Екатерина Белецкая - Насмешники. Дело в шляпе

Звук сработавшего портала.

Бирюзовое небо…

Бирюзовое небо, и плывущее по нему бледно-розовое облако…

И две маленькие точки, которые летят по небу в их сторону… по бирюзовому небу с розовыми облаками.

— Я живой, — прошептал Фадан. — Я живой, я лежу в… в траве? Да, в траве. Спину колет… Шеф?

— Все живы, — сообщил Шеф, привычно появляясь рядом. — Скоро придут в себя. Поздравляю, у вас получилось.

Фадан сел, огляделся.

Оказывается, он сидел на склоне огромного холма, сплошь заставленным вертикальными блоками метров по пять в высоту. Блоки отстояли друг от друга на приличные расстояния, поэтому Фадан и сумел рассмотреть и холм, и блоки, и небо. Были бы они близко друг к другу, ничего бы он не увидел. Значит, у нас дома такие же, просто они под землей? Вероятно, да. Блоки, ветер, сухая степная трава. И никого. Только две точки в небе. Машут крыльями, теперь это стало видно. Машут крыльями и приближаются. И чего-то они какие-то пузатые, эти точки. И шеи у них слишком длинные для птиц. И крылья какие-то странные.

— Спокойно, — произнес Шеф. — Сиди спокойно, и ничего не делай.

— Что это? — хриплым шепотом спросил Фадан. — Шеф, кто сюда летит?

— Сиди спокойно, и ничего не бойся.

— Но кто это, Остроухий тебя раздери?!

— Ничего особенного. Это всего лишь драконы.

— Кто?!

— Драконы, — невозмутимо пожал плечами Шеф.

Зарзи закрыл блокнот, и протянул его Иту. Тот спрятал блокнот в карман.

— А дальше? — с упреком спросил Зарзи. — На самом интересном месте!

— Это так всегда бывает, что на самом интересном месте, — хмыкнул Ит.

Самолет, в котором госпиталь «Дананг» летел домой, сейчас кружил над аэропортом, спрашивая разрешения на посадку, а посадку всё не давали — черт их знает, почему. Ничего, дадут. На худой конец, уведут машину во Внуково, хотя, конечно, ждать катера из Внуково удовольствие ниже среднего. Особенно в такую погоду…

— Нас вообще посадят, или нет? — Скрипач, разумеется, занял козырное место у окна, и сейчас выпендривался, как мог. — Ит, я там дом уже вижу внизу. Кажется. Или это универ?

— Это твоё воображение, — сообщил Кир, зевая. — Зараза, как там итская писанина?

— Увлекательно, только он не написал, что там дальше, — упрекнул Зарзи.

— А чего там дальше может быть? Победят всех врагов, и всё такое, — пожал плечами Кир.

— Что победят, понятно. Непонятно, как победят, и что на самом деле с планетой случилось, — Зарзи задумался. — Что-то мне это всё напоминает. Где-то я про похожий мир читал.

— Я тебе как агент скажу, что таких миров на самом деле уйма, — Ит погрустнел. — И разумных таких уйма. Я, если честно, скрестил несколько миров, но сама по себе ситуация не нова. Конечно, ты читал. Просто все воспринимают по-разному.

— Меня местами проняло, — признался Зарзи. — Особенно вся эта религиозная подоплека. Очень на нас похоже, очень! Вроде бы благие цели, доброта, милосердие, а потом… ррррраз! И они уже везде. И в политике, и в юриспруденции, и в образовании, и в медицине. И липкие, как не знаю что, не отвяжешься. Этого нашего договора не было бы, если бы… не вот такие же греваны, — он опустил голову.

— Не вспоминай ты про это, — попросил Ит. — Вот приедем домой сейчас, запустим вас в квартиру, и вы как сядете, и как напьетесь! Особенно ты.

— Не хочу, — помотал головой Зарзи. — В Новый год разве что. Илюш, к тебе за ферментами завтра подъехать можно? — крикнул он.

— А синтезатор из госпиталя было слабо спереть? — крикнул в ответ Илья. — Нет, ну я не знаю просто. Как дети прямо!

— Мне было не слабо, я спер, — невозмутимо сообщил Фэб.

— Тебе-то зачем, у тебя же адаптация сделана? — удивился Илья.

— Не «зачем», а «почему». Из любви к искусству. Зараза, он в багаже у меня, дома отдам, — пообещал Фэб.

— А домой-то хочется, — мечтательно протянул Скрипач. — Дома девчонки… ванная… варенье яблочное… может, какая добрая душа батон белого еще купила…

— А потом он с батоном и вареньем заснет в ванной, — открыл всем тайну Ит. — А у нас народу много. Семь человек. А ванная одна. Рыжий, ты скотина.

— Не тесно в квартире? — спросил кто-то из передней части салона.

— Тесновато становится, — вздохнул Скрипач. — Но в тесноте, как говорится, да не в обиде. Лучше, когда тесно, чем когда пусто.

— По крайней мере, сейчас, — беззвучно добавил Ит.

Фэб глянул на него — но Ит на взгляд, против своего обыкновения, не ответил. Он чувствовал этот взгляд, требовательный, повелительный — но так и не повернул головы.

Лгать. Сейчас придется лгать, и к этой лжи нужно подготовиться, причем так, чтобы не поняли. Не поняли, не догадались, не осудили. Он уже сам судил себя, он чувствовал, что снова в нем что-то надломилось — уже в который раз, и всё бы ничего, но к этому надлому надо привыкнуть, а он пока что еще не успел.

— Не надо, — беззвучно произнес Фэб. — Зря.

— Надо, — так же беззвучно ответил Ит. — И не зря. Ничто не зря. В этой жизни всё происходит только для того, чтобы мы сумели понять что-то новое. Порой это больно. Но неизбежно.

…В терминале было людно, и они сначала долго проходили таможню, а потом полчаса ловили на ленте свои чемоданы и сумки. Кажется, вся эта суета принесла толику облегчения — по крайней мере, Ит перестал думать о том, что произошло в том лесу под Данангом, а сосредоточился на более близких и более важных вещах. Чемоданы. Баулы с подарками. Кофры с личным инструментарием, оранжево-зеленые, противоударные. Еще кофры, на этот раз с «наукой», был заказ от московских биологов, им передали, они привезли.

Потом они долго лезли со своим хабаром сквозь толпу, выискивая глазами своих, и, наконец, Кир, уронив сумку Скрипачу на ногу, принялся махать руками, а Фэб закричал:

— Девчонки, мы здесь! Эй!.. Берта, мы здесь!..

И толпа как-то сразу кончилась, и Ит увидел, как они бегут навстречу — Даша с Верой впереди, Берта следом. Ит тоже уронил сумку, не разобрав, на кого, и кинулся вперед — к дочке.

…И с каждым шагом он ощутил, что Дананг с его вечным дождем и болью остаются там, на летном поле, в воздухе, во мгле, а сейчас, теперь, вот уже очень скоро — всё будет иначе. Совсем иначе. Будет Новый год, елка, пироги; и тепло, и гирлянда скоро замерцает в полутемной комнате, и кот придет погреться на колени, и самое главное, самое…

— Папка, как же я скучала! — выпалила Даша, повисая у Ита на шее.

— Я тоже очень, очень скучал, зайчик, — бормотал Ит, гладя дочь по волосам. — Три месяца всего, а ты так выросла…

— Мама сказала, что джинсы новые нужны, да… Пап, я первое место заняла на союзе, представляешь? — Даша чуть отстранилась, Ит поймал ее взгляд — удивление удаче, и та сила, молодая, рьяная, которая, как ему казалось, давно уже отступила от него самого. — За тот рассказ!