Джей Бонансинга - Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Найти и уничтожить [litres]

– Именно об этом я и говорю, – старик говорил мягким, скрипучим, будто наждак, голосом – будто дедушка мягко рассказывал внуку о прискорбной необходимости топить котят. – На сегодняшний день, в наше время, люди вряд ли вызовутся добровольцами для клинических испытаний. Досадно, но мы не можем позволить этому человеческому фактору – вполне понятному, но все же – встать на пути нашего неминуемого прорыва. Если нам не удается убедить подопытных прийти по доброй воле – то мы будем отбирать их любыми доступными средствами. Прискорбная цена прогресса.

Лилли почувствовала, как ее внутренности стали холодными и липкими, будто слизняк прополз через желудок.

– Почему дети?

Старик глубоко вздохнул.

– Чем моложе подопытный, тем чище его белые кровяные тельца. Постчумные младенцы в наши дни вскормлены практически одним молоком матери. Иммунная система этих юных тел отличается от нашей. Они – словно ядерный реактор. Их лейкоциты, борясь с неизвестным вирусом, микробом, инородной бактерией, напоминают умные бомбы.

– Скажи мне правду, – потребовала Лилли, уставившись на шестидюймовый нержавеющий ствол, принадлежащий сержанту Бо Брайсу. – И не ври. Иначе я пойму, что ты брешешь, и вскрою тебе яремную вену. – Она сделала паузу. – Твои подопытные переживают эти опыты? Они выживают?

Старик издал еще один хрипящий, исполненный боли вздох, с грандиозным актерским талантом.

– К сожалению, не все. Это цена исследования, которое спасет потомков человечества. – Он болезненно захрипел. Лилли начала задаваться вопросом, не находится ли эта старая развалина уже на последнем издыхании. – Поверь мне, я хотел бы, чтобы дело обстояло более цивилизованно, более человечно. Мы пытаемся содержать наших подопытных в комфорте, воздействуя на их центральную нервную систему при помощи препарата, который я разработал в последние пару лет, используя местную флору и лекарства из заброшенных аптек. В прошлой жизни я был одним из команды разработчиков цитохолина , работал с «Пфайзером». Если интересно, меня зовут Ноллз, доктор Рэймонд Ноллз, Норфолк, Виргиния.

Ужасное откровение вдруг пронзило Лилли изнутри. Она едва смогла выговорить.

– Вы испытывали вакцину, давая подопытным попробовать немного. Не так ли? Это ваши так называемые клинические испытания. Так? – Она ждала, но старик молчал. Лилли прижала кромку ножа к его шее, заставив маленькую каплю крови скатиться по шейным складкам.

– ТАК?

Брайс подошел ближе. Достаточно близко, чтобы вдавить холодное дуло револьвера в висок Лилли.

– Отвали, а не то мы договоримся до кровавой бани, прямо здесь, в зале ожидания.

– ОТОЙДИ ОТ НЕЕ! – Томми сделал два шага вперед, к троице, поднимая дуло своего «HK» на уровень глаз, его руки судорожно вздрагивали. Это побудило другого солдата, того, что был одет в кевларовый жилет и бандану, навести «M-16» с пальцем на спусковом крючке прямо на подростка. Дети начали хныкать и всхлипывать, попятились, запинаясь, все еще сцепленные веревкой. Давление воздуха в зале ожидания, казалось, достигло предела, а страх и ярость, казалось, затрещали электрическими разрядами в голове Лилли. Она увидела единственно возможное будущее: если она решит перерезать старику горло, пространство, скорее всего, взорвется перекрестным огнем, кордитом и дымом, массивный металлический снаряд триста пятьдесят седьмого калибра ввинтится в ее мозг, фонтан крови вокруг нее разлетится облаками розового тумана. А когда мерцание вспышек потухнет, Лилли рухнет, и тьма, словно саваном, укутает ее.

– СТОЙ!

Она поняла, что каждый из бойцов готов был открыть огонь. Все взгляды скрестились на ней. Она чувствовала, как сердце бьется настолько яростно, что грудь пронизывало глубокой ноющей болью. Пульс шумно отдавался в ушах, во рту пересохло, а остальные ждали. Лилли сделала глубокий вдох и с осторожностью подобрала слова. У нее появилось чувство, что все годы эпидемия – а возможно, вся ее жизнь – вела ее именно к этому моменту и начиная с данной точки отсчета все события разделятся на До Этого Момента и После Этого Момента.

Она громко сглотнула и наконец мягко произнесла:

– Я предлагаю сделку.

Старик едва-едва кивнул. Лилли говорила достаточно громко, чтобы Брайс и остальные могли ее слышать, но она, очевидно, адресовала свое последнее заявление напрямую старику, большой шишке, главному.

Казалось, его ухо, поросшее пучками черных, похожих на проволоку волос, дергалось. Его голос звучал почти мечтательно.

– Прошу прощения, можно повторить?

– Я сказала, что предлагаю сделку. Разовое ограниченное предложение. – Лилли чувствовала, как струйка пота стекала в углубление между ее ключиц, потом между грудей, вниз по животу. Было ощущение, будто огненный муравей полз по коже. Она посмотрела на обращенную к ней часть лица старика, безуспешно пытаясь прочесть его эмоции.

Затем она сказала низким, спокойным голосом, слова были едва различимы:

– Меня – за детей.

Старик слегка покачал головой, его лицо непонимающе нахмурилось.

– Прости, я не понимаю. Ты сказала «меня за детей»?

– Все верно. Отпусти детей, и ты можешь оставить меня.

Старик пожевал щеку, пока обдумывал предложение.

– Прости мою невежливость, но если считать стычку на парковке, а также сегодняшнюю потасовку, ты убила, по крайней мере, с полдюжины моих людей. И я уверен, мы найдем миссис Галлум, медсестру, мертвой в той временной детской. Есть ли какие-либо причины, чтобы я доверял тебе и рассматривал твое предложение как серьезное?

Лилли кивнула, все еще прижимая нож к линиям на его щеке.

– Я больше никого не трону, позвольте детям уйти. Приделывайте трубки к моей заднице, вскрывайте как лягушку, скормите меня ходячим. Что угодно. Дайте детям уйти. Это все, что я прошу, и я ваша.

Старик взвешивал что-то мгновение, ничего не говоря, его губы были задумчиво поджаты.

– Ты думаешь Стивс – хороший улов? – Лилли подлила масла в огонь. – Серьезно, я знаю практически каждого выжившего отсюда до границы с Флоридой. Я помогу найти трупы, я расскажу вам все, что нужно. Просто дайте детям уйти, и вы получите меня. Больше никто из Вудбери никогда не побеспокоит вас.

Теперь тишина, казалось, начала кристаллизоваться вокруг них, как если бы сам воздух стал желейным – пока старик обдумывал ситуацию. Мучительная пауза, казалось, превратилась в вечность, пока Лилли рассматривала лица детей. Они еще не осознали последние события. Они все еще выглядели совершенно ошарашенными и испуганными. Их маленькие бледные руки цеплялись за веревку, будто это их воображаемая линия жизни, их связь с более мягким, добрым миром, где воспитатели детского сада ведут стаю шалунов на школьную парковку, где матери-наседки ждут детей во внедорожниках со здоровой едой. Томми Дюпре все еще продолжал трясти головой, но не мог сказать ни слова. Бетани Дюпре пришибленно смотрела в пол со скорбным выражением лица, как будто она все время ожидала чего-то вроде этого. Единственная слеза повисла у нее на кончике носа, потом упала на пол. В это время старик вздернул бровь дугой и сказал человеку в бандане: