Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Митяй послушно, поначалу нерешительно и боязливо, облачился в мой спасательный жилет, уселся на "подставочной" решетке, подвинув в сторону теперь уже почти пустой рюкзак: в нем оставалась лишь аптечка, фляжка, две катушки с леской, остатки "тормозка" да специальный спасательный шнур с двумя кружками-поплавками из прочного, как древесина, пенопласта. При этом зачем-то с грустью-печалью подумал о том, что на моей "рюкзачной" решетке-подставке прежде никому сидеть не приходилось.

Я подал-протянул ему (на всякий случай) свой перочинный нож... Себе достал из заднего кармана брюк и положил перед собою на скамейку справа (чтоб было под рукой) вещицу понадежнее - нож с острым, словно бритва, лезвием, мгновенно "вылетающим" из ручки от нажатия едва приметной кнопки-рычажка.

И мы поплыли.

Я, чтоб точно выйти на сома, "крутой дугою" оставляя водный шлейф, заплыл верх по реке почти до "козырька" платформы. Митяй - покамест для меня он все еще был Митяем - сидел в соседстве с рюкзаком, спиною прислонившись к кормовой скамейке. Левою рукою он крепко ухватил за рукоять свой спиннинг, правою подкручивал "педаль" катушки, сматывая-"вы-бирая" лишнюю, прослабленную леску.

Чтоб как-то отвлечь-"размагнитить" робкого парня, впервые в жизни оказавшегося в лодке, я "в двух словах" сказал ему, как запросто можно суметь научиться плавать. Для этого нужно по пояс зайти в водоем, повернуться лицом в направлении берега. Затем закрыть глаза, поднять вверх руки, набрать в себя как можно больше воздуха, присесть на корточки - и, оттолкнувшись от дна ногами, плыть совершенно без движений, лежа на воде. Сообщил, что после нескольких таких проплывов вскоре самому захочется пошевелить руками, "побултыхать" ногами, а затем попробовать дышать, подняв над водою голову. - И с убежденностью прибавил: - "Минут через пятнадцать-двадцать непременно по-собачьи поплывешь".

Митяй пообещал все это осуществить, возможно, даже ныне вечером на их "большом пруду" с некрупным желтым карасем и ротанами, находящемся неподалеку от его деревни. Вернее - около села Кутилово, в котором давно уж никто не живет. Сообщил, что в нем когда-то наши деды, прадеды во времена колхозов и совхозов разводили промысловых карпов. Сегодня - есть слушок - вся тамошняя местность кем-то скуплена, однако по-прежнему остается заброшенной.

Но вот мы с ним над ямкой метров пяти глубиной, именованной нами с Андреем и Даниилом "низинкой напротив заводи". Точнее - "канальцем заводи", поскольку размеры канавы не столь впечатляющи. Митяй, не привставая с рюкзака, сумел отдать мне спиннинг и тотчас ухватился за борта.

Я, не мешкая, весьма удачно вывел леску в легкий натяг, подергал-"пови-брировал" тюльпанчиком, и моя рука в одно мгновенье превратилась в крепкую "пружину", будто начал с кем-то неизвестным под водою наше состязанье на руках. Хлыстик удочки вмиг превратило в жутковатую дугу, лодку чуть не развернуло бортом поперек течения, и мы с Митяем на моем суденышке неторопливо подались-поплыли следом за объектом по реке, наискосок по направлению фарватерных глубин.

Но плыли недолго. Метров через восемь или десять объект, тянувший нас, вдруг замер-встал, как якорь, зацепившийся за дно, и лодку, снова развернув течением, вновь поволокла река, все больше-больше изгибая спиннинг, напрягая леску, "побеждая" аж обе мои руки.

Пришлось, отжав на катушке стопор, немедля сбросить-сдать часть лески и, быстро передавши спиннинг моему оброблому соседу, снова срочно взять-схватить за рукояти вёсел, грести-заплывать "в обратную".

Был снова заход на точку, была опять моя "вибрация" тюльпанчиком, которую сомы не любят и не терпят. И - снова тот же неестественный по силе жим с отходом рыбины вниз по реке, наискосок по направлению к фарватеру.

- Да-а!.. Леска у тебя действительно бесценная! Там, на дне - как годовалый поросенок... - успел промолвить я, хрипя от напряжения. - На самом деле было бы жалко такую! Ведь лодку едва ль не держит!..

И снова был заплыв, и - вновь натяг...

И - снова "останов", теперь уже еще на большей глубине.

- Самое скверное, Дима, - хрипло воскликнул я, - что нет совершенно сил, хотя бы приподнять со дна "хвостатого дружка"! Похоже, весит килограммов восемьдесят, если не побольше!..

Вдруг сом пошел, пошел на глубину уже без остановок, и приходилось стравливать все больше-больше лески.

- Ну что? Ну, как?.. Возьмем? Осилим? Постараемся?.. - неожиданно воспрянул духом мой сосед, готовый плыть теперь со мной куда угодно.

Однажды мне почудилось, что сдюжил-приподнял махину примерно на пятнадцать-двадцать сантиметров ото дна, но тотчас же последовал неимоверный жим на глубину, и сразу же пришлось стравить еще не менее двух метров лески!.. Я понял: сом нас вывел за продольный свал, перемахнувши бровку, и потащил-поплыл вдоль "желобка" по направлению к коряжнику, с "секретным" проходом в нем.

Однако - нет. Он продолжал идти наискосок на глубину, где на пути (к моей немалой радости) теперь быть не могло коряг! Но в ту же самую секунду момент трагизма нашей ситуации предстал передо мной в столь скверном, безнадежном положении, что не было уже необходимости вести дальнейшую борьбу. Наш проигрыш был неизбежным. Сом, вне сомнений, уводил-тащил обоих нас к Муратовским ярам, а там - мощнейшее течение Оки могло за несколько минут "закинуть" нашу лодку километров на пять, на шесть от здешних, относительно спокойных вод.

В момент одной из "лёжек" рыбины я подал спиннинг Дмитрию, просил его попробовать хотя бы просто подержать ее на удочке. Сказал, что в ней примерно метра два, два с половиною, и пасть, возможно, сантиметров тридцать-сорок, если не побольше. Тот было "с пылом-жаром" ухватился это тотчас же осуществить, но сом едва не выдернул из рук его удилище, при этом что-то неожиданно заклинило в катушке: трещотка-тормоз не сработала...

И в это самое мгновение я чиркнул лезвием ножа по леске, оставив на память донному речному чуде-юде наш "длинненький своеобразный маячок из тройника-крючка, блесны и лески". Я объяснил - теперь уж мануиловскому другу моему - в какую капитальную ловушку мы могли бы с ним влететь-попасться минут через десять-пятнадцать, увлекшись поимкой рыбины.

Просил его непременно поведать отцу о нашем нынешнем событии и, в случае необходимости, заверил о своем свидетельстве тому столь редкостного случая. Назвал свое имя, отчество.

На прощание (уже на берегу) я крепко пожал возбужденному, враз повзрослевшему парню руку, сказал, что искренне рад был встрече, знакомству с ним. Обещал "как-нибудь на досуге" непременно наведаться в их магазинчик "по нашей с ним дружбе".

"Но что же делать? Как же было быть-то теперь с поимкой хотя бы одной великанши?" - лихорадочно старался отыскать-понять причину невезения. Вне сомнений, что-то было неспроста в "фартовой" ловле Николая! Поневоле вспомнилось его уверенное утром: "Тогда, стал быть, сулит нам день удачей, предвосхищая превосходнейший улов!" - И далее, как заклинание: - "Цап их здоровенных, бестолковых крючком за губу!"