Дебора Харкнесс - Открытие ведьм [litres]

– Спасти его было невозможно – он умирал. Одни каменщики говорили, что он поскользнулся, другие – что он стоял на краю и вдруг то ли упал, то ли прыгнул. Заявляли, что в церкви его, как самоубийцу, нельзя хоронить. Я не могла допустить, чтобы он умер в отчаянии. Он так хотел воссоединиться с женой и сыном – каково ему было думать в последний час, что он будет вечно разлучен с ними?

– Ты поступила правильно.

Я бы тоже ни за что его не покинула, что бы Мэтью там ни думал про свою душу. Если бы его могла спасти моя кровь, я бы ею воспользовалась.

– В самом деле? Никогда не была в этом уверена до конца. Филипп предоставил мне самой решать, вводить Мэтью в семью или нет. Мне уже случалось создавать вампиров, и Мэтью был не последний, но все равно выделялся. Я любила его и знала, что боги даровали мне случай стать матерью, воспитать его для новой жизни.

– Мэтью не оказал сопротивления? – не удержавшись, спросила я.

– Нет, он слишком страдал. Мы с Филиппом всем велели уйти, сказали, что приведем священника, и объяснили Мэтью, что можем подарить ему вечную жизнь, без страданий, без боли. После он рассказывал, что принял нас за Богоматерь с Иоанном Крестителем, которые сошли к нему, чтобы взять на небо, к жене и сыну. А когда я предложила ему свою кровь, он подумал, что это священник причащает его перед смертью.

В комнате было тихо, лишь трещали дрова в камине да я дышала тихонько. Так хотелось вызнать у Изабо подробности, но страшно было спросить – вдруг для вампиров эта тема слишком личная или слишком болезненная. Но она все рассказала сама.

– Он принял мою кровь так просто, словно был рожден для нее. Его, в отличие от многих людей, не пугали ее запах и вид. Я вскрыла зубами запястье, сказала, что моя кровь его исцелит, – и он стал пить без малейших признаков страха.

– А потом? – прошептала я.

– Потом было… трудно. Все новорожденные вампиры очень сильны и одержимы голодом, но с Мэтью справиться было почти невозможно. Его обуревала ярость – нам с Филиппом приходилось охотиться целыми сутками, чтобы насытить его. И физически он изменился больше, чем мы ожидали. Мы все после возрождения становимся выше, стройнее, сильнее – я в своем прежнем существовании была куда ниже ростом. Но Мэтью из тощего долговязого мужчины развился в поистине великолепное существо. Мой муж был крупнее нашего нового сына, но при первом же глотке моей крови тот стал ему достойным соперником.

Стараясь не ежиться при мысли о яростном, бунтующем Мэтью, я смотрела на его мать. «Вот чего он боялся, – поняла я. – Что пойму его подлинную сущность и почувствую отвращение».

– Как же вы его успокоили? – спросила я.

– Положившись на то, что Мэтью не будет убивать каждого встречного, Филипп взял его на охоту. Это захватило сына целиком, как телесно, так и духовно. Вскоре охота стала ему нужна больше, чем кровь, – хороший признак для молодого вампира. Это означает, что новичком движет не один только голод, что он вновь способен мыслить. Со временем и совесть в Мэтью пробудилась – он стал думать, прежде чем убивать. После этого мы боялись только тех черных полос, когда он вспоминал о своей потере и принимался охотиться на людей.

– Что помогало в таких случаях?

– Иногда я пела ему – и ту песню, что сегодня пела тебе, и другие. Это смягчало его горе. Иногда он просто уходил – Филипп запрещал мне следить за ним и расспрашивать его, когда он возвращался. – Черный взгляд Изабо подтвердил мое подозрение: Мэтью искал утешения в крови и ласках других женщин.

– Он так хорошо владеет собой, – заметила я, – трудно представить, что он на это способен.

– Мэтью очень глубоко чувствует. Это и достоинство, и тяжкое бремя – уметь любить так, что утрата любви превращает тебя в жестокое чудовище.

Расслышав угрозу в этих словах, я вскинула подбородок и ощутила зуд в пальцах.

– Постараюсь, чтобы мою любовь он никогда не утратил.

– Это каким же образом? Хочешь стать вампиром и охотиться с нами? – В смехе Изабо не было ни радости, ни веселья. – Не сомневаюсь, что Доменико именно это и предлагал. Выпить твою кровь, заменить ее нашей – и у Конгрегации больше не будет повода вмешиваться в ваши с Мэтью дела.

– Что ты такое говоришь? – пролепетала я.

– А ты не понимаешь? – огрызнулась Изабо. – Если тебе непременно нужно быть с Мэтью, стань одной из нас. Выведи из-под удара и его, и себя. Колдуны, возможно, не захотят тебя отпускать, но против отношений между двумя вампирами и они ничего возразить не смогут.

Марта тихо зарычала.

– Мэтью из-за этого уехал? Конгрегация приказала ему сделать меня вампиром?

– Он ни за что не сделал бы тебя manjasang! – гневно заявила Марта.

– Верно, – подтвердила Изабо с легким ехидством. – Я же говорила, он всегда любил хрупких женщин.

Вот, значит, что от меня скрывал Мэтью. Если я стану вампиром, перестану быть собой, запрет Конгрегации больше не будет нас касаться.

Эту перспективу я, как ни странно, рассматривала без особой паники или страха. Мы с Мэтью будем вместе. Может даже, стану повыше ростом. Изабо охотно меня обратит – вон как сверкнули ее глаза, когда моя рука потянулась к шее.

Но как же быть с видениями? С водой? С ветром? Я еще не осознала полностью свой магический дар – если стану вампиром, мне никогда не разгадать тайну «Ашмола-782».

– Я обещала ему, что Диана останется тем, кто она есть, – колдуньей, – хрипло сказала Марта.

Изабо, слегка оскалив зубы, кивнула.

– Что на самом деле произошло в Оксфорде? Он ведь не брал с вас обещания об этом молчать?

– Спроси его самого, когда он вернется, – смерив меня внимательным взглядом, ответила Изабо. – Не мое это дело.

У меня имелись еще вопросы – вдруг не все они подпали под вето Мэтью?

– Почему вас так взволновало, что в лабораторию пытался проникнуть не человек?

– Умница, – после долгой паузы похвалила меня Изабо. – Правила этикета, в конце концов, не секрет. Среди созданий такие поступки считаются недопустимыми – остается надеяться, что это был шаловливый даймон, не сознающий всей серьезности подобного проступка. Такое Мэтью простил бы.

– Даймонам он всегда все прощал, – мрачно пробормотала Марта.

– А если не даймон?

– Со стороны вампира это тягчайшее оскорбление. Мы существа территориальные. Вампир не вторгается без разрешения в дом или на землю другого вампира.

– Смог бы Мэтью простить такое? – Я сомневалась в этом, помня, как он стукнул кулаком по крыше машины.

– Возможно, – с неменьшим сомнением ответила Изабо. – Ничего не пропало, все в целости… но Мэтью, мне думается, все же потребует удовлетворения.

Меня снова отбросило в Средневековье, когда честь и репутация имели первостепенную важность.