Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Затем мы вместе разместили карасей в садках; я рассказал ему историю об их поимке. Заметил, что Иван едва ль "не тронулся умом", едва не потерял дар речи и убежал на озерцо. Напомнил Герману, что время - десять. Нас, наверное, ждут гостьи! Что закуска, видимо, уж на столе...

"Опоздал!.." - перебил вдруг Герман. Он сказал, что встреча получилась полдевятого... Что - закусили, поболтали. Что Василиса с внучкой пили чай. Что - вымыли посуду, убрали ее в теремок. Что Ильич с Петровичем ходили с ними до парома: проводили, помогли нести их рюкзаки. Нам же с Иваном от них привет!..

Сказал, что я могу сходить перекусить, что нам оставили. Велел искать закуску под столом, в закрытых котелках. Заодно взглянуть, как чувствуют себя там "наши старики"... Так он вдруг назвал Петровича и Ильича, которые, как оказалось, привезли с собою не по две, а по три бутылки "Портвейна"! Пожаловался мне на них, что даже не пришли взглянуть улов, тогда как по примеру женщин, пора б и нам заканчивать рыбалку, чтобы со свежею, пока еще живою рыбой успеть на двухчасовой автобус. Стал мне доказывать, что "протушить"-испортить рыбу из-за лишнего часа ловли есть величайший грех!

"Зачем же договаривались в десять-то?.." - в полном расстройстве воскликнул я. Но, увидев подозрительный, лукаво-пристальный взгляд бригадира на своем лице, сразу же "с неудовольствием" прибавил: - Знамо дело, на озерце еще бы карасей наудил".

"Куда нам столько? - воскликнул Герман, замахав руками. - Если прикинуть с ершами да мелочевкой, килограммов восемь-десять получается на брата! Вряд умудриться донести!" Он хитренько, с подходцем, стал выражать сомненье в том, что как бы нам, двоим, не довелось-досталось сматывать все наши донки... Точнее, только мне, поскольку сам он, как ни говори, "немножко пьяный" и потому "слегка больной и слабый". А также в том, что как бы мне - "как молодому, юному" - не "угораздило" бежать на это озерцо, чтоб кликнуть Ивана домой.

Он рассказал, что Василиса со Светланой наудили, наверно, килограммов по двенадцать. Что - страх смотреть!.. Что рыба их крупнее, лучше. Четыре стерляди, четыре судака!.. Сома поймали на два с половиной! Прочая - язи, лещи!.. Мелочь они не брали.

"Девать-то куда в таких количествах? - с неудовольствием заметил Герману. - В холодильник-то не уложишь столько!..".

"По слухам, дарят старикам-старушкам. Куда-то возят-продают, умеют консервировать, коптить...", - отозвался тот. И, помнится, довольно смело, хитренько сказал: "Ну, кто же при наличии свободных денег откажется от стерляди и судака?!

И продолжал:

"Строго между нами говоря, - предупредил он о секретности его дальнейших слов, - ведь не у многих в развитом социализме от получки до получки ничего не остается! Про бухгалтера Корейко в "Золотом теленке" Ильфа и Петрова не читал?.. - И получив мой положительный ответ, что доводилось , назидательно воскликнул. - Во-от, во-от!.. Многим эту рыбку только предложи! Да и от леща с язем немало из граждан вряд ли отказались бы. Хек да мойвочка давно уж всем поднадоели!.."

Помнится, те назидания, к тому же "человека под шефе", мне были не особо интересны. Лично мне моей зарплаты, правда, подкрепляемой "родительским питанием", в общем-то, хватало!.. Даже оставалось в виде накоплений на приобретение - возможно даже той же осенью! - мопеда или же недорогого мотоцикла "Минский". Герман даже, видимо, предположить не мог, что в те же самые минуты, когда он мне, не торопясь, вещал свои "секретные соображения", как нестерпимо мне хотелось сбросить со спины рюкзак и что есть сил бежать-бежать на перевоз! "Авось еще не переплыли!.. Авось не поднялись на Кручу, не уехали!.." Но это было невозможно и немыслимо ни под каким предлогом, и вскоре от безумного порыва чувств пришлось-таки с немалым сожаленьем отказаться. Более-менее реальным в той неразрешимой ситуации, как мне тогда казалось, оставалось лишь одно: скорее сбегать за Иваном, срочно переплыть Оку, добраться до Окшёва, и там, быть может, доведется встретиться со Светой, чтобы перемолвиться хотя бы парой или тройкой слов.

Собственно, я не замедлил поддержать отличную идею Германа "о сохранении рыбы живой" и приложить необходимые усилия к тому, чтобы уехать "на обеденном", то есть двухчасовом автобусе. При этом мы сумели сговориться, что, пока я "бегаю" до озера и приведу Ивана, он постарается смотать все наши удочки и будет поджидать нас с тем, чтоб мы втроем без лишних хлопот и задержек смогли принести все наши вещи на площадку отдыха.

Для вида не особо торопясь, теперь уж налегке - без удочки, без рюкзака - я пошагал к тропе на яр, но там, как только скрылся за его кустарником, помчал-припустился с такой чудовищною силой и энергией, что временами перехватывало дух, щемило селезенку, и приходилось, сбавляя скорость, бежать трусцой, переходить на скорый, стремительный шаг.

Но все оказалось тщетным!.. Можно было не бежать, не торопиться! В Окшёве со Светланой свидеться не довелось. Трое тамошних мальчишек лет по девяти-двенадцати, прибегавших в магазин за леденцами, ничего о двух рыбачках не слышали. Расспрашивать о них у женщин, у старух, случайно оказавшихся в районе магазина, было, разумеется, опасно и, конечно же, недопустимо. "Однако надо же насколько проницательной, насколько умницей была Светлана, сразу же условившись со мной об адресе и фотоснимке! Словно чувствовала сердцем случай нашей неожиданной разлуки в этот день!.." - помнится, подумалось о ней с немалым восхищением, с разраставшейся все более и более в груди любовью.

О, если б кто имел тогда хотя бы мизерное представление о том, с каким великим нетерпением я ждал очередной рыбалки!

Донки, удочка, рюкзак были подготовлены едва ли не на следующий день. Купил в магазине садок, подсачек. Сфотографировался в фотоателье, а также у двух "нелегальных" в те времена фотографов, и было весьма непросто выбрать наилучшую из фотографий. Помнится, набивши руку на черновиках, вывел дарственную надпись на обратной стороне аж четырех из них! Скромненько, без лишних слов: "Светлане!.. От неопытного рыболова Александра". Свой адрес начертал, наверное, на сорока листах из общей тетрадки в клеточку, а затем в течение еще трех дней выбирал один-единственный, достойнейший из всех. После этого вдруг неожиданной проблемой стал вопрос размера моей "потайной записки"!

Помнится, что рассовал (на случай неожиданных потерь) аж три комплекта тех "визиток" вместе с фото по карманам пиджака, аккуратненько их проложив картоном, чтобы не помять. А четвертый - самый лучший экземпляр! - поместил в грудном кармане, застегнув его замочком-молнией.

В четверг, придя с работы, начал собирать необходимые продукты. Бабушка сварила несколько яиц, из чулана принесла кусок свинины-солонины, а затем не пожалела и копченой. Завернула в газету лук, лавровый лист и перец для ухи, выкопала несколько картофелин на огороде. В отдельных свертках были сахар, соль, чеснок, растительное масло в пузырьке, в дефицитнейший в те времена пакет из полиэтилена положила хлеб и помидоры. Шоколадку для Светланы, сыр и колбасу "для общего котла", помнится, купил в довольно дорогом комиссионном продуктовом магазине. (Тогда он находился в том же здании, где ныне "ЗОО-магазин", на улице Коммунистической).