Дебора Харкнесс - Открытие ведьм [litres]

Я поднялась в кабинет, включила ноутбук, перенесла его вместе с рукописью на письменный стол Мэтью. Руки после верховой езды ломило, и я надеялась, что там мне будет удобнее, чем за своим столом у окна. Кожаное кресло, рассчитанное на вампирский рост, было мне слишком высоко, и ноги не доставали до пола, но за столом Мэтью я чувствовала себя ближе к нему.

Пока компьютер загружался, я заметила на верхней полке темный предмет. При беглом взгляде он сливался с книжными корешками и деревом – я разглядела его только теперь, заняв место хозяина.

Не книга – деревянный брусочек. Восьмигранный, с вырезанными на каждой стенке окошечками. Черный, весь в трещинах, покоробившийся от времени.

Детская игрушка, с болью в сердце поняла я.

Мэтью сделал ее для Люка, когда еще не был вампиром и строил церковь в деревне. Теперь она лежит там, где ее никто не заметит, а он сам видит каждый раз, усаживаясь за стол.

Когда Мэтью был рядом, мне легко верилось, что в мире нас только двое. Ни угрозы Доменико, ни охота Изабо не поколебали моего убеждения, что наши отношения не касаются никого, кроме него и меня.

Но эта деревянная башенка, любовно сделанная в незапамятные времена, разом покончила с моими иллюзиями. Мы должны думать о детях, живых и мертвых. О семьях, в том числе и моей, где генеалогия запутанна, а предрассудки укоренялись веками. Сара и Эм до сих пор не ведают, что я полюбила вампира, – пора им сказать.

Изабо в гостиной ставила цветы в высокую вазу на бесценном бюро эпохи Людовика XIV. Можно было не сомневаться, что весь здешний антиквариат обладает самой убедительной родословной и хозяин у него был только один.

– Изабо, – нерешительно начала я, – есть здесь телефон, по которому я могу позвонить?

– Он сам позвонит, когда захочет поговорить, – сказала она, пристраивая стебель с листьями среди белых и золотистых роз.

– Я не Мэтью собираюсь звонить. Своей тете.

– Колдунье, которая звонила вчера? Как ее звали?

– Сара, – нахмурилась я.

– И живет она с женщиной – другой колдуньей, верно?

– Да, с Эмили. Для тебя это проблема?

– Нет. – Изабо бросила на меня взгляд поверх вазы. – Они обе колдуньи, это главное.

– И любят друг друга.

– Хорошее имя – Сара, – задумчиво произнесла Изабо. – Ты ведь знаешь эту легенду?

Я помотала головой. Быстрота, с которой она меняла темы, ошарашивала почти так же, как смена настроений у ее сына.

– Мать Исаака сначала звали Сарай, что означает «сварливая», но, когда она понесла, Бог дал ей имя Сарра – «владычица».

– Тетушке как раз подошло бы имя Сарай. – Может, Изабо наконец скажет мне, где телефон?

– Эмилия тоже хорошее имя. Сильное, римское. – Она подрезала стебель розы острым ногтем.

– А что оно означает? – Хорошо, что у меня так мало родственников.

– «Трудолюбивая». А Ребекка, как звали твою мать, значит «узы», «оковы». – Изабо придирчиво осмотрела свою композицию со всех сторон. – Занимательное имя для колдуньи.

– А твое как перевести? – Мое терпение подходило к концу.

– Меня не всегда так звали. Изабо – «обещанная Богом» – так выбрал Филипп. – Она помедлила и сказала: – Мое полное имя – Женевьева Мелисанда Элен Изабо Од де Клермон.

– Красиво. – За каждым из этих имен скрывалась своя история.

– Имена нужно давать со смыслом, – слегка улыбнулась она.

– У Мэтью тоже много имен? – Я взяла из корзины белую розу и подала ей.

Поблагодарив, Изабо ответила:

– Да, конечно. Мы давали по нескольку имен всем своим детям. То, под которым он к нам пришел, он пожелал сохранить. Христианство тогда было новой религией, и Филипп счел для нашего сына полезным называться в честь евангелиста Матфея.

– Какие же имена он получил от вас?

– Полностью он именуется Матье Габриель Филипп Бертран Себастьян де Клермон. В свое время он был превосходным Себастьяном и вполне сносным Габриелем. Имя Бертран он терпеть не может, на Филиппа не откликается вовсе.

– Почему?

– Это любимое имя его отца. – Руки Изабо застыли над вазой. – Филиппа, как тебе известно, нет в живых – его убили нацисты за участие в Сопротивлении.

В моем видении она говорила Мэтью, что его отца схватили колдуны.

– Нацисты? Не колдуны? – спросила я, опасаясь худшего.

– Тебе Мэтью сказал? – ужаснулась она.

– Нет. Вы с ним явились мне во вчерашнем видении. Ты плакала.

– Его убили колдуны вместе с нацистами, – помолчав, сказала она. – Боль еще свежа, но с годами она поутихнет. После его смерти я охотилась только в Германии и Аргентине – это помогло сохранять рассудок.

– Мне очень жаль, Изабо. – Мои слова, хоть и недостаточно сильные, шли от чистого сердца.

Услышав это, она ответила нерешительной улыбкой.

– Ты ни в чем не виновата. Тебя там не было.

– Какие имена ты бы мне добавила? – Я подала Изабо новый цветок.

– Мэтью прав – тебе вполне хватает одной Дианы. – Она произнесла мое имя на французский лад, как всегда. – Вся твоя суть заключена в ней. Телефон там. – Изабо указала пальцем на библиотеку.

Я включила лампу и набрала код штата Нью-Йорк, надеясь застать обеих тетушек дома.

– Диана, – с облегчением откликнулась Сара. – Эм сразу сказала, что это ты.

– Извини, что не перезвонила вчера, – тут много всего случилось… – начала я, вертя в руках взятый со стола карандаш.

– Хочешь поговорить об этом?

Я чуть трубку не выронила. Чтобы Сара – да спрашивала моего согласия!

– Эм на месте? Не хотелось бы все повторять потом.

– Привет, Диана, – тут же ответил теплый, родной голос Эм. – Ты где?

– В гостях у матери Мэтью, недалеко от Лиона.

– У его матери? – Эм очень интересуется родословными – как своей, длинной и крайне запутанной, так и чужими.

– Изабо де Клермон. – Я постаралась произнести это, как сама Изабо, растягивая гласные и глотая согласные. – Эм, она просто нечто, прямиком из волшебной сказки. Иногда мне кажется, что это из-за нее люди так боятся вампиров.

Пауза.

– Мелисанда де Клермон, ты хотела сказать? Когда ты говорила о Мэтью, я даже и не подумала, что он из тех де Клермонов. Ты уверена, что ее зовут Изабо?

– Вообще-то, она Женевьева, – нахмурилась я. – Мелисанда, кажется, тоже упоминалась, но предпочитает она Изабо.

– Будь осторожна, Диана. У Мелисанды де Клермон дурная слава. Она ненавидит колдунов – после Второй мировой загрызла чуть ли не всех в Берлине.

– У нее есть веская причина их ненавидеть. Удивляюсь, как она еще пустила меня к себе.

Если бы все было наоборот и в смерти моих родителей были виновны вампиры, я бы такого всепрощения не проявила.

– А что там насчет воды? – вмешалась Сара. – Эм видела какую-то бурю.

– После отъезда Мэтью из меня полился дождь. – Брр! Ничего себе дождик.