Максим Сугробов - Плоды манцинеллы

— Давай попробуем.

Марта набрала номер Кьорди и включила громкую связь. Гудки, гудки, гудки. Десятый, одиннадцатый, двенад…

— Марта, дорогая моя! Ну как вы там? Я посмотрел погоду в ваших краях. У-у-ух! Мои хрупкие кости такого бы не вынесли.

— Здравствуй, Кристоф, — мимолетно улыбнувшись, ответила она. — Все в порядке, но есть один момент.

— Привет, Кристоф, — подал голос Себастьян. — Нам нужна твоя помощь.

— Бастиан! Как я рад вас слышать! Помогу, чем смогу, только попросите. Кстати, вы уже видели девочку?

— Да. О ней и пойдет речь.

Марта пустилась в разъяснения, описала детали и нюансы, время от времени спрашивая, на связи ли ее давний друг — тот в глубоком молчании слушал монолог женщины — и, подводя черту, задала главный вопрос:

— Ты нам поможешь?

— Кхм… Звучит, как хреновая идея, — голос старика звучал тихо и сурово.

— Да, понимаю, но все же…

— Звучит, как очень хреновая идея. Это Бастиан тебя надоумил? Майер, ты окончательно спятил?

— Нет, Кристоф, это моя идея. Другого варианта я не вижу, но сделать что-то мы просто обязаны. Ты бы понял, если бы провел с ней несколько часов.

— Да чтоб вас всех! — взорвался Кьорди. — Нет, Марта! Даже не проси! Я не буду этого делать!

— Но, Кристоф…

— Нет! Всего хорошего, дорогие мои!

Короткие гудки вялой очередью зазвучали из динамика смартфона.

— Твою мать… — прошипел Себастьян.

— Ну вот и все, — сокрушенно пролепетала Марта. — Летим домой. Завтра я закажу билеты.

Они долго не могли уснуть, лежали в ночной тишине на разных краях неудобной кровати, размышляя, тщетно выискивая возможные решения. Сон забрал Марту в час, Себастьяна в половине третьего, а в три часа по-местному времени их разбудил телефонный звонок.

Мобильник Марты напевал веселенькую мелодию, высветив на экране два слова: «Кристоф Кьорди».

— Не хмурься ты так, а то лоб треснет, и кровь пойдет.

— Я ничего не понимаю! — он яростно растирал затекшие пальцы. — У меня уже мозоли вылезли. Зачем мы вообще это решаем? Экзамены через год.

— Затем, Энди, — Карен резко взъерошила его волосы, — что мы должны быть готовы. Должны быть на шаг впереди.

— Черти… — наигранно выдохнул Андрас, но вновь схватил ручку.

Кгеррецан сидела сбоку, и за гладким полотном темных волос он не видел ее лица. Она сместилась чуть правее, отдаляясь, а левой рукой жестко ткнула его в затылок. Прикосновение отозвалось густой, тягучей болью.

— Ай! — вздрогнул Энди. — За что?

— Смотри.

Он оглянулся. Обычно занятия с Герц проходили дома, либо у нее, либо у него, и Энди мог поклясться, что еще секунду назад они сидели за широким столом отца Андраса. Но теперь обстановка походила на одно из местных кафе, где пекли пышные блинчики, что так любила Карен. В подобных местах они бывали частенько, забегали после школы, заказывали большую порцию сладких блинов с горячим шоколадом и слушали диалоги окружающих людей. «Важные» разговоры взрослых.

— Смотри-смотри, — она показала на пару обедающих мужчин. — И слушай.

Один из незнакомцев активно жестикулировал, размахивая куском жирной пиццы.

— И этот пушистый гад постоянно ложится на мой планшет. Постоянно! Куда бы я его не положил — усатая морда его найдет и раскинет на нем свои несуществующие яйца. Будто специально все делает, чтобы меня позлить.

— Это же всего лишь кот, — отвечал ему собеседник.

— Это чертов вредитель, а не кот. Я говорил Ханне, что не хочу его заводить, но ведь настояла, как обычно. А теперь не может его даже воспитать. Чтоб им пусто было, и ей, и этому мелкому засранцу, — мужчина вскинул руки. — Гадит он, кстати, за троих. И частенько кладет свое дерьмо рядом с лотком, типа — на, убирай.

Мужчина говорил еще что-то, но Энди не слышал — боль гудела в затылке, заглушая все.

— Ты не слушаешь! — гневно прошипела Карен. — Будь внимательней.

Андрас раздраженно повел плечом, но постарался сконцентрироваться на незнакомцах.

— И ведь самое что противное — я за все плачу! Этот ее Пушок…

— Она назвала кота Пушком? — вставил второй мужчина.

— Что? — растерянно ответил первый. — Э-э-э… Нет. Вообще-то его зовут Ферн, но какая, к черту, разница? Этот хрен обходится недешево: еда, всякая фигня, которую она сыпет в лоток, какие-то прививки и прочее. В сумме получается немало денег. Моих денег.

Собеседник сочувственно покачал головой, но ничего не сказал.

— Ты понимаешь, да? — прошептала Карен. — Понимаешь, о чем они?

— Ага, — кивнул Энди. — Не стоит заводить кота.

— Дурак! — она шутливо толкнула его в плечо, на что очень болезненно отреагировал затылок. — Тебе бы все смеяться, а я ведь серьезно.

— В таком случае, я ничего не понял.

— Они постоянно приходят сюда и говорят о разных вещах. Ну, как о разных, — Герц крутанула пальцем. — О бытовухе. Всегда. Вот у того, который с котом, полная ерунда на работе: денег платят мало, а хочется всего и сразу. А у второго не ладится личная жизнь, он не может найти себе достойную пару, хотя сам всех женщин делит на два типа: шлюхи и страшные.

— Зачем ты следишь за ними?

— Я не слежу, как-то само получилось.

— И в чем, мать его, смысл?

— Они говорят об этом, будто больше в жизни ничего нет. Будто…

— Опять ты за свое, — он с силой потер затылок, пытаясь унять надоедливую боль, но легче не стало.

Это была Кгеррецан и ее критическое мышление. Еще не окончив школу, она смотрела на мир глазами взрослого человека, смотрела на окружающих людей, на их жизни и привычки, анализировала ценности и искала свое место.

— Но ведь это ужасно, Энди, — горячо проговорила Карен. — Как так можно вообще? Человечество стоит на пороге бессмертия, но продолжает обсуждать валюты и половые органы.

— А ты не думала, что они, вероятно, счастливы? — Андрас неопределенно махнул рукой. — Вот даже эти ребята, сидят тут, жрут, обсуждают свои мелкие проблемы, думают о деньгах и сексе, но при этом прутся от жизни?

— Ты серьезно? — она сдавленно хмыкнула. — Противно смотреть с такого ракурса.

— Почему же?

— Потому что свиньи, вероятно, тоже счастливы, валяясь в грязи под чутким надзором мясника.

Энди хотел парировать, но не смог — голова взорвалась болью, а тело сковал озноб.

— Что с тобой? — тихо спросила Карен. — Ты боишься. Я чувствую.

— Боюсь, — вяло ответил он. — Потому что я знаю этот сон. Видел его уже сотню раз.

Андрас повернулся к ней.

— Боюсь, потому что не вижу твое лицо. Боюсь, что я его забыл.

Образ Кгеррецан таял, расплывался, превращаясь в смазанное пятно, а внешность ее так и оставалась скрытой за черной стеной блестящих волос. Сон уходил, освобождал дорогу для реальности, которая и была для Энди настоящим кошмаром. Андрас мог лишь надеяться, что Карен вернется вновь, что она придет к нему ночью и покажет свое лицо, ведь он так хорошо его знал и помнил. Он мог бы нарисовать ее по памяти, легко и точно, если бы умел рисовать. Но почему в этих снах она всегда сидела боком? Почему никогда не открывала лица, а лишь дразнила его мягким голосом и сияющей чернотой гладких локонов? И почему, черт бы ее побрал, головная боль не осталась во сне?