Даррен Шэн - Город Змей

Нет. Моему байку пришел конец, а мне еще нет. Через несколько минут я прихожу в сознание и с трудом сажусь, скрипя зубами от мучительной боли и ненавидя этот мир за то, что он так цепляется за меня. Наскоро определяю масштаб нанесенных увечий. Содранные локти и колени, кровоподтеки и шишки, глубокая рана на лбу, из которой обильно льется кровь. Куртка и брюки разорваны в клочья. Спина чувствует себя так, словно боец сумо использовал меня в качестве трамплина. Невероятно, но, похоже, у меня нет ни одного перелома.

Я встаю, и, хотя голова сильно кружится, а ноги подгибаются, мне удается сохранить равновесие. Я не обращаю внимания на кровь, текущую из раны на голове, надеясь, что окочурюсь от кровопотери, но, с трудом подняв руку и ощупав лоб, чувствую, что рана покрылась засохшей коркой и перестала кровоточить. Выходит, смерть откладывается.

Иисусе, что же еще надо сделать парню, чтобы просто-напросто отдать концы?

С кривой усмешкой я смиряюсь с отказом этого света одобрить мое стремление отправиться на тот. Сколько я ни пытаюсь броситься в объятия вечной тьмы, некая высшая сила считает, что у меня здесь еще остались кое-какие дела. Кто я такой, чтобы спорить с высшими силами?

Я с трудом выбираюсь из обломков магазина и проверяю свой мотоцикл. Он ни на что не годен. Рама погнута, руль похоронен под грудой кожаных курток и перчаток, бак пробит, провода торчат наружу, двигатель разворочен. Я нахожу на прилавке ручку и листок бумаги и с трудом царапаю записку с обещанием заплатить за убытки. Прикалываю ее к стене ножом, после чего, прихрамывая, выхожу из магазина и пускаюсь в долгий и мучительный путь домой.

Душ. Сгустки запекшейся крови отправляются в слив вместе со струей воды красно-коричневого цвета. Горячая вода становится холодной. Я не отстраняюсь, стою, прислонившись к стене, давая самым болезненным ранам онеметь под холодной струей.

Наконец я выключаю воду и тащусь к кровати, весь мокрый, еле передвигая ноги. Я не могу лечь на спину — слишком больно, — поэтому поворачиваюсь лицом вниз и закрываю глаза. Сон не стоит в повестке дня, но лежать в относительно удобном положении проще, чем сидеть или стоять.

Я остаюсь в прострации большую часть дня. За окном пасмурно, после полудня начинает моросить слабый дождик, первый с начала апреля. Запланированный на вторник рейд подразделения Стюарта Джордана откладывается — может быть, ему помешал дождь, — становясь обманутой надеждой дня. Люди избавляются от последствий кровавой бойни, делают покупки в магазинах на окраинах, избежавших разграбления, и сетуют на непрекращающийся дождь.

Мой сотовый звонит. Третий раз кто-то пробивается ко мне. Раньше я не отвечал на звонки, но теперь беру трубку.

— Алло? — хриплю я.

— Я звонила раньше, но ты, наверное, выходил, — раздается голос Амы.

— Я находился здесь. Не было настроения говорить по телефону.

— С тобой все в порядке?

— Не совсем. Я устал. От всего. Можешь сделать одно одолжение?

— Какое?

— Найми кого-нибудь убить меня.

Наступает долгая пауза.

— Это шутка?

— Нет.

Снова пауза.

— Я приеду к тебе.

— Нет, не надо…

Но она уже положила трубку. Тихо охая и постанывая, я бросаю телефон и размышляю, стоит ли впускать Аму, когда она появится.

Некоторое время спустя, когда утверждено решение не впускать Аму, она стучит в дверь и зовет меня. С трудом спустив ноги с кровати, я тащусь к входной двери.

— Иисусе! — вскрикивает она при виде меня.

— Нет, — усмехаюсь я хрипло, — это всего лишь я.

— Что случилось?

Она влетает внутрь, включает свет и, поднявшись на цыпочки, изучает рану у меня на лбу.

— Упал с мотоцикла, — запоздало сообщаю я.

— Ты потерпел аварию? Когда? Ты ранен? Вызвал доктора?

— Со мной все нормально, — хмурюсь я, — ничего не сломано. Синяки, ушибы. Надо только немного отдохнуть, и я буду в порядке. Просто немного не повезло.

Я ретируюсь в спальню, где осторожно сажусь на кровать и морщась ощупываю свои раны. Ама медленно подходит и мрачно смотрит на меня.

— Что значит «немного не повезло»?

— Я же говорю — жить надоело. Захотелось разбиться. Сломать себе шею, а заодно спинной хребет и башку. Я хочу умереть, Ама. Не могу больше жить в этом мире.

— Эл, — говорит она, садясь на край постели, — расскажи, что случилось?

— Десять лет я ненавидел и преследовал — оказалось, что зря. Он проявил милосердие, а не жестокость. Я думал, что представлял себе самое худшее, но правда оказалась еще страшнее. Я понимаю его теперь, и это самое ужасное чувство в мире.

Ама берет мою руку:

— Ты говоришь ерунду, Эл. Все это не имеет смысла.

— В том-то и проблема, — со стоном отвечаю я, — это имеет смысл. Десять лет все было иначе. Я мог скрываться в безумии, считая его своим другом. Теперь мне все стало ясно, но я не хочу этой правды. Так что самое лучшее — умереть и не знать ничего.

— Эл! — Она сжимает мои пальцы. — Расскажи мне, что случилось. Объясни. Я хочу тебе помочь, но не могу, пока ты не скажешь, что произошло.

Глядя в ее спокойные, ясные глаза, я понимаю, что хочу ей все рассказать, хотя до этого был уверен, что унесу эту историю с собой в могилу. Но теперь чувствую, что мне необходимо облегчить душу.

— Помнишь мою бывшую жену Эллен?

— Смутно, хотя мы были подругами. Ее убили в «Скайлайте». Ты пришел поговорить со мной о ней. Так мы и познакомились.

— Ее убила женщина, которая работала на Билла Кейси. Билл был моим лучшим другом, я любил его больше, чем своего отца. — Я перевожу дыхание, собираюсь с мыслями и начинаю с самого начала: — Думаю, это началось с рыбалки…

Я рассказываю Аме всю историю, ничего не пропуская — про Билла, про Паукара Вами, про всё. Рассказываю ей даже о предложении, которое сделали священники — чтобы я поделил этот город с Капаком Райми, и как я отказал им. Это занимает много часов, и после полуночи я все еще продолжаю свой рассказ, доведя его до последних событий и закончив откровениями Билла и разбитым мотоциклом. Она довольно долго молчит, держа меня за руку и глядя перед собой безжизненным взглядом. Я ожидаю, что она что-нибудь скажет.

Наконец, не глядя на меня, она спрашивает:

— Что ты чувствовал, когда убивал его?

Я выдавливаю из себя улыбку, похожую на гримасу:

— Я его не убивал.

Она резко поворачивает голову.

— Ты не убил его?

— Не смог. После того, что он рассказал мне. Я ненавидел его десять лет, совершал убийства, пытаясь выманить его из укрытия с единственной целью покончить с ним. Но когда я заглянул в его глаза и увидел безумие, ужас, боль… Он умолял убить его — тащился за мной с рыданиями и мольбами. Но я не смог.

Ама начинает плакать, улыбаясь сквозь слезы: