Валерия Чернованова - Повелитель тлена

Маг тут же накрыл мою ладонь, не позволив себя коснуться, и на запястье щёлкнул браслет. Потом то же самое проделали и с левой моей рукой.

— Опять волшебные побрякушки, — хихикнула я, тщетно пытаясь дотянуться до злосчастной прядки, которую так хотелось заправить за ухо, и, если повезёт, всё-таки дотронуться до лица мага. Сейчас не выражавшего ничего.

Грэйв снова уклонился и тихо проронил:

— Будьте умницей, мисс Фелтон. И скоро я вас отпущу.

Зря подала идею про рабский ошейник. На шее вдруг тоже что-то щёлкнуло. Металл неприятно холодил кожу. Высший надавил мне на плечи, явно намереваясь распластать подопытного кролика, то бишь меня, на столе.

Наверное, следовало рассердиться ещё на этапе цепляния «ошейника». Ну или хотя бы испугаться. Но ничего подобного мне и в голову не пришло.

Было по-прежнему весело и интересно. И ни капельки не страшно.

Высший продолжал суетиться вокруг меня. То что-то цеплял, то отцеплял. Было слышно, как в стороне, спрятанный в густом полумраке, урчит какой-то механизм. Время от времени он вспыхивал холодным голубоватым светом, и мне снова приходилось жмуриться.

Пробормотав что-то неразборчивое, герцог склонился надо мной. Казалось, секунда-две, и он меня поцелует. Только непонятно, зачем тогда так хмурится? Зачем с таким пристальным вниманием вглядывается в моё лицо, сейчас излучающее блаженство?

— Мадам Луари сказала, что купила вас у траппера полгода назад.

— Угу, — игриво отозвалась я, борясь с желанием схватить мага за грудки и притянуть к себе.

Если б не эти тяжеленные «кандалы»…

— Хм, странно… Ива, вы помните, как попали в Эльмандин? Когда это было?

И не надоело ему супиться? Настоящий бука.

— Кажется, уже в прошлой жизни.

— Ива, пожалуйста, постарайтесь сосредоточиться и ответьте мне серьёзно.

— А вы, наоборот, постарайтесь не быть таким серьёзным! Это скучно! — приподнявшись на локтях, высказалась я.

Меня тут же заставили опуститься обратно.

— Такой мощный блок… — услышала бурчание этого зануды, но понять, что он имел в виду, так и не смогла. А его светлость не удосужился ответить на мой вопрос. Или я его просто не задала…

Не скажу точно, когда с меня сняли странные наручники и ошейник и сколько времени мы провели в той комнате. Помню только, как высший потянул меня за руку, заставляя поменять позу трупа на позу сидячей куклы. Таковой я сейчас себя ощущала. Меня то укладывали, то садили, а потом и вовсе подхватили на руки и куда-то понесли.

Может, в свою опочивальню?

А вот этот вопрос я уже задала вслух, потому как высший не замедлил с ответом:

— В вашу. Вам пора отдыхать.

— Хотите со мной? — слова сорвались с губ прежде, чем я успела их осмыслить. Впрочем, даже осмыслив, как ни странно, совсем не пожалела, что их произнесла.

— Только когда вы мне это разрешите.

— Разрешаю, — тоном королевы, пожаловавшей воину звание рыцаря, ответила я.

— Вы сейчас не в том состоянии, чтобы принимать подобные решения.

Тёмный коридор, в тишине которого раздаётся лишь тяжёлая поступь. А ещё безумно громко колотится моё сердце, от волнения и предвкушения. Знакомый будуар и спальня, такая любимая. С не менее любимой большой кроватью, спрятанной под балдахином.

Спать совсем не хочется, но и вальсировать всю ночь напролёт уже не тянет. Весёлое возбуждение постепенно сходит на нет, и, наверное, будет лучше, если я ненадолго прилягу. Подумаю о чём-то, что совсем недавно не давало мне покоя, казалось бесконечно важным, а сейчас и вспомнить об этом важном никак не получается.

Все мысли сосредоточены на Эшерли.

— Вы будете меня раздевать? — игриво прохожусь пальчиками по его рубашке. Верхняя пуговица уже расстёгнута, с остальными придётся повозиться — пальцы ни в какую не хотят слушаться.

— Придётся, — без особого энтузиазма отзывается этот сухарь.

Опускает меня на кровать. Говорит, чтобы повернулась. Нехотя отворачиваюсь, и его светлость начинает расстёгивать крючки на платье, но снимать его с меня, увы, не торопится. Потом наступает черёд корсета. Маг расшнуровывает его до обидного быстро, словно спешит куда-то. И тех редких мгновений, когда его пальцы касаются тонкой сорочки, опаляя кожу, кажется до обидного мало.

Я сижу, надув губы, и мне уже совсем не весело. Наоборот, хочется злиться и ругаться на высшего. То ли потому что ему так не терпится от меня сбежать. То ли потому что пересёк границы, им же самим установленные.

Мы ведь о чём-то таком договаривались сегодня, ведь так? Но память снова меня подводит.

Предаёт и тело. Которое вдруг становится легче пёрышка. Краски смешиваются, словно кто-то мазнул кистью по картине, написанной маслом. Стирается и образ высшего, растворяются в сонном мареве его прикосновения.

Чувствую, как меня накрывают пуховым одеялом, и я тут же, блаженно улыбнувшись, проваливаюсь в сон.

Ещё полгода назад его сиятельство старался обходить трущобы Морияра десятой дорогой и наведывался сюда только в случае крайней необходимости, когда того требовала служба. Первое, что всегда бросалось в глаза, — это серость грязных, убогих улиц. Даже в погожие дни, когда солнцу удавалось пробиться сквозь завесу смога, оно было не способно раскрасить и оживить эти унылые места. А сегодня, пасмурным осенним утром, вид объятых сумерками домишек, над которыми низко нависло свинцовое небо, мог вогнать в депрессию даже самого жизнерадостного человека.

Но Бастиану Мару уже давно не было дела до городских пейзажей. Он разучился наслаждаться красотами зажиточных кварталов, его не пугала нищета, царившая на окраинах Морияра. Окраинах, в которых теперь бывал чаще, чем в великосветских салонах.

Время застаивалось здесь, точно вода в заболоченной излучине. Однообразные дни. Ночи, ничем не отличимые друг от друга.

Резкий поворот, экипаж конвульсивно дёрнулся и покатил дальше, по крошечной улочке, разбрасывая по сторонам комья грязи.

В этих местах запах смерти ощущался особенно остро. Он был повсюду. Просачивался сквозь щели, сквозь разрисованные трещинами окна. Выползая из сточных канав, стелился по земле. И чем ближе они подъезжали к дому, в котором была обнаружена покойница, тем явственнее он становился.

Почувствовав, что его начинает мутить, Бастиан прижал платок к лицу. Но вспомнив, что в кэбе, напротив него, умостив руки на объёмистом животе, сидит патрульный, спешно сунул белоснежный лоскут с вышитыми на нём инициалами в карман.

Полицейский едва заметно усмехнулся, посчитав, что его сиятельство просто не привык к здешнему зловонию и обладает чересчур нежным обонянием.

Высший не стал его разубеждать. Дар чувствовать смерть открылся в Маре уже давно. Наверняка в его родословную затесался некромант, а то и не один. Кто знает, начни Бастиан развивать свой дар ещё будучи подростком, каких высот сумел бы достичь на этом поприще. Но испокон веков в Верилии считалось, что живые не вправе распоряжаться мёртвыми. После смерти человек, его тело и душа, оказывались во власти богов. А отнимать то, что принадлежит создателям, — являлось одним из самых страшных грехов.