Сергей Алексеев - Карагач. Книга вторая. Запах цветущего кедра

Однако власть не смогла долго сносить оплеухи от странных, дерзких русских переселенцев и совершила ошибку: наёмный убийца оборвал жизнь штаб-ротмистра российской жандармерии, вызвав неслыханный гнев голышей. Место и титул вождя взял на себя его старший сын, организовавший второй поход на столицу. И вот после него канадское правительство более уже никогда не вмешивалось в жизнь свободников, по крайней мере, явным, открытым способом. Раскольники же, упреждая всяческие поползновения на свою вольницу, начали самый обыкновенный террор — жгли школы, построенные лояльными духоборами, рубили и взрывали электрические столбы, поджигали их автомобили. Особым шиком считалось спалить дом вождя, коим ещё с российских времён была «королевская» семья Веригиных. Причём дождаться, когда вобьют последний гвоздь, отметят новоселье — и пустить красного петуха.

Прадеда своего Гарий Сорокин не помнил, но дед его вынянчил на коленях, и когда внук подрос, стал готовить его к нелёгкой судьбе вождя голышей. Вся община знала наследника «престола», поэтому он с детства был обласкан вниманием, почитанием, поскольку до восемнадцати лет жил у чужих людей и под разными именами. Родители и вся община опасались наёмных убийц и похитителей, власти всё ещё мечтали лишить свободников будущего вождя. Дома, в которых он прятался, имели от этого свою выгоду и норовили если не женить, то обручить Гария со своими дочерьми и таким образом породниться с Сорокиными.

При внешнем пуританском образе жизни общины голыши страдали от слишком раннего полового созревания детей, и виною тому были вечерние молебны в «белых одеждах». Обычно проходили они при тусклом освещении керосинками или свечами, взрослые самозабвенно пели псалмы и стихи, а дети прятались по тёмным углам и устраивали безобидные «ласкательные» игры, которые не воспринимались как греховные. Напротив, даже поощрялись, ибо считалось, что это весьма полезно для братско-сестринских отношений в общине. К тому же свободники искренне верили, что так целомудренно тешатся ангелы на небесах. И эти ангельские игры длились до подросткового возраста, почти сразу переходя в супружеские. Причём понятие семьи было относительным, поскольку по коммунарским правилам ни муж для жены, ни жена для мужа не могли быть собственностью.

К совершеннолетию правнук жандармского ротмистра Гарий был уже, по сути, вождём свободников, дед мыслил передать бразды правления внуку, а не сыну, который особого рвения в служении общине не проявлял и будто бы в интересах голышей уехал в Ванкувер. И тут случайно выяснилось, что родитель Гария давно уже пошёл на сговор с властью, то есть получил документы, выучился и тайно занимался бизнесом. Прознав об этом, дед немедля вытребовал его домой, однако всегда открытый и честный перед общиной, на сей раз сора из избы выносить не стал и почему-то скрыл ослушание сына, но лишил его наследства — престола вождя, к коему тот и не стремился.

Гарий же, напротив, мечтал о нём и сначала палил дома, фермы и машины Веригинской общины, а потом со своей боевой группой предпринял вылазку в прерии Саскачевана, где жили богатые духоборы-отщепенцы, занимающиеся землепашеством. За один рейд он сжёг десяток дворов вместе с техникой, амбарами и сараями, отпустив скот на волю. Это вызвало восторг среди свободников и неожиданно — гнев деда, который отчего-то стал противиться воле общины и всячески сдерживать её от террора. Однако Гарий чувствовал себя героем и, пожалуй, при жизни деда и против его воли получил бы титул вождя, но помешало единственное — его холостое положение. По старому обычаю, предводитель духоборов непременно должен быть женатым.

А он ещё в юности до отвращения натешился со всеми потенциальными невестами, ни одной не выбрал и теперь боялся признаться деду, что вообще потерял интерес к женщинам.

Канадские власти всё-таки нашли способ, как и чем подорвать авторитет предводителя неуязвимых террористов, и не без участия спецслужб СССР: вдруг выяснилось, что убитый наёмником Алфей Сорокин — штаб-ротмистр корпуса жандармов! То есть мучитель и палач духоборов, извечный их враг, якобы проникший в Канаду, внедрившийся в их среду, чтобы посеять смуту, внести раскол и уничтожить общину. Предъявили даже фотографии, где вождь голышей был в офицерском мундире, и документы, удостоверяющие принадлежность к жандармерии. Веригинские духоборы подняли это как знамя борьбы против свободников, но дед всё отрицал. Однако голыши уже пошатнулись в своей вере в вождя, усомнились в его благих намерениях, и назревал новый раскол. Тогда дед обиделся, взял всю родню и уехал в провинцию Онтарио, где и поселился на берегу озера.

И только здесь признался, что весь их род и в самом деле к духоборам не имеет никакого отношения, а Гарий является правнуком жандарма Алфея Сорокина. В общем, подтвердил то, что говорили. К общине же примкнул из-за того, что они напоминали ему староверов, мол-де, хотел помочь несчастным, неопытным и наивным русским людям, заброшенным судьбой в горнило жестокого капитализма. По крайней мере, научил их выживать и сопротивляться инородной среде.

Поначалу Гарий чувствовал себя обманутым и сердился на родню, ибо видел себя вождём свободников и другой, мирской жизни, знать не хотел. Но оказалось, что дед давно намеревался развязаться с голышами и ждал только удобного случая. Он считал, что община выродилась, утратила веру и превратилась в шайку поджигателей, для которой нет ничего святого. В молельных домах, мол, царит разврат и прелюбодеяния, в обыденной жизни — обжорство, поскольку как-то незаметно среди духоборов возник культ пищи, страсть к наживе, к собственности, и никто уже самоотречённо и самозабвенно не ищет бога. Поэтому дед загодя готовился бросить свободников и отослал своего сына в Ванкувер, и ему, Гарию, теперь следует учиться и вживаться в новую среду. И всё для того, чтобы в итоге получить образование и вернуться в Россию.

Тут он и поведал внуку о Книге Ветхих Царей, которая до сей поры находится на сибирской реке Карагач, и что теперь задача Гария — добыть её, сделать то, что не удалось прадеду. То есть разрушил одну мечту и заронил огонь иной, более притягательной. Сам же дед, ничего не говоря домашним, ушёл из дома и, как позже выяснилось, после долгих блужданий по миру оказался в Греции, где принял монастырское послушание и обет молчания.

Отец Гария на новом месте быстро обустроился; несмотря на аскетичную жизнь у голышей, он кое-что накопил ещё в Ванкувере и, имея предприимчивый дух, вскоре купил лесопилку и отдал сына в университет. После учёбы младший Сорокин вплотную занялся изучением жизни и походов прадеда Алфея, поскольку тот сохранил в Квебеке свой архив, некогда вывезенный из России и переданный внуку. Это были дневниковые записи с размышлениями и предположениями по тому или иному событию либо открытому факту, и тогда Гарию казалось, что нужно лишь поехать на реку Карагач и взять заветный Стовест. Однако СССР был ещё закрыт для подобных авантюрных поездок, и Сорокину удалось всего лишь посетить Москву в составе группы журналистов — далее его не пустили. В отчаянии он сделал попытку тайно от властей уехать в Сибирь, но был элементарно снят с поезда и угодил на Лубянку.