Филиппа Грегори - Буревестники [litres с оптимизированной обложкой]

– Если он прямо меня спросит. Но ты ведь, по-моему, прислушался к голосу собственной совести? Я считал, что ты будешь горд сообщить милорду, как ты отказался разговаривать с его врагом.

Брат Пьетро развел руками. Невозможно было даже предсказать, похвалят ли его за благоразумный отказ иметь дело с неверным или отругают за то, что он не выполнил своих обязанностей в качестве писаря при Луке.

– Пустяки! – заявил Лука. – Моя беседа с Раду и твой отказ присутствовать на обеде ничего не значат по сравнению с остальным. Мы едва не погибли. Мы видели начало Крестового похода. Мы собрались идти в Иерусалим, шагали по морскому дну. Нас прогнала обратно волна высотой с церковную колокольню, которая сокрушила все на своем пути. Необычайные вещи происходят вокруг нас чуть ли не каждый день.

Брат Пьетро поддернул мешковатые штаны и подвязал их веревкой от своей рясы, чтобы они не спадали с тощих бедер.

– На моей памяти магистр ни разу не выезжал из Рима на место расследования, – признался он. – И это меня пугает.

Лука сразу насторожился.

– Значит, милорд никогда раньше не встречался с расследователем во время его миссии? – переспросил он.

– Никогда.

– Тогда почему же он здесь?

– Вот и я себя об этом спрашиваю.

Фрейзе предстояло прислуживать за ужином, и теперь он трудился на кухне. Юноша помогал переполошившейся хозяйке разложить тушеное мясо по ломтям свежего черного хлеба, которые заменяли тарелки. Ишрак с Изольдой полагали трапезничать в спальне.

– Я отнесу еду дамам, – предложил Фрейзе.

– Я уже за ней пришла, поэтому не беспокойся, – сказала Ишрак, показавшись на пороге. – Я знала, что на кухне будет много работы!

– Да благословит тебя Господь! – обрадовалась хозяйка гостиницы. – Он-то ведь из Рима, а мой дом до сих пор сырой.

– Ничего страшного, – успокоила ее Ишрак.

Она забрала предназначавшиеся им порции и направилась к лестнице. Фрейзе придержал перед ней дверь.

– Что он тебе сказал? – прошептал он, когда Ишрак с ним поравнялась.

Она вскинула голову:

– Кто?

– Тот аристократ-язычник. Он говорил с тобой на чужом языке. Он отвел тебя подальше к кораблю, когда ты несла за ним сверток. Я видел, что ты с ним пошла, но я в языках не силен. А он говорил очень тихо. И чем он тебя соблазнял?

– Я его не поняла, – поспешно ответила она. – Он говорил слишком быстро.

– Тогда что ты ответила?

– Что я его не поняла, – повторила Ишрак.

Фрейзе заметил, как ее глаза на секунду метнулись в сторону, и сообразил, что она солгала.

– Похоже, он – важная персона, – заметил он, растягивая губы в улыбке.

– Очень ученый, судя по тому, что он объяснял Луке, – ответила она равнодушно и начала подниматься по лестнице.

– Ты подаешь ужин или будешь заигрывать с этой девицей? – возмутилась хозяйка, не отходя от очага, где она поворачивала на вертеле утку, поливая ее вытапливающимся жиром.

– Буду заигрывать, – ответил Фрейзе. – Сначала с девицей, а теперь, когда она, слава богу, убралась восвояси, я смогу переключиться на гораздо более интересную цель – на тебя. Не прогуляться ли нам в бельевую? Давай наплюем на утку, ты запрешься со мной и будешь меня домогаться среди простыней?

Приехавший из Рима магистр неожиданно хорошо поужинал в городке, оправляющемся от недавней катастрофы. Отодвинувшись от стола, мужчина вгрызся в свежее яблоко и посмотрел на расследователя и монаха. Лука и брат Пьетро пришли, когда подали десерт – фрукты и сладости – и теперь, вытянувшись в струну, старались как можно подробнее доложить своему господину про Крестовый поход, волну и рабскую галеру.

Затем они умолкли и замерли в ожидании его реакции.

Магистр в рясе из дорогой синей материи непринужденно развалился на стуле, однако его клобук был по-прежнему надет так, чтобы лицо оставалось в тени.

– Я слыхал про Платона, которого ты упомянул, – произнес он. – И я его читал. Но только по-гречески. У нас в Риме имеется одна рукопись, но у него есть и другие произведения. Платон был плодовит. В нашей константинопольской библиотеке сохранилось несколько неплохих экземпляров, но сейчас они оказались в руках мусульман, вместе с остальными христианскими сокровищами. К сожалению, наша огромная библиотека попала в руки неверных! Кстати, брат Пьетро, ты можешь передать мне заметки, которые ты сделал во время трапезы с неверным.

Брат Пьетро кивнул. Он не стал объяснять, что запись вела Ишрак.

– По слухам, вы путешествуете с двумя дамами, – продолжил магистр. – Они приехали с вами и до сих пор здесь, в Пикколо?

– Я постоянно пытался отправить их с кем-нибудь другим! – воскликнул брат Пьетро. – Обстоятельства помешали дамам найти для себя более подходящее общество.

– Кто они? – магистр обратился к Луке, игнорируя брата Пьетро.

– Госпожа Изольда из Лукретили и ее служанка Ишрак, – пояснил Лука. – Они сбежали из женского монастыря, и, как вы уже знаете, мы встретились с ними на дороге. Если бы они ехали одни, им бы угрожала опасность. В нашем лице они нашли защиту. Они и сами надеются, что вскоре смогут присоединиться к дамам-паломницам. Они очень помогли нам в Витторито, как я вам раньше докладывал, и даже тут, в Пикколо. Госпожа Изольда столь красноречиво изъяснялась, что предотвратила бунт местных невеж, обвиняющих их в призыве бури. А Ишрак удивительно образованна. Она помогла нам разобраться с капитаном галеры неверных: она говорит по-арабски.

Магистр пожал плечами, словно дамы не особенно его интересовали, но клобук скрывал выражение его лица, Луке оставалось только гадать, что его господин думает на самом деле.

– Ясно, – безучастно проговорил милорд. – Ты ведь писал мне про эту рабыню?

– Она не рабыня, а свободная женщина, – уточнил Лука. – Она – наполовину арабка, но росла в замке Лукретили. Она знает языки и обучалась в Испании. Покойный дон Лукретили собирался сделать из нее ученую женщину. Он позволил ей изучать медицину и читать древние рукописи. Она владеет очень многими навыками, как вы должны были понять из моих докладов.

– Какой она веры? – осведомился магистр, задав главный – единственно важный – вопрос.

– Похоже, никакой, – угрюмо ответил брат Пьетро. – Она не посещает церковь, и я ни разу не видел, чтобы она молилась как мусульманка. Она говорит о Боге равнодушно. Она может оказаться неверной, мусульманкой или язычницей. Но она точно не христианка. По крайней мере, мне так кажется. – Чуть поколебавшись, он произнес слова, которые должны были защитить Ишрак от инквизиции и обвинений в ереси. – Мы относимся к ней, как к мавру. Она следует христианским законам и ведет себя скромно, как подобает девице. Я не могу сказать о ней ничего плохого.