Павел Парфин - Сопротивление бесполезно! [СИ]

— Гольф-клуб! — одобрительно вторили ему со всех сторон. — Кровин, ты поведешь нас!

— Кровин, ты поведешь!! — восторженно завопил Гриценко и, лишь сбежав по черной лестнице в ночь, осекся: «Кровин?!»

В гольф-клубе «Новые арии» еще полным ходом шла вечеринка. На крыльцо то и дело выбегали покурить молодые люди в белых рубашках с расстегнутыми воротниками и спущенными галстуками. Тут же толкались полуголые девицы, чей загар, сгущенный красками ночи, издалека можно было принять за темную обтягивающую одежду — топик, кофточку, блузку, — а тонкие шнурки и бретельки казались кокетливыми украшениями. Девушки нарочито громко смеялись, курили, дерзили, позволяли молодым мужчинам вести себя с ними вольно и без лишних церемоний, а сами при этом ничего не боялись, в том числе выглядеть полными дурами, поскольку им было невдомек, что выглядеть можно еще как-то иначе, но достойней даже не выглядеть, а быть самим собой…

Девицы так ужасно громко гоготали, икали, рыгали, что ни один житель близлежащих домов в Чугуевском переулке не посмел выглянуть в окно и толкнуть в знак протеста бранную речь. А разгоряченные парни в белых рубашках, не то охренев от бабского пьяного орева, не то возбудившись от их пьянящих загорелых тел, затыкали рты девицам своими быстрыми ртами, пуская глубоко-глубоко яд поцелуя.

Повернувшись спиной к решетчатым воротам, за непринужденной ночной вакханалией наблюдали двое охранников. Один из них (тот, что намного моложе, с гладко выбритым черепом, с которого, казалось, чудом не соскальзывал надетый набекрень франтоватый черный берет с двумя короткими белыми ленточками), не отрываясь, пялился на юных развратниц, улыбаясь блаженной, идиотской улыбкой. Другой, одетый в лихую широкополую шляпу, едва скрывал гримасу презрения.

На крыльцо вышли четверо разбитных малых, и бедлам резко прекратился. То были знакомые Гриценко налетчики — «Маруани», Лысый-толстый, Прилизанный и Бейсболка, как их успел окрестить про себя Серега. При появлении бравой четверки девицы, тут же заткнувшись, прыснули кто в ночь, кто в дом. Следом за ними, втянув голову в плечи, ретировались мальчики-«клерки» в белых рубашках. Увидев такое, молодой охранник разочарованно вздохнул и надвинул на глаза берет. Его напарник в ковбойской шляпе отвернулся к забору и презрительно плюнул под ноги.

В этот момент он заметил за забором пьяного, которого не очень умело пытался изображать Коровин.

— Муж… ик. О, что это значит? Ик — твоя жена, а ты… ик… ее муж. Так что ли, муж… ик?

— Проваливай, — беззлобно послал Коровина охранник.

— Погоди… Я те глаза открыл… на твою настоящую супру… ик! А ты: «Проваливай!»

— Что за чушь ты несешь? — начал злиться старший охранник. — Мою жену отродясь Ик не звали, а ты все про какую-то… ик! Вот черт, я от тебя икотку подхватил! Вали по-быстрому, я сказал! А то щас выйду… ик… так огрею!! Мало не покажется… ик!

— Хоро… ик! Только закурить дай и кати к своей бабе ко всем чертям!

— Шо?! — угрожающе звякнув ключами, старший охранник направился к калитке.

— Алексеич, тебе подсобить? — крикнул вдогонку молодой, до этого молча наблюдавший за перепалкой своего старшого с пьянчугой.

— Не надо, Андрюха. Стой и не спускай с алкаша глаз. Если вздумает деру давать, постарайся достать его дубинкой.

— По башке можно бить?

— Бей, по чему же еще!

Сделав несколько шагов вдоль забора, Алексеич исчез — его черная спецформа слилась с антрацитовым воздухом ночи. А Коровин внезапно «протрезвел». Без особых усилий он внезапно раздвинул стальные прутья забора и, схватив за горло молодого охранника, окаменевшего при виде вспышки нечеловеческой силы алкаша, одним рывком выдернул Андрюху за забор. Хруст — и перекушено горло бедного парня. Коровин давился, сербал, сося его кровь. К ногам вурдовампа тяжело упал промокший от крови черно-бордовый берет с двумя короткими, как язычки огня, алыми ленточками.

Тем временем четверо приятелей развлекались: гоняли клюшками по ночному газону гамбургеры и фиш-маки, по всей видимости доставленные из местного «Макдоналдса». А было так: официант в непомерно длинном, волочащемся по земле белом фраке вынес на крыльцо поднос с шайбообразной снедью (в центре был воткнут флажок с названием ресторана «Макдоналдс»), лихие парни мигом расхватали гамбургеры и принялись под свист и улюлюканье загонять их в лунки…

Алексеич, насвистывая что-то себе под нос, не спеша открыл ключом калитку, встроенную в ворота, крепко сжал пальцы на резиновой дубинке и уже было поднял ногу, собираясь шагнуть через нижнюю планку калитки, как вдруг что-то промелькнуло ему навстречу, с глухим шумом стукнуло по лицу, голова охранника резко запрокинулась, ковбойская шляпа слетела… От второго удара Гриценко Алексеич мешком повалился на спину (при этом поднятая нога смешно подкинулась кверху, словно ее дернули за веревку), так и не сделав шагу за калитку.

Толпа вурдовампов, едва не сбив с ног самого Серегу, почувствовавшего нечеловеческую силу в кулаках и остальном организме (вроде бы и не его организме), набросилась на старшего охранника и в считанные минуты растерзала его.

В нос ударило свежей кровью. «Сопротивление бесполезно!» — вспомнил Гриценко. Он увидел, как сначала попятились, а потом, побросав клюшки и фиш-маки, побежали к крыльцу те четверо, по вине которых он… Да Бог с ним, тем избиением! По большому счету Сереге стало наплевать даже на то, что из-за этих придурков он угодил в лапы вудо… вардо… короче, вампиров. Но Грицу, именно Грицу, а не Гриценко или почившему вечным сном Сергею Ивановичу, сейчас было совершенно не все равно (даже напротив — ой как зудели десны в тех местах, где проклюнулись волчьи клыки!) — Гриц озаботился совсем по другому поводу… Он вдруг жутко разозлился из-за того, что до сих пор не напился ничьей крови. Их крови!

— Сопротивление бесполезно!! — истошно вопя, Гриценко ломился в запертые и, видимо, забаррикадированные изнутри дубовые двери, пытаясь плечом вышибить их. В жизни Серега был здоровым мужиком — все ж таки кузнец, — а тут еще вурдовампской силы добавилось немерено… Короче, после шестого удара дверь хрустнула, как сломанная в кости рука, и со страшным грохотом рухнула внутрь, подмяв собой обломки стула.

По длинному, плохо освещенному коридору вурдовампы ломанулись вперед, вдогонку за стремительно удалявшимися от них голосами и криками. Гриценко, мчавшийся в первой десятке нелюдей, пару раз чиркнул плечом по стене. Он удивился тому, что стены коридора были совершенно неоштукатуренными, отчего-то напомнив ему стены тюрьмы или крепостного каземата. В самом деле зрелище было не из приятных даже для вурдовампа: с двух сторон тесными щербатыми шеренгами протянулась довольно высокая голая кирпичная кладка, в которой местами, на уровне чуть выше Серегиной головы тускло светились крохотные, наподобие тюремных, зарешеченные окошки. Гриценко, подпрыгнув, заглянул в одно из них: за решеткой, казалось, на последнем издыхании мерцала розовая лампадка.