Максим Сугробов - Плоды манцинеллы

— Мне здесь нравится.

— И мне. Сейчас уже прохладно, долго не посидишь… Но летом я тут просиживала целые ночи, — она поплотней укуталась в плед и продолжила: — Можно увидеть, как город засыпает, чтобы через несколько часов проснуться вновь. Неслабо умиротворяет.

Тишина. Каждый задумался о своем. Энди поднял глаза к небу, к далеким точкам вечных звезд. И точки эти светили точно так же, когда он был маленьким. Для них ничего не изменилось: Родство, Кгеррецан, родители, Майер, — звездам все равно. Их свет неизменен и притягательно холоден.

— Здесь так тихо, — выдохнул он.

Звуки городской жизни остались где-то там, за парапетом, за скрипучей черной дверью, что вела на крышу. Они были повсюду, пытались прорваться в это место, чтобы нарушить идиллию и приятный покой, пытались сделать укромный уголок частью жестокого мира, но у них ничего не получалось. Магия, не иначе.

— Я же говорю, — улыбнулась Тэйе, — святая святых.

— И ты всегда сидела одна? — девушка кивнула. Тогда Энди хлопнул рукой по подлокотнику. — А зачем два стула?

— Раньше был один, — после непродолжительной паузы сказала она. — Но потом я принесла второй.

Чтобы нарушить одиночество, понял Энди. Он на собственной шкуре испытал всю мощь и тягость продолжительного единения. Конечно, у него был голос Карен, но обществом это сложно назвать. Конечно, у него было спиртное, литры и литры алкоголя, но, в конечном счете, и они перестали действовать. Конечно, у него были воспоминания… Но они лишь все усугубляли.

— Расскажи мне, Андрас Ланге, — тихо произнесла девушка. Продолжения не последовало.

— Что?

— Свою историю.

В прошлый раз, ужиная в тесной кухне, темы прошлого остались нетронутыми. И уверенности Энди не испытывал, не знал, готов ли он об этом говорить. Но теперь…

Начало получилось неуверенным, слишком медленным. Таким, словно фразы и предложения из него кто-то вытягивал. Но потом полегчало. Он говорил и говорил, рассказывал о родителях, об учебе, о своих мечтах и планах, что с грохотом разбились о камень под названием «Родство». Энди жестикулировал и увлеченно кивал головой, временами путая года и сезоны, о которых вел повествование. Он улыбался и хмурился, а Тэйе чутко реагировала на каждую смену эмоций. Андрас потерял счет минутам и не мог точно сказать, на сколько затянулся рассказ — на десять минут, или же на час.

Он говорил открыто, запоем, чувствуя, как внутри становится легче. Поведал Тэйе практически обо всем, что было до Родства — сжато, но лаконично, — опустив лишь один момент своей истории. Важный момент. Ключевой. Карен Герц.

Когда он закончил, глинтвейн в чашке давно остыл. Девушка заботливо подлила еще, разбавив замерзшую жидкость новой порцией горячего напитка. Энди поежился.

— Даже как-то неловко стало, — признался он. — Давно я так не говорил.

— Хороший получился монолог. Содержательный и интересный.

— Считаешь? — Тэйе размашисто кивнула. — Ну ладно… Хотя по мне — ничего особенного. Обычное детство.

— Не для меня.

— В смысле?

Девушка тяжело вздохнула, сделала очередной маленький глоток согревающей жидкости, мечтательно посмотрела куда-то вдаль и… Начала свою историю.

Она рассказала о месте, в котором родилась и выросла. Нант. На самом западе Франции, недалеко от побережья Атлантического океана. Тихий город, идеально подходящий для размеренной жизни, насыщенный искусством и старой архитектурой.

— Но детство я провела в дороге, — улыбнулась Тэйе.

Клод Серрма перевозил грузы. Ближние или дальние дистанции, соседние города или отдаленные точки Европейского союза — без разницы, любая работа была в радость. Он даже пропустил рождение дочери, вернувшись домой лишь через неделю после того, как Тэйе появилась на свет.

— Он зарабатывал деньги, причем весьма неплохие, насколько я помню. Но мама, — ее имя Энди так и не узнает, — считала, что этого недостаточно.

Девочка запомнит ругань. Не точные воспоминания, а так, мутные всполохи давних событий, что упрямо осядут в памяти, рисуя образ родителей в серых тонах. Сознательная жизнь Тэйе начнется уже после ухода матери.

— Я не знаю, — она удивленно вскинула брови. — Отец никогда не говорил мне о ней. Почему ушла, после чего… Но мне достаточно того, что даже лицо ее не запомнилось.

Мать не навещала дочь. Не писала писем, не дарила подарков. Девочка осталась с отцом и именно он, отец, подарил ей счастье и лучшие годы жизни. Сразу после ухода матери, папа забрал Тэйе с собой. Посадил девочку на заднее сиденье огромного Мана и отправился в путь. За новым рассветом.

— Он мог оставить меня с нянькой, но решил иначе, — она кивнула своим мыслям. — И правильно. Если бы папа уехал, я бы и вовсе росла без родителей.

Она повидала десятки стран. Чехия, Словения, Болгария, Германия, Греция… Вся Европа пронеслась под колесами грузовика за несколько славных лет. Девочка не пошла в школу, как подобает обычным детям, не получила свой первый скан НСГМ, как уже было принято в обществе. Тэйе росла на сиденье Мана, каждый день встречая как первый — новые лица, невиданные места, незнакомые языки.

— Я любила дорогу, — вспоминая, сказала она. — Все еще помню этот запах небольших городков и мелких закусочных, — девушка шумно втянула воздух. — Мясо, специи и дым. Вот чем пахло.

Тэйе с любопытством изучала мир. Девочка выхватывала чужие фразы, традиции, привычки. В Англии пили терпкий чай, в Баварии горькое пиво, в Италии пьянящее вино. В Испании она познакомилась с острой кухней, на востоке Европы вкусила мясные блюда Сербов, на севере — сыры и колбасы. С самого детства Тэйе впитывала черты десятков национальностей, она изучала языки в процессе живого общения и познавала грамоту различных стран из множества книжек. Тогда и пришла любовь к чтению.

— Все подряд, как я уже говорила. Сначала рекламные брошюрки, потом желтые журналы. А после них… Понеслось, — смеясь, протянула она. — Книги, книги, книги. На разных языках, для разных целей…

Хаксли и Маркес, Набоков и Мартин, Брэдбери и Кафка. Тэйе не могла читать сказки — они казались ей фальшивыми, набитыми ложью и дуростью глупых людей. В сказках всегда был счастливый конец: если мама уходила, то оправданно, с целью, если мама уходила, то чтобы вернуться. Уже в девять лет девочка поняла, что в жизни все иначе.

— А потом, — печально произнесла она. — Потом все изменилось.

В 2033 году, когда Тэйе исполнилось двенадцать, очередное изобретение какого-то ясного ума поразило мировой рынок. Умный автомобиль. Но не простой автомобиль — перевозчик грузов. Точный, быстрый и надежный. И доступный, как зубная щетка.

— Отец еще какое-то время держался в строю за счет старых связей и отношений. Но потом и они испарились.