Питер Джеймс - Искушение [litres]

Он пытался объяснить Карен, как все было, но она не хотела ничего слушать и только повторяла: «Какая я была дура, мне надо было догадаться с самого начала». Джо оставался с ней в спальне и после полуночи, уговаривая, пытаясь рассказать ей всю предысторию, клялся, что он не намеревался спать ни со Стасси, ни с какой-либо другой женщиной. Но жена продолжала злиться на него, потом тихо плакала, затем начала снова нести чушь про Джулиет. В конце концов, отчаявшись, он ушел в свой кабинет. «И надо же, именно этой ночью, – подумал он. – Ни когда-либо, а именно этой!»

– Сегодня среда! – вдруг воскликнула Стасси. – В пятницу я поеду в супермаркет – нам нужно уже составлять список, Карен.

– Вы уезжаете от нас сегодня утром, Стасси. Вы больше не будете ездить для нас в супермаркет никогда, – отрезала Карен. – Вы едете домой.

– Я дома, – глядя на Карен без выражения, произнесла Стасси.

Карен покачала головой:

– Нет, вы едете к Блейку, или назад в Гонконг, или куда вам угодно, но здесь вы не останетесь. Вы больше здесь не работаете. Я хочу, чтобы до десяти часов вы уехали. Вам понятно?

У Джека изменилось лицо, и он озадаченно посмотрел на Стасси.

Стасси взглянула на Джека, но ничего не сказала. Джо хотел напомнить Карен, что они должны оставить Стасси до тех пор, пока она не подыщет себе другое место, но Карен не стала бы его слушать.

– Когда мы должны быть с тобой сегодня вечером в Лондоне, Джо? – спросила Карен.

– В шесть. Шофер приедет без четверти четыре. Но я действительно думаю, что тебе не следует ехать.

– Я еду, – твердо сказала она. – Я уже позвонила Мюриел. Она посидит с Джеком.

Стасси спокойно продолжала есть свою смесь.

– Я не хочу эту глупую Мюриел! – заявил Джек. – Я хочу Стасси!

– Стасси уезжает, Джек, – спокойно и решительно сказала Карен. Затем она повернулась к девушке: – Вы поняли, я хочу, чтобы вы упаковали ваши чемоданы и к десяти часам выехали отсюда. Я позвоню Блейку Хьюлетту и узнаю, сможет ли он забрать вас, а если нет, закажу вам такси.

В том безразличном взгляде, которым Стасси окинула Карен, было нечто такое, от чего Джо похолодел. Она не говорила ни единого слова, а продолжала смотреть на Карен. В этом взгляде не было злобы – только полное отсутствие выражения, всяких эмоций. «Словно в доме вообще никого нет», – подумал он. Несколько секунд спустя она потянулась за кофейником и налила себе кофе. Добавила молока, затем взяла сахарницу. Когда девушка положила себе в кофе две ложки сахара, что-то словно толкнуло Джо, что-то странное, но он понял, в чем дело, только через минуту.

Он выдавил из тубы немного маргарина «Флора» и начал намазывать его на свой тост. Сахар. Он вдруг вспомнил утро, когда Стасси появилась у них. Праздники. Воскресенье. Стасси и Блейк в кухне. Джо приготовил им обоим кофе и подвинул к Стасси сахарницу. «Нет, спасибо, – сказала она, – я пью без сахара». Джо понаблюдал, как Стасси размешивает сахар в своей чашке. Может быть, она почувствовала, что нуждается в дополнительной энергии сегодня, так же как и он.

Джек посмотрел на мать, а потом соскользнул со стула, подошел к Стасси и, как бы защищая, обхватил ее ручонками.

– Не хочу глупую Мюриел, – сказал он вызывающе и принялся гладить Стасси по щеке. – Хочу Стасси. Пожалуйста, останься, Стасси.

– Доешь свой завтрак, Джек, – холодно процедила Карен.

Джек взглянул на мать, потом снова на Стасси, разрываясь между ними.

Карен сердито хлопнула рукой по столу.

– Джек!

Джек с недоверием посмотрел на мать, затем еще сильнее обнял Стасси.

– Я люблю Стасси, мама, и я хочу, чтобы она осталась навсегда. – Он умоляюще заглянул ей в лицо. – Ты останешься навсегда, правда, Стасси?

– И навеки, – ответила она бесстрастно, глядя перед собой пустыми глазами. – Никто не должен умирать, Джек. – Она произнесла эти слова, словно читая выученный текст. – Ни теперь. Ни когда-нибудь вообще. Никто больше не должен умирать. Смерть не является неизбежностью.

Джо покрутил головой, не веря своим ушам; глубоко внутри он почувствовал странное волнение и дрожь. Смерть не является неизбежностью. Любимое высказывание его отца. Он уставился на девушку, недоумевая, откуда она это взяла. «Наверное, прочитала некоторые из работ его отца», – подумал он. Вилли Мессенджер написал несколько томов, а также многочисленные статьи по крионике и о своих взглядах на бессмертие – их можно было найти на книжных полках в кабинете.

Наблюдая за лицом девушки, Джо заметил, что равнодушие в ее взгляде исчезло, когда она обняла Джека и крепко прижала его к себе. Слезы покатились по ее щекам. Внутренняя дрожь от потрясения не оставляла Джо. Но он не мог понять, вызвали ее сами слова или же та особая манера, в которой она их произнесла.

– Три года назад вы оказали мне высокую честь, пригласив выступить перед вами. Я сказал вам тогда, что в следующий раз, когда я окажусь на этой трибуне, я буду представлен моим компьютером по имени АРХИВ, который тогда был только искоркой в синапсах своего папаши…

По залу прокатилась волна смеха.

– Я хочу, чтобы вы знали, что не из-за отсутствия прогресса АРХИВ не обращается к вам в этот вечер. Здесь имеются некоторые серьезные соображения, которые я хочу изложить вам, к тому же я не уверен, что могу доверить АРХИВу сделать это самому. Поэтому, полагаю, вам и на этот раз придется иметь дело со мной в моем старом биологическом обличье.

Тут последовал взрыв смеха чуть потише.

Как обычно, Джо выбирал определенные лица в аудитории и сосредотачивался на них – переключаясь то на одного слушателя, то на другого. Его голос разносился по залу через репродукторы. Все шло хорошо, нервы его успокоились, он следовал за текстом, обращая внимание на отметки там, где следовало повысить голос или сделать паузу для большей выразительности и возможного смеха аудитории. У него была великолепная публика, чутко реагирующая и любящая шутку. Карен была где-то здесь, в первых рядах. Но он избегал глядеть на нее, его взгляд скользил мимо ее лица. Джо снова заглянул в текст, а затем посмотрел на свою центральную фокусную точку, человека в очках, с серебряной козлиной бородкой, сидевшего в шестом ряду позади жены.

– Мы должны понять одну фундаментальную вещь, прежде чем начнем пытаться закладывать человеческий разум в компьютеры: человеческое сознание и человеческая совесть – это совершенно разные понятия. Одно из них вовсе не обязательно следует за другим. Вы можете заложить содержимое чьего-то мозга в компьютер, но сможете ли вы поручиться, что закладываете туда и его человечность? Когда мы помещаем мысли и желания в компьютер, как мы можем быть уверены, что помещаем туда также мораль и общественное сознание, которые составляют фундамент поведения цивилизованного человека?