Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

Мистер Пиготт представил сие экстраординарное дело судье и присяжным просто грандиозно. Подсудимый, дескать, преднамеренно совершил беспричинное, жестокое и бесчеловечное преступление против самого прекрасного, невинного и привлекательного из творений природы. Ну да, как же! Всем присутствовавшим в зале суда было очевидно, что мисс Портер не заслуживает столь лестных эпитетов. Не менее очевидным было, что мистер Пиготт несет откровенную демагогию. Но это уже ничего не значило, так как ему удалось овладеть вниманием публики. Та изумленно внимала описанию скучных подробностей путешествия мисс Энн Портер, ее сестры Сары Портер и их провожатой от бального зала Сент-Джеймсского дворца до резиденции Портеров. Затем мистер Пиготт объявил, что дамы, в страхе спешившие укрыться в своем доме, узнали в нападавшем Ринвика. При этом мисс Энн, следовавшая, так сказать, в арьергарде, получила порез поперек ягодиц. Толпа зашипела и загудела на Ринвика, скорчившегося в кресле. Внезапно я почувствовала острый, точно клинок самого Монстра, приступ жалости к этому валлийцу – столь бешеным зверем выглядела эта толпа. Когда шум утих, мистер Пиготт вновь затянул свою скучную песню о мисс Портер, уснащенную бесконечным количеством подробностей. Я поражаюсь легковерию собравшихся. Ну, кто в здравом уме мог бы спутать Ринвика Уильямса с нашим отчаянным Монстром? Да, Ринвик – невзрачный и нудный человечишка. Для хорошего общества это, безусловно, преступление, но ведь судили его не за характер, а за поступки. При этом – не представив ни единой прямой улики, подтверждающей его вину! У меня возникло странное желание встать и объявить: «Этот червяк невиновен! Лондонский Монстр – это я!» То-то была бы сенсация! Однако здравый смысл возобладал над тщеславием вкупе с чувством вины и спас меня от желания сказать правду. Как бы там ни было, а плясать на конце веревки в Ньюгейте мне совсем не хочется.

Мистер Пиготт наконец-то завершил свою утомительную речь словами: «Все это доказывает, что человек перед вами и есть искомый преступник». Публика взорвалась воплями, свистом и гудением. А я никак не могла понять, каким образом тот факт, что эти старые девы, сестрицы Портер, способны опознать Ринвика на следующий день после того, как мистер Коулмен в надежде на награду привел его к ним на порог, может доказывать что бы то ни было вообще. Что за ужасный балаган! Мистер же Пиготт продолжил свою душегубскую работу, доведя до сведения суда, что Ринвик Уильямс проживает в кабаке на Бери-стрит, в комнате с тремя кроватями, на которых по очереди спят шесть человек, одним из коих является сам Уильямс. Далее он заявил, что только люди крайне дурного нрава могут обитать в столь низменных условиях, а стало быть, стоит ли принимать на веру слова этого негодяя? В заключение он заверил суд, что нравственный облик всех пострадавших дам неоспорим, и они, уж конечно, не опустятся до лжесвидетельства перед судом. Ну да, еще бы!

Первой предстала перед судом для дачи показаний мисс Энн Портер, неряшливая девица, которой не исполнилось и двадцати. Публика взорвалась аплодисментами и приветственными криками. Мисс Портер покраснела, но была слишком увлечена своим положением «первой леди». Мистер Шеферд, со стороны обвинения, принялся задавать ей скучные формальные вопросы, и – вы не поверите, но нам пришлось прослушать ту же самую историю во второй раз! Однако публика наслаждалась повторным представлением не меньше, чем премьерой. А когда мисс Энн заявила, что Ринвик и прежде оскорблял ее с сестрами «очень вульгарными непристойными словами», а в ту самую ночь шел за ней «что-то бормоча», возмущению собравшихся не было границ. Затем она продемонстрировала всем одежды, которые были на ней в день рождения королевы – ярко-розовое шелковое платье, сорочка, три нижние юбки (одна – шелковая, две – льняные) и корсет. Сзади на платье зиял разрез, и мисс Энн заявила, что заштопать его невозможно. Очевидно, искусство владения иглой и нитью ей совершенно незнакомо. Она засвидетельствовала, что нижние юбки также разрезаны, а с ними – и ее плоть, и только корсет спас ее от худших увечий. При этих словах зал взревел. (Как они ревели бы от смеха, если бы только удостоились сомнительного удовольствия лицезреть ее отталкивающую задницу!) В заключение мисс Энн присягнула в том, что прекрасно видела и запомнила лицо нападавшего. Нападавшим был Ринвик, ошибка с ее стороны невозможна. (Очевидно, кстати, что девица близорука, но проверить остроту ее зрения никому на суде не пришло в голову.)

Мистер Шеферд перевел допрос к одежде нападавшего. Мисс Портер рассказала, что на нем был легкий плащ, накинутый на плечи, а под ним, как ей показалось, еще сюртук. Это, конечно, верно, вот только описанные ею одежды невозможно было бы отыскать в жалкой комнатушке, которую Ринвик делил с пятью соседями. Тем более что они, насколько мне известно, мирно висят там, где и должны висеть – в вашем гардеробе.

Остальная часть суда также прошла для Ринвика не лучшим образом. Его наниматель, хозяин цветочной фабрики Амабель Митчелл, и француженки, работавшие с ним, попробовали засвидетельствовать его добропорядочность, но были яростно освистаны. Затем последовал выход леди Эглантины Уоллес, известной писательницы, чья комедия «Сливки общества» [55] закончилась освистанием и изгнанием актеров со сцены. Прежде она обвиняла Монстра в том, что он напал на нее в конце мая, но теперь заявила, что обвинение было лишь одним из ее невинных розыгрышей, и потому Ринвик Уильямс в означенном нападении, конечно же, невиновен.

Тут наконец-то предоставили слово обвиняемому. Он оказался намного красноречивее обвинителя, однако было очевидно, что его признают виновным, если только он не сумеет неопровержимо доказать обратное. И, пока последние слова слетали с его губ, взгляд его тревожно блуждал от лица к лицу в зале, и, наконец, отыскал меня. Ринвик нахмурился, точно стараясь вспомнить, кто я и где мы могли встречаться. Длился этот пугающий «тет-а-тет» бесконечно долго: время будто бы застыло. Каждая секунда казалась вечностью, пальцы взмокли от холодного пота, сердце забилось в груди, точно птица в ловушке. Укажет ли он на меня, истинную виновницу, ткнувшую ту женщину бутоньеркой? Вынесет ли мне приговор?

Как только он открыл рот, чтобы заговорить, у меня закружилась голова. Со стоном я рухнула на пол, изображая обморок. Лежа с закрытыми глазами, я всей душой надеялась, что маневр мой сработает и отвлечет внимание зала и Ринвика. Мне помогли сесть в кресло и подали воды. Я украдкой взглянула на него из-под полуопущенных век. Он все так же смотрел на меня, и взгляд его был полон узнавания – тут я не могла ошибиться. Оставалось лишь одно. «Это он, – прошептала я. – Это он!» Дрожащим пальцем я указала на Ринвика: «Это тот самый человек, который напал на меня в прошлом месяце, по пути домой из театра!» Лицо Ринвика исказилось от ужаса. Зал гневно взревел и не утихал до самого объявления вынесенного присяжными вердикта: «Виновен!»