Сергей Алексеев - Карагач. Книга первая. Очаровательная блудница

– Что же мы барышню в лодке оставили?

Стас вмиг забыл о Дворецком и бумагах – неужели?! На правах хозяина острова он сбежал к лодкам и увидел Лизу. Она показывала знак – молчи, и когда подал ей руку, помогая ступить на землю, прошептала:

– Мы не знакомы! Иначе вся конспирация к черту…

– Тогда давайте знакомиться, – громко сказал он. – Стас Рассохин.

– Елизавета!

Не выпуская ее руки, Рассохин привел Лизу к костру и усадил на лесину.

– Сейчас будем пить чай, – произнес ворчливо. – Чья идея взять сюда женщину?

– Профессор привез из Питера, – отозвался Кошкин так, словно Лизы тут не было. – Журналистка…

Дворецкий все еще читал бумагу. Рассохин незаметно переглянулся с Лизой.

– Он что, без сопровождения не может?

– Распоряжение губернатора, – вздохнул следователь. – Место здесь неуютное, переехать бы куда-нибудь в бор, на высокий бережок…

– Сейчас там клещей туча, – заметил опер Рябыш. – И змей. А здесь нет, и гнус сдувает.

С заговорщицким видом Кошкин знаком отозвал Рассохина к прижиму, хотел чем-то удивить, но в последний миг смешался.

– Вот что, Станислав Иванович… Я перед отъездом сюда в наш архив заглянул. Слухи были разные… Что это за история была у вас лет тридцать назад? Здесь, на Карагаче, когда геологом работали? Будто вы сами на себя донесли…

– Я писал явку с повинной, – сухо отозвался он.

– До конца дела не читал, это ж вот такой кирпич… Прекратили за отсутствием события преступления… Простите, очень любопытный факт. Не установлено ни одного свидетеля, доказательства, а вы настаивали… Неужели и сейчас думаете?..

– Думаю, – перебил он. – И уверен.

– Юридический казус!

– Жить с этим казусом становится тошно, – признался Рассохин.

– Я не хотел вас расстраивать, – торопливо зачастил Кошкин, – из чистого профессионального интереса спросил. Никогда не думал, что с вами судьба сведет… Ну, добро, рассказывайте, что тут приключилось. Да определимся, как будем действовать.

Рассохин не успел рта раскрыть, как вмешался профессор.

– Насколько мне известно, – тоном начальника начал он, бесцеремонно втиснувшись между ними, – вы, господин Рассохин, доктор геологических наук?

– Геолого-минералогических, – поправил он.

– Что станет, если я, профессор языкознания, начну заниматься вашей наукой? Вы знакомы с творчеством Крылова и его сентенцией по поводу сапожника и пирожника?

Сотрудники взирали на ученых мужей с неприкрытыми ухмылками, но не перебивали, должно быть, из уважения к распоряжению самого губернатора, но скорее, напротив, полного пренебрежения к нему, мол, делайте что хотите.

– Кто вам раньше запрещал заниматься этой темой? – спросил Стас. – Почему вы спохватились, когда я написал записку в министерство? Ни раньше, ни позже…

– Этой темой я занимаюсь всю жизнь! – воскликнул Дворецкий. – У меня десяток научных работ, между прочим!

– Читал, читал. Да надо было не писать, а копать. Еще лет тридцать назад…

– Власти не позволяли! Вся информация о сселении старообрядцев Карагача была закрыта. Коммунисты прятали свои преступления!

– Вы же знаете, – поддержала его Лиза, – в тридцатом году по Карагачу прошел карательный отряд. Под видом борьбы с остатками колчаковских банд.

– Ну а когда информацию раскрыли? – Рассохин старался говорить мирно, и это оказывало обратное действие – профессор распалялся. – Что вам мешало?

– При демократах не стало денег! У них ни на что нет денег! Все воруют!.. А потом в академию пришли случайные, непрофессиональные люди. Нувориши!

– Версии Михаила Михайловича никто не верил, – вставила опять Лиза тоном адвоката. – Было убеждение, староверы не закапывают книги и иконы. Считалось страшным грехом…

– А мне поверили, – сказал ей Рассохин. – Я нашел деньги, снарядил экспедицию, получил разрешение в министерстве…

– Это не разрешение! – Дворецкий потряс бумагой. – Простите, это филькина грамота! Прошу вас, товарищ Кошкин! Прочитайте и оцените как правовед!

Следователь взял письмо, пробежал профессиональным взглядом текст, на чем-то сосредоточился и наконец пожал плечами.

– Имеет все основания считаться юридическим документом, – хитро-мудро проговорил он. – То есть разрешением на производство исследовательских и поисковых работ.

– Откуда вы взяли? – вскипел профессор. – На производство раскопок необходимо совсем другое разрешение!

– Почему? – возразил Кошкин. – Пожалуйста, зачитываю: «разрешается обследование и изучение бывших поселений старообрядцев по бассейну реки Карагач, а также поиск и сбор археографического материала, предметов старины, памятников истории и культуры»… Ну, и так далее.

– А где слово – раскопки?!

– Достаточно слов «поиск и сбор», – отпарировал следователь, явно издеваясь. – А искать можно в земле, в воде и даже в воздухе!

– Я запрещаю любые работы на Карагаче! – рубанул Дворецкий. – Сегодня же доложу губернатору и в Академию наук. И пока не получу подтверждения ваших полномочий, господин Рассохин, копать не позволю! Заявляю в присутствии представителей власти!

Он бы еще кричал и топал ногами, но положение спасла Лиза. Она подхватила профессора под руку, отвела в сторону и что-то ему зашептала. На удивление тот послушно покивал головой, затем так же беспрекословно пошел за ней к кедру, на котором всю ночь просидел Рассохин.

– Доро́гой уговаривал арестовать вас, – поделился секретами Кошкин. – Хорошо, что журналистка при нем. Сейчас обломает… Ну давайте по порядку: кто на вас тут напал?

Пока Стас рассказывал о блаженной и последующем нашествии Матерой со свитой, Дворецкий с Лизой сидели над бурным прижимом и о чем-то разговаривали. О том, что остров посетил еще один человек – огнепальный Христофор, – он промолчал. Сотрудники хоть и слушали с интересом, но закончилось все полным скепсисом.

– Они второй год в оперативной разработке, – без энтузиазма сказал опер Рябыш. – Информация нам поступает. И канадскую красавицу эту знаем, Сысоева Евдокия, а проще говоря – Матерая Дуся. Ничего криминального там не происходит. Ну, живут, работают, чудачат люди. Приезжают, уезжают… Это же не гастарбайтеры, все граждане России.

– Ты что, паспорта проверял? – ухмыльнулся следователь.

– Паспортов у них, возможно, и нет, – вставил Рассохин. – Сжигают при имянаречении. Возможно, Галицын даже свой спалил. Его теперь зовут Яросвет.

– Что не дурно, то потешно, – хмыкнул Рябыш. – Дети, честное слово, в индейцев играют.

– И правда, на что в тайге паспорт? – сам у себя спросил Кошкин. – Медведю показывать?

– У налоговой претензии были к Сорокину, – вспомнил опер. – Так пусть сами разбираются… В общем, зря вы тревогу подняли.