Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики (сборник)

– Провалиться мне на месте, если я что-нибудь понимаю!

– Это оттого, что ты почти такой же фраки, как и я… и не имеешь моей подготовки. Торби, о большинстве вещей можно говорить, плохи они или хороши, только зная истинную их подоплеку; сами по себе плохи или хороши очень немногие вещи. Поступки, которые квалифицируются в определенном обществе как правильные или неправильные, действительно являются именно таковыми. Возьмем такой обычай Народа, как экзогамия. Ты, вероятно, думаешь, что это способ уменьшить опасность мутаций. По крайней мере, в корабельной школе вас учили именно так.

– Конечно. И поэтому я не могу понять, зачем…

– Секундочку. Именно поэтому ты и не понимаешь, почему твоей бабушке пришлось пойти против. Но для Народа чрезвычайно важно устраивать браки между членами экипажей разных кораблей. И дело не только в генах – они имеют второстепенное значение, – а в том, что корабль слишком мал, чтобы быть устойчивой культурой. Корабли должны постоянно обмениваться идеями и достижениями, иначе тот же «Сису», да и сама культура Народа погибнут, так что закон соблюдается строжайшим образом. Поэтому данный обычай защищен самым сильным табу. Малейшее отступление от него – то же самое, что крохотная пробоина в борту корабля, появление которой ведет к гибельным последствиям, и устранить их можно лишь самыми решительными мерами. Ну… теперь ты понимаешь?

– Э-э-э… нет, не думаю.

– Сомневаюсь, что сама бабушка отчетливо понимает это; она лишь знает, что хорошо и что плохо для семьи, и действует прямо и решительно. Ты все еще хочешь что-нибудь передать?

– Ну… Не могли бы вы передать Мате, что мне очень жаль, – нам даже не удалось попрощаться.

– Мм… хорошо. Только, пожалуй, не сразу.

– Вот и отлично.

– Теперь чувствуешь себя лучше?

– В общем, да… ведь вы говорите, что так будет лучше для Маты. – Торби внезапно взорвался: – Но, Маргарет, я не понимаю, что творится со мной! Мне казалось, что все стало на свои места, и вот теперь моя уверенность рассыпалась в прах. Я мыслю и чувствую как настоящий фраки и сомневаюсь, смогу ли я стать истинным торговцем.

Лицо собеседницы внезапно омрачилось.

– Однажды ты обрел свободу, и забыть это будет не так-то просто.

– Как вы сказали?

– Тебе довелось многое пережить, Торби. Твой приемный отец – я имею в виду первого, Баслима Мудрого, – купил тебя как раба и усыновил, дав тебе такую же свободу, какой пользовался и сам. А теперь второй твой отец из самых лучших побуждений усыновил тебя и тем самым сделал тебя рабом.

– Что вы, Маргарет! – возразил Торби. – Как вы можете такое говорить?

– Если ты не раб, то кто же?

– Ну, я – вольный торговец. Во всяком случае, отец надеется, что я смогу им стать, если мне удастся избавиться от моих привычек фраки. Но я не раб. Народ свободен. Мы все – свободные люди.

– Все вместе вы свободны… но не по отдельности.

– Что вы имеете в виду?

– Народ свободен. Это составляет главный предмет их гордости. Любой торговец скажет вам, что именно свобода делает их Народом и отличает от фраки. Народ свободен, странствуя среди звезд и нигде не пуская корней. Столь свободен, что превращает свой корабль в суверенное государство, которое никого ни о чем не просит, странствует где хочет, дерется с любым врагом, не нуждается ни в каком пристанище, не вступает ни с кем в союз, который бы его не устраивал. О да, Народ свободен! Старушка-Галактика еще не ведала такой полной свободы. Общество, насчитывающее менее сотни тысяч человек, раскинулось в пространстве в четверть миллиарда кубических световых лет, и эти люди совершенно вольны двигаться в любую сторону в любое время. Такой культуры не было никогда и, быть может, не будет. Свободны, как само небо… более свободны, чем звезды, поскольку те движутся твердо установленными путями. Да-да, конечно, Народ свободен! – Женщина некоторое время молчала. – Но какой ценой куплена эта свобода?

Торби заморгал.

– Я скажу тебе. Нет, не ценой благосостояния. Такого высокого среднего уровня жизни, как у Народа, история еще не знала. Доходы от вашей торговли просто баснословны. За них не приходится платить ни физическим, ни душевным здоровьем. Мне не доводилось видеть сообществ, в которых болели бы так мало. Вам не пришлось оплачивать свободу счастьем либо самоуважением. Вы все счастливы, а ваша гордость выходит за рамки приличия… разумеется, вам есть чем гордиться. Но за свою беспрецедентную свободу вы заплатили… самой свободой. Нет, я не говорю загадками. Народ свободен… за счет потери личной свободы каждого из вас, и капитан со старшим помощником отнюдь не являются исключением: они лишь еще более несвободны, чем кто бы то ни было из вас.

Ее слова прозвучали как оскорбление.

– Как мы можем быть свободными и несвободными одновременно? – возразил Торби.

– Спроси об этом Мату. Торби, ты живешь в стальной тюрьме, за стенами которой тебе разрешено проводить не более нескольких часов раз в пару месяцев. Правила внутреннего распорядка на корабле значительно строже, чем в любой тюрьме. То, что целью этих правил является сделать вас всех счастливыми – и они это делают, – сейчас не важно. Вы должны повиноваться им. Вы спите, где прикажут, едите по звонку и только то, что предложат, – и совершенно несущественно, что пища вкусная и обильная, важно то, что у вас нет выбора. Девяносто процентов времени вы делаете то, что вам прикажут. Вы так стиснуты правилами, что бо́льшая часть того, что вы говорите, – не живая речь, а предписанный ритуал. За целый день можно не произнести ни одной фразы, которой не было бы в законах «Сису». Верно?

– Да, но…

– «Да» без всяких «но»! Скажи, Торби, у кого из людей меньше свободы? У рабов? Можешь ли ты подобрать слово точнее?

– Но нас нельзя продать!

– Рабство часто существовало в форме, не допускавшей продажу или покупку людей. Их просто передавали по наследству. Так же, как на «Сису». Торби, быть рабом означает принадлежать хозяину и не иметь надежды на перемены. Вы, рабы, называющие себя Народом, не имеете даже надежды, что вас отпустят на волю.

Торби нахмурился:

– Вы полагаете, из-за этого мне сейчас так плохо?

– Мне кажется, твой рабский ошейник душит тебя, он не беспокоит твоих друзей, ведь они с ним родились, но ты когда-то был свободен. – Женщина осмотрела свои пожитки. – Мне пора отправляться на «Эль-Нидо». Поможешь мне?

– Буду рад.

– На встречу с Матой не рассчитывай.

– Я и не думал об этом, – соврал Торби, – только хотел помочь вам. Мне очень жаль, что вы уходите.

– Честно говоря, я рада, что отправляюсь домой, но мне не хочется прощаться с тобой. – Она помедлила. – Я тоже хотела бы тебе помочь. Торби, антрополог не должен вмешиваться в чужую жизнь, но я уже ухожу, а ты никогда не был настоящей частичкой этой культуры. Ты сможешь понять намек старой женщины?