Роберт Беннетт - Город лестниц

– Это что такое? – ахает один из лейтенантов. – Откуда оно взялось?

Мулагеш вздыхает. «Как же я не люблю, – думает она, – когда правы оказываются паникеры…»

– Ну ладно! – свирепо орет она. – Покорнейше прошу оторвать глазики от горизонта и двигать тазом в сторону оборонительных сооружений! Быстро укрепляем стены, на батареи выносим огнестрел! Быстро, я сказала!

– Огнестрел? – переспрашивает одна из ее капралов – девушка чуть за двадцать. Она озабоченно хмурится и обтирает потный лоб. – Губернатор, вы уверены?

– Абсолютно. А ну за работу, а то я придам вашим элегантным задницам ускорение с помощью мощного пенделя! Что смотрите – сапогом по жопе хотите получить?! А ну за работу, уроды, мать вашу!

Я потерялся в океанах судьбы и времени,

Но, по крайней мере, у меня есть любовь.

Граффити на стене гостиной в Фадури

Волька спускается вниз по ступеням с довольным видом.

– Я совершил много благих дел, – громко заявляет он. – И я думаю, что Отец Колкан будет доволен!

Воханнес зло фыркает в ответ.

– А сейчас, – Волька завершает свой триумфальный спуск по лестнице, – время вернуть его домой.

И он косится в ту сторону, где стоят под колпаком Шара с Воханнесом.

– Возможно, после этого мы обнимемся как настоящие братья. Возможно, он очистит тебя. Возможно, он смилуется.

– Если он сотворил тебя по своему образу и подобию, Волька, – бросает Воханнес, – я бы, сука, на это сильно не надеялся.

Волька презрительно кривится и идет в зал Колкана. Реставрационисты выстроились перед прозрачным оконным стеклом – коленопреклоненная паства в ожидании пророка. Волька невесомо и уверенно скользит меж ними – прямо как дебютантка на балу, почему-то думает Шара, – и останавливается перед каким-то человеком.

Путы на запястьях Шары начинают подаваться.

– Давай, Во, – отчаянно шепчет она, – давай, получается!

Воханнес с ворчанием дергает за веревки.

– Молот, – тихо приказывает Волька.

Человек протягивает ему длинный серебряный молот. Волька осторожно принимает его, подходит к лестнице и медленно взбирается к окну.

Шара дергает большой палец из петли – но лишь туже затягивает веревку на запястье.

Волька прикладывает серебряный молот к губам и шепчет, а потом нараспев читает что-то.

«Я не хочу его видеть, – думает Шара. – Я не могу. Только не он, только не Колкан…»

Шара извивается в веревках. Что-то горячее стекает в ладонь. И тут она чувствует, как одна веревка соскальзывает с ободранных костяшек пальцев, потом другая – с большого.

Серебряный молот дрожит, его очертания размываются, словно бы сам металл содрогается от силы, которую уже не может удержать в себе.

Воханнес берется за веревки, Шара делает рывок – вдруг разорвутся, но нет, они выдерживают.

Волька заносит молот. Желто-оранжевый солнечный свет ослепительно отражается от его головки.

В ладонь Шары уже не капает, а течет, пальцам горячо и мокро.

«Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь», – в ужасе думает Шара.

Волька кричит и бьет молотом.

Стекло лопается с тонким звоном.

Из окна льется солнечный свет, высвечивая белые плиты пола, те ярко вспыхивают. Это солнце, звезда, светоч чистый, страшный и нездешний.

Воханнес и Шара вскрикивают, ослепленные этим сиянием. Вспышка столь неожиданна и ярка, что они отворачиваются – и падают. Запястье дергает болью – похоже, она его вывихнула, и серьезно.

А потом наступает тишина. Шара ждет, потом решается поднять взгляд.

Люди в колкастанских робах смотрят на что-то, что стоит перед ними.

Точнее, на кого-то. У разбитого окна кто-то стоит, и плечи этого кого-то озаряет закатное солнце.

Этот кто-то похож на человека, только очень высокого – не менее девяти футов ростом. На нем – если это действительно мужчина – толстые серые одежды, плотно укутывающие его с головы до пят: лицо, руки, ноги – все скрыто. Голова удивленно поворачивается из стороны в сторону – существо оглядывается, рассматривая зал и коленопреклоненных людей, словно бы его только что разбудили после долгого и странного сна.

– Нет, – шепчет Шара.

– Он жив, – вскрикивает Волька. – Он жив!

Закутанная фигура поворачивает голову к нему.

– Отец Колкан! – кричит Волька. – Отец Колкан, ты снова с нами! Мы спасены! Мы спасены!

Волька быстренько слезает с лестницы и присоединяется к остальным – те все это время оставались в полной неподвижности. Волька падает на колени и простирается перед Божеством, протянув руки к его ногам.

– Отец Колкан, – выдыхает Волька, – с тобой все хорошо?

Колкан молчит. Его можно принять за статую, если бы не ветерок, который шевелит складки одежды.

– Тебя так долго не было, – говорит Волька. – Хотел бы я сказать, что ты очнулся – и вот, мир хорош и благоустроен. Но в твое отсутствие случилось страшное: колонии наши взбунтовались, они убили твоих братьев и сестер и поработили нас!

Люди вокруг кивают и осторожно посматривают на Колкана, ожидая, что тот как-то выкажет свое изумление и гнев. Однако тот молчит и стоит неподвижно.

– Во, – шепчет Шара.

– Да?

– Делай как я.

И Шара переворачивается лицом вниз, становится на колени и склоняется, касаясь лбом пола.

– Что ты…

– Покаяние, – тихо говорит Шара. – Колкан не отвергнет покаяние.

– Что?!

– Отдай ему земной поклон! И так и сиди! Все остальное он сочтет за оскорбление!

Воханнес неохотно переворачивается и склоняется в поклоне.

«Если Колкан не станет обращать на нас особого внимания, – думает Шара, – возможно, я довершу начатое Во и справлюсь с этим узлом!»

– Вуртью убили в колониях, – продолжает жаловаться Волька. – Таалавраса и Аханас убили, когда жители колоний вторглись на Континент. А Жугов, этот трус, сдался им, и его казнили! И теперь жители колоний отдают нам приказы, как каким-то псам, и они объявили вне закона нашу любовь к тебе, Отец Колкан. Нам не дозволено поклоняться тебе, как прежде, они хотят изгнать тебя из наших сердец. Но мы ждали тебя, Отец Колкан! Я и мои последователи не отреклись от веры и много потрудились, дабы вернуть тебя! Мы даже отстроили твой зал в Престоле мира! Я самолично возил камни из самой Ковашты, чтобы достойно встретить твое возвращение! А еще мы захватили и привели сюда самого злого из еретиков, ослушавшегося твоих повелений, а также дитя того самого человека, что завоевал Святые земли!

Волька оборачивается и тычет пальцем в Шару и Воханнеса – и на мгновение лишается дара речи, увидев их застывшими в покаянных поклонах.

– Хитроумные трусы, они простерлись перед тобой, умоляя о милосердии! Но о том же умоляем и мы! Все мы умоляем тебя: смилостивься, Отец Колкан! Мы твои преданные служители! Мы умоляем тебя: пожалуйста, освободи нас от оков, восстань и верни в мир свет праведности и славы!