Петр Ингвин - Ольф. Книга первая [publisher: SelfPub.ru]

Он шагнул вперед и занял место между мной и девушкой. Как бы защищая. Полина не возражала, даже спряталась за его спиной. Ну да, логично, вдруг – маньяк. Мало ей одного рядом.

– С вечера и ищу кого-нибудь.

Филька хмыкнул:

– Подтолкнуть, что ль, надобно?

– Я и говорю.

– Показывай. – Он обернулся к девушке. – Пойдешь с нами. Или могу отвести к брату и уже потом помочь человеку.

– Не надо к брату.

– То есть, про сегодняшние травки он не в курсе?

Полина вздохнула. Мы поплелись в лес.

Гуляние по бурелому ночью – не лучшее занятие. Я постоянно спотыкался обо что-то, рядом чертыхался спутник. Полина держалась позади.

– Теперь действительно заблудился, – сказал я минут через двадцать.

– Балбес, – добродушно ругнулся Филька. – Как зовут-то?

– Олег.

– Меня Филя. – Полину он не представил. – Сделаем так. Разведем костер, посидим, подумаем. Может, вспомнишь, куда идти. А нет – выведу к деревне, оттуда до ваших покатушек прямая дорога через поле.

– Прямая? – удивленно воззрился я. – Из Запрядья? В четырех местах развилки, а дальше – речка, тупик. Только через трассу, по параллельной…

– Проверка, – хмыкнул Филька. – Значит, точно пробовал проехать. Но через поле тоже можно. На речке, к сведению, брод имеется. Ниже по течению.

– Насколько глубокий? – Я вошел в роль.

– Наши деревенские на своих колымагах ездят, и ничего.

– Тогда, да.

Филька огляделся на открывшейся полянке. Место, видать, знакомое. Разворошенная листва полетела в сторону, под ней обнаружилось старое кострище.

– Помогай, водила с Тагила.

Мы с ним накидали хвороста и сухостоя. У парня нашлись спички, а пока он разжигал, я присел на упавшее дерево около девушки.

Филька мгновенно нарисовался рядом, его широкий зад втиснулся между нами. Втроем стали смотреть на костер. Повеяло теплом.

– Будете? – Филька достал из-за пазухи фляжку.

Пахнуло спиртом. Полина отвернулась. Я тоже отказался.

– Ну, что б всем всё и всегда. – Филька отпил. – С божьей помощью, не пропадем.

Он умолк.

– Ты веришь в бога? – обратилась ко мне девушка.

Филька настороженно заерзал. Я ответил:

– Если имеется в виду, что сильно религиозен или воцерковлен, то нет.

– А как – да?

– Видишь эти ботинки? – Я вытянул ноги. – Их сделал обувщик. Я его не знаю, никогда не видел, вряд ли когда-то увижу, но знаю, что он существует. Потому что существуют ботинки. Так же с миром вокруг.

– Его зовут Альфалиэль, – сказала Полина.

– Знаете что, ребята. – Происходящее надоело Фильке, он поднялся. – Пошлите-ка в деревню.

Раскиданный костер, умирая, обидчиво зашипел, в ответ был затоптан сапожищами и присыпан землей. Девушку подняли насильно, я двинулся замыкающим.

– Все, что мы знаем о мире – только думаем, что знаем, – произнесла Полина как бы в сторону, плетясь за прокладывавшим дорогу парнем. – Все придумано торгашами от религий – в борьбе за деньги и влияние. Сами религии. Их история. Соответственно – история мира. Истории нет, все врут.

– Ты сторонница альтернативной истории?

– Они тоже врут. Потому что основываются на тех же фактах, только толкуют иначе. А факты – не факты, просто историки договорились считать их фактами.

– Хватит человеку голову морочить, – встрял шагавший напролом Филька. Сквозь зубы вылетел смачный плевок.

– Почему, мне интересно, – сообщил я, ступая след в след за Полиной.

Кто-то скажет, что фуфайка и сапоги не красят женщину. Пусть так и думают, мне их жаль. Красивую женщину красит все. Красота не в линиях, она в том, как их видят. Я видел не фуфайку, а красоту, и никто никогда не сможет доказать, что это не так. Так. Свидетельство – перед глазами.

Девушка улыбнулась поддержке.

– Тогда пример. Слышал про Александрийский маяк?

– Одно из семи чудес света, – кивнул я.

– Расскажу его судьбу по официальным источникам. Подчеркиваю – по всеми признанным. Триста шестьдесят пятый год нашей эры – землетрясением разрушен сто восьмидесятиметровый Александрийский маяк. Четырехсотый год. Маяк упал. Шестьсот сорок второй – по арабским источникам, маяк спокойно выполняет свою функцию. Примерно семисотый – маяк снова уничтожен. Семьсот девяносто шестой – маяк остался без верхушки. Восемьсот пятидесятый – маяк сносят в поисках клада, что будто бы зарыт в подземелье. Восемьсот восьмидесятый – верхушку маяка переделывают в мечеть, но ее рушит налетевший ветер. Девятьсот пятьдесят шестой – землетрясение уничтожает верхушку маяка, остальное идет трещинами. Тысяча сотый год – от маяка ничего остается после землетрясения, на его месте воздвигают мечеть. Тысяча сто семьдесят пятый – европейский нотариус Бурхард, который ехал к Саладину, описывает спокойно действующий маяк, а в тысяча сто восемьдесят третьем это удостоверяет путешественник ибн-Джабар. Тысяча триста третий – маяк снова падает во время землетрясения. Тысяча триста двадцать шестой – это уже просто смешно: маяк снова падает во время землетрясения. Тысяча триста семьдесят пятый – уже не до смеха: маяк в седьмой раз разрушен землетрясением. Причем, надо заметить, за все время никто ни разу его не восстанавливал. Падает всегда один и тот же, тот, древний. Тысяча четыреста восьмидесятый…

– Еще не все?!

– В этом году султан Египта из развалин маяка строит форт, что сохранился поныне.

– Уф… – вздохнул я с облегчением.

Даже Филька улыбнулся.

Полина продолжила:

– На карте тысяча пятьсот семьдесят пятого года маяк стоит на месте. На карте тысяча шестьсот восемьдесят третьего – тоже, напротив дворца правителя, даже отражения в воде нарисованы. Карты детализированы, все остальные постройки стоят на своих местах, не доверять картографам резона нет.

– Как это понимать?

Девушка пожала плечами.

– Спроси у историков.

– Пришли, – остановился вдруг Филька. – Вон твоя дорога.

Мы оказались на окраине Запрядья. Полина бегом бросилась к своему дому.

– Спасибо, – сказал я, не особо рвясь отправиться в указанном направлении.

Пришлось. Через пару десятков метров, когда меня скрыла тьма, я побежал через лес назад и успел увидеть, как Филька, не догнав девушку, чертыхнулся и отправился к себе. Тогда я вышел на тропу, которой прибыли, глянул в дремучую тьму… и вздохнул, кляня себя.

Существует в мире замечательное правило: сначала думать, потом делать. И еще одно: чтобы легче найти, запоминай, где оставил.

Корабль я нашел под утро. Едва не отчаялся. Каким-то чудом в нужный момент свернул в нужную сторону – вот он, голубчик, ждет, миленький. Может не чудо, а медальон заставил меня свернуть? Знать бы. Если да, то у меня появится недурной навигатор. Только б инструкцию где-то найти, потому что практиковаться во вторичной потере и обнаружении невидимого корабля не хотелось.