхало иногда по иссиня-черному небу разноцветное пламя.

Белая плоская пустыня становилась бугристой, похожей на внезапно застывшее море. Синие тени тянулись от пологих низких холмов и занесенных снегом кустарников. У одной из таких теней Хадри осадил упряжку, и Макарин не сразу разглядел наполовину скрытый под снегом самоедский чум.

Рядом с выкопанном в сугробе проходом стоял самоед в широкой малице и разглядывал подъехавшие нарты.

Хадри соскочил на утоптанный снег, забормотал что-то, быстро кланяясь. Хозяин чума кланялся в ответ, улыбаясь. Они несколько раз пожали друг другу обе руки, и заговорили почти одновременно, перебивая и захлебываясь, будто старые давно не видевшиеся родственники, и пока Хадри говорил, улыбка сползала с лица хозяина. Наконец, тот не выдержал, бросился к проходу в чум. Оттуда донеслись звуки возни, приглушенные крики, и из чума выкарабкались, разбежались в стороны человек пять. За ними выбрался хозяин, держа в руках заиндевевшую сушеную рыбину. С поклоном отдал рыбину Хадри, а сам ни слова не говоря, вернулся в чум.

Хадри залез на упряжку, кинул рыбину Макарину и погнал дальше. Мимо пронеслись еле видные столбики ограды и бродящее за ними небольшое оленье стадо. Пятерка самоедов бегом загоняли оленей к выходу, где виднелись несколько распряженных нарт.

— Быстрые дети, — довольно сказал Хадри. — Скоро все узнают.

— Что узнают?

— Враг близко. Враг с юга, враг с моря. На войну идти надо.

Макарин повертел в руках рыбину. На ее мерзлой чешуе виднелись нанесенные углем знаки.

— А это что?

— А это письмо. Чтобы другие поверили.

— Какие другие?

Хадри страдальчески скривился, явно пытаясь подобрать слова, но ничего не сказал, а Макарин не стал настаивать.

Снова потянулись бесконечные заснеженные равнины, испещренные частыми ледяными полосами, где совсем недавно текли бесчисленные речки. Иногда нарты выносило на широкие обледеневшие поля, посередине которых еще виднелись дымящиеся проталины темной воды. Снега становилось все больше, и оленей часто заносило в сугробы, из которых они выбирались с большим трудом. Хадри старался выбирать дорогу по твердому насту, но было заметно, что если он и был в этих местах, то довольно давно. Вокруг не было никаких заметных ориентиров, никаких гор, больших холмов или отдельно стоящих деревьев.

— Ты точно знаешь куда ехать? — спросил Макарин.

Хадри обернулся, безмятежно улыбаясь, и ничего не ответил. Только огрел оленей шестом сильнее, и те возмущенно заверещали.

Через какое-то время они въехали в странную ложбину, со всех сторон окруженную рыхлыми сугробами, Хадри остановил нарты и забрал рыбину.

— Тут тихо надо, — прошептал он. — Сидеть нарты и ничего не делать.

Видимо, слово «тихо» распространялось только на Макарина, потому что сам Хадри выпрямился во весь рост и громко заорал.

Эхо заметалось по ложбине, увязая в искрящемся снегу.