Сергей Че - На закат от Мангазеи [СИ]

— Ну, с богом, — провозгласил воевода и крупно перекрестился, глянув на крест.

Олени брели, огибая поваленные бревна и кучи мусора, пока не вышли за пределы караванной стоянки, где начиналось нетронутое снежное поле. Налетел ветер, быстро занося следы от полозьев и поднимая тучу снега. Белая пустыня тянулась во все стороны, и уже не было видно оставшегося позади креста.

Иринья сидела в первых нартах, нахохлившись и спрятав голову под меховой накидкой. Иногда она трогала за плечо сидящего перед ней Хадри, и тот направлял ведущего оленя, похлопывая его по бокам шестом то справа, то слева.

Остальные расположились в длинных грузовых нартах, еле умещаясь между припасами. Воевода деловито чистил самопал, умудряясь не растерять при тряске принадлежности.

— А я ведь слышал про эти места, — вдруг сказал Шубин. — Следопытское озеро. Старики рассказывали. Мол, тяжело найти и легко затеряться. Только самые опытные добирались сюда и возвращались обратно. Потому и следопытское. И про пещеры слышал. Ледяные подземные галереи. Но про них ничего путного, одни сказки.

— Откуда здесь пещеры? — спросил воевода. — Здесь же нет гор. Даже холмов нет. Или тут каждую яму в земле пещерой величают?

— Яму не яму, а потеряться и там можно.

По дороге попадались неглубокие провалы, вокруг которых торчали голые прутья кустарников, и тогда Хадри с преувеличенной осторожностью объезжал эти места поверху. Пустоши становились бугристыми, ряды пологих холмов наезжали друг на друга, в ложбинах меж ними лежал глубокий снег, а на склонах он не задерживался, оголяя каменистую мерзлую почву, испещренную блеклыми мхами. Иногда снега не было совсем, и становилась заметна глубокая, широкая и бесконечная борозда, усыпанная лежалыми щепками, сучьями и обрывками ветоши. Волок, по которому год назад тащили на катках последний оставшийся коч.

— И все-таки непонятно, как она узнаёт, в какую сторону ехать? — подивился воевода. — Неужто и впрямь камень как-то подсказывает? Ведь опять прямиком к следу вывела…

— Впереди что-то есть, — перебил его Макарин, всматриваясь в серую туманную взвесь, скрывающую окрестности.

Все молчали, глядя как наплывает из тумана покосившийся темный столб с перекладиной, стоящий в ложбине меж двух холмов.

— Так это виселица, — сказал воевода. — Сам такие по молодости устраивал.

С перекладины свисала оборванная веревка. Макарин слез с нарт, подошел ближе, разглядывая виселицу. Столб был испещрен с одной стороны наспех вырубленными знаками, словно шаманская колотушка. Макарин смахнул носком сапога часть нанесенного снега под ним и наткнулся на торчащую из сугроба кость.

— Еще один казненный, — сказал он.

По бокам от виселицы угадывались небольшие занесенные снегом круглые ямы, из которых торчали собранные в пирамиду горелые палки. Макарин нагнулся, соскреб ногтем сажу с одной из них, принюхался. Пахло чем-то неуловимо знакомым.

— Что учуял? — поинтересовался воевода.

Макарин не ответив покачал головой, забрался на нарты.

Снова потянулись белые поля, сменяющиеся полосами голой каменистой земли. Иногда путь выходил на вершины пологих холмов, и с высоты можно было разглядеть широкую ледяную гладь, испещренную трещинами. Там было озеро.

Макарин вглядывался в проплывающие мимо бугры, торчащие из снега ветки, стараясь ничего не пропустить, но все же они едва не проехали мимо того, что он ждал.

— Стой! — крикнул он и спрыгнул, не дожидаясь пока нарты окончательно остановятся.

Невдалеке виднелся странный заснеженный столбик в пол человеческого роста, похожий то ли на уродливое деревце, то ли на обгрызенный со всех сторон бугорок.

Макарин подбежал ближе, утопая в сугробах по колено, осторожно тронул заледенелую снежную шапку, и та рассыпалась, открывая оскаленный череп мумии, покрытый ссохшейся почерневшей кожей. Кости грудной клетки выпирали сквозь истлевший серый кафтан. Между ключиц торчал кончик заржавевшего железного кола.

— Снова казнь? — спросил подошедший воевода.

— Да. Посадили на кол.

— Это что же получается. Напавшие на караван постепенно избавлялись от команды, каждый раз выдумывая новый способ казни? Но зачем?

— Может это способ устрашить тех, кто пойдет по их следу?

— Может. Меня они уже почти напугали.

— Дойдем до конца дороги — узнаем, — сказал Макарин и побрел обратно к нартам, заметив мимоходом, что рядом с казненным тоже есть собранные в пирамиду обожженные палки.

Холодало. Ледяной ветер заставлял кутаться в малицы, разгонял туман, и туман исчезал, открывая унылые серые просторы под темнеющим небом.

В следующий раз они наткнулись на большую колоду с врубленным ржавым топором. Рядом в снегу лежал череп и на половину растащенные зверями кости.

Потом было невесть откуда взявшееся большое тележное колесо и свисающие с нее изуродованные конечности.

Потом лежащий на голом холме скелет, разорванный на части, с остатками привязанных к рукам и ногам веревок.

— Что ж это за звери такие… — бормотал Шубин. — Что думаешь, дьяк?

— Думаю, что это точно не дикари, — ответил Макарин. — Те, кто это сделал, знают обычаи казни у разных народов. И досконально их повторяют. Такое может сотворить только тот, кто учился. Или тот, кого научили. Или тот, у кого фантазия на подобные развлечения работает как у нашего старого царя Ивана.

— Ивана? Вот теперь я всерьез начинаю задумываться, а не повернуть ли нам обратно, — пробормотал воевода. — Ведь ходили слухи, что он жив остался!

Кокарев, тараща глаза, перекрестился.

— Ты его с сыном Димитрием путаешь, — успокоил Макарин. — А кроме того, у нас сейчас таких иванов — полстраны. Я в последние несколько лет уже ничему не удивляюсь.

Он замолчал и даже привстал с места, когда нарты завернули за очередной холм, и открылась длинная узкая ложбина, зажатая двумя грядами.

На этот раз первой с нарт сошла Иринья.

Больше всего это походило на обугленный лес. Дюжина высоких столбов возвышалась у подножья холма. С вершины каждого свисали потемневшие от копоти кандалы с застрявшими в кольцах черными костями. Голая земля внизу была покрыта рассыпавшимися обгорелыми скелетами, пеплом и прахом.

Иринья медленно ходила меж столбов, разглядывая черепа, обрывки одежды. Потом прошла этот страшный лес насквозь, стала подниматься по склону холма, куда вел усеянный щепками след от волока.

Макарин слез с нарт и пошел следом за ней, чувствуя за спиной взгляд Шубина.

Он нагнал ее на середине склона.

— Иринья, постой.

— Здесь нет отца, — тускло сказала она, не оборачиваясь.

— Это хорошо. Надо поговорить.

— Здесь не надо говорить, дьяк. Здесь надо делать свое дело, а потом бежать, бежать отсюда без оглядки. И жить где-нибудь далеко. Где тепло и живут веселые, добрые люди.