Сергей Че - На закат от Мангазеи [СИ]

Сугробы зашевелились, заскрипели, осыпаясь, взорвались изнутри, подняв в воздух белую взвесь. Со всех сторон из-под снега полезли фигуры в мохнатых шкурах, окружили нарты, выставив перед собой длинные палки с привязанными к ним костяными ножами.

Хадри стоял неподвижно, держа в вытянутой руке задубевший рыбий хвост. И также молча стояли вокруг воины. Синие узоры покрывали их лица, шкуры были грубой выделки, без обычных самоедских украшений и узоров.

Прошли долгие тихие мгновения, прежде чем в дальнем конце ложбины, послышался скрип приближающихся шагов, и из-за поворота медленно вышел старик в бело-желтой шубе. С пояса его свисали костяные фигурки, голову прикрывал череп длинномордого зверя.

Старик остановился перед оленями и поднял узкие глаза, окруженные сетью глубоких морщин. Хадри, ни слова не говоря, кинул ему рыбу. Старик ловко поймал ее, повертел в руках, разглядывая черные знаки. Глухо каркнул что-то, и тогда Хадри принялся говорить, часто и мелко кланяясь. Он говорил долго, и старик поначалу слушал, но затем поднял сухую руку и вытянул длинный корявый палец в сторону Макарина.

Хадри повернулся. На его хмуром лбу висели капли пота.

— Сказать дальше ход нет.

— Ты объяснил ему, что сюда идут полчища врагов?

Хадри замотал головой.

— Не верить.

Старик медленно прошел мимо оленей и остановился рядом с нартами. Его глаза, казалось, буравили Макарина насквозь.

— Здесь нет места людям Белого Царя, — сказал он. — Ты уходишь. Или ты умираешь.

— Я ухожу, — ответил Макарин. — На север. Пропусти нас, и ты меня больше не увидишь.

— Ты идешь обратно. Или ты умираешь. Дальше нет хода таким как ты.

— Сюда идет множество воинов. Идут воины лесов. Идут воины тундры. И они пройдут дальше. И не спросят тебя.

— Ты лжешь. Это запретные земли. И воины лесов, и воины тундры это знают. Только люди Белого Царя нарушают это правило. И их наказывают боги. Или мы.

Старик осклабился, показав пеньки от зубов.

— Теперь многое изменится, — сказал Макарин.

— Ничто не меняется под небом. Хочешь идти дальше — бери оружие, убивай. Или умри.

Старик поднял руку, и воины заревели, потрясая копьями.

Макарин огляделся, медленно вытащил из чехла подаренную монахом пищаль, понимая, что их слишком много, что он не успеет даже насыпать пороху и достать пулю, а ничего больше не было, ни кинжала, ни сабли, и Хадри сидел, оцепенев, будто смирился с участью.

Старик, увидев пищаль, вытаращил глаза и отпрыгнул назад с такой резвостью, что ему позавидовали бы молодые. Глухой ропот пронесся по рядам воинов.

— У тебя огненная стрела Великого шамана, — прохрипел старик. — Откуда?

— Великий шаман сказал «забирай».

Старик опасливо вытянул голову, разглядывая узоры на прикладе.

— Ты не лжешь, — наконец сказал он. — И твой спутник из настоящих людей не лжет.

Хадри залопотал что-то, размахивая руками. Теперь старик слушал его более внимательно. Потом взмахнул рукой, воины убрали копья, попятились назад, залезли обратно в норы, откуда выползли.

— Ты можешь ехать дальше, человек Белого Царя, — сказал старик. — Но не думай, что путь будет легким. Не мы наложили запрет на эти земли.

Он еще что-то каркнул Хадри, тот покивал головой и коснулся шестом ведущего оленя. Упряжка с места взяла разгон, оставив старика в туче снежной пыли.

— Однако хорошо огненная стрела Великого шамана, — радостно повернулся Хадри, когда нарты снова вынеслись на равнину. — Род Ледяного Медведя помогать. Могучий род. Десятки воинов, двенадцать богатырей.

— Да, гляжу, у вас тут православных монахов сильно уважают, — пробормотал Макарин, разглядывая пищаль. Ее деревянная основа была сплошь покрыта витиеватыми узорами, фигурками людей и животных. Даже шестиугольный ствол был разукрашен какими-то знаками, кругами и волнистыми линиями, что превращало устаревшее европейское оружие в самоедский инструмент.

— Колдовское самопала, — сказал Хадри, с уважением кивнув на пищаль.

— Да, — согласился Макарин. — Только медленная. Пока стрелять изготовишься, голову напрочь срубят.

И снова потянулись бесконечные снежные просторы под звездным небом. И снова луна висела над горизонтом, заливая серебром все вокруг. Было тихо, лишь скрипели полозья и фыркали олени. Да Хадри временами принимался напевать что-то заунывное. Потом к этим звукам прибавился нарастающий тяжелый гул, и Макарин не сразу понял, что они приближаются к морю.

Они подъехали к невысокой холмистой гряде, наверху которой не было снега, и торчали голые прутья кустарников.

За ней был мерзлый берег, и расстилалось свинцовое Мангазейское море.

— Помора волок, — прошептал Хадри и показал вдаль.

Там виднелось устье неширокой реки и торчали какие-то потемневшие конструкции, полузанесенные снегом. Хадри пустил оленей шагом и настороженно вертел головой во все стороны. Теперь можно было разглядеть вкопанные в песок скособоченные бревна, остатки полуразвалившихся темных от старости построек.

На отмели рядом с рекой лежал остов сожженного корабля.

— Быстрее, — прошептал Макарин. — Что-то случилось.

Но уже понял, что видит не лодью.

Это был малый коч, с полукруглыми широкими обводами, низкой надстройкой и тяжелыми досками ледовой обшивки. Огонь уничтожил весь верх, мачту, палубу, но с корпусом справиться не смог. Судя по песчаным наносам со стороны моря, которые подпирали днище и выглядели смерзшимися до каменного состояния, пожар, уничтоживший корабль, был давно. Горелые борта выглядели серыми, будто припорошенными пылью.

Хадри объехал коч, стараясь держаться поодаль, и остановил нарты, когда показался противоположный борт и огромная рваная дыра, ведущая в черное корабельное нутро.

Макарин вытащил пищаль, перехватил поудобнее, решив использовать ее в случае чего как дубину.

Раздробленные доски, обрывки просмоленного лыка и даже толстенные брусья каркаса, — все это торчало наружу, словно какая-то неведомая сила таилась в трюме, а потом вдруг выбралась на свободу. Макарин заглянул внутрь. Луна светила сквозь полуразрушенную палубу, и в ее неверном свете можно было разглядеть пустые клети для товаров, широкие полки, занесенные песком и снегом, изуродованную, расколотую, обожженную немудреную утварь.

— Нету никого, — прошептал сзади Хадри.

Макарин увидел в полутьме ведущую на палубу лестницу, стал взбираться, подошвами чуя, как прогибаются под его весом хилые ступени.

Палуба была черной. Черными были огрызок мачты, ошметки сожженных парусов, раскиданный мусор, гребные банки.

И черными были разбросанные вдоль бортов кости. Черепа скалились, рассматривая пустоту дырами глазниц. Изогнутые от жара реберные клетки торчали из кучек праха, в которых еле угадывались остатки цветной одежды, меха и звериных шкур.