Дэниел Полански - По лезвию бритвы

— Не сомневаюсь, что в вашем прославленном заведении мне оказали бы такой же «теплый» прием.

— Вполне вероятно. Но он хотя бы передал вам мое сообщение?

— Я слышал новость.

— Извините.

Надо же: все вокруг вдруг начали каяться.

— Не стоит передо мной извиняться. Я почти не общался с ним последние пять лет. Его напарником были вы.

— Молодым и страшно неопытным, и то лишь полгода. Я даже не уверен, что вообще ему нравился.

— Я знаю, что он недолюбливал меня, и все равно мне горько оттого, что его больше нет. У Черного дома есть какие-нибудь версии?

— Опрос ничего не дал. Сейчас на месте происшествия работает Ледяная Стерва. Кое-кто из наших хотел допросить вас, но у нас приказ от начальства не трогать вас. Похоже, у вас еще остались друзья наверху.

Старец не был мне другом во всех смыслах этого слова, однако благодаря ему никто не вмешивался в мои дела.

— Что у вас? Есть какие-нибудь соображения? — поинтересовался Гискард.

Я опустил взгляд на остатки кофе — густая черная жидкость.

— У меня есть подозрения.

— Полагаю, вы не желаете поделиться ими?

— Полагайте что хотите.

Впервые за время нашей беседы я заметил в нем тень того человека, которого видел стоявшим над телом Маленькой Тары. Он боролся со своей гордыней, и, к его чести, когда он заговорил, то в голосе не слышалось презрения.

— Я хотел бы помочь, чем могу.

— Кажется, вы сказали, что не любили его?

— Я говорил, что это он не любил меня. Мне-то он всегда нравился. Но дело не в этом. Он был моим напарником, а это кое к чему обязывает. И если Черный дом не может найти убийцу, тогда я готов протянуть вам свою руку и сделать это вместе с вами.

На мой взгляд, последняя сентенция отдавала излишним юношеским сентиментализмом. Я поскреб подбородок, размышляя о том, не лгал ли он мне, хотя какое это имело значение?

— Почему я должен доверять вам?

— Я подумал, что ваши возможности расследовать дело не настолько велики, чтобы вы могли позволить себе отклонить предложение помощи.

— Хорошо, — согласился я, протягивая ему листок бумаги из моего кармана. — Вот это послужило причиной гибели Криспина. Я нашел эту бумагу в руке покойного перед тем, как на место преступления прибыли ваши ребята. Это главная улика нераскрытого убийства. Не представив эту бумагу немедленно агенту, ведущему расследование, вы нарушите присягу беспристрастного арбитра королевского правосудия. Не сдав меня Черному дому, вы тем самым помогаете человеку, замешанному в тяжком уголовном преступлении. За первое нарушение вас понизят в должности, за второе — выгонят вон.

— Зачем вы мне это показываете?

— В списке значится человек, с которым мне очень хотелось бы поговорить, человек, который мог бы пролить немного света на тайну убийства Криспина. Я не могу найти его, но это можете сделать вы. И если бы вы это сделали, если бы я смог услышать… Это мне очень помогло бы. Разумеется, при условии, что я не окажусь за решеткой по обвинению в краже улики с места преступления.

Мы буравили друг друга глазами. Обычай требовал вступления в заключительную схватку с сомнением, затем Гискард твердо кивнул.

— Вы не окажетесь там.

— Меня интересует мирадец, третье имя снизу.

Гискард вскочил с табурета.

— Я сообщу, что удалось узнать, — пообещал он.

— Агент, вы кое о чем забыли.

— О чем? — растерялся он, почувствовав, должно быть, неподдельное смущение.

— Вы не вернули мне мою бумагу.

— Ох да, простите, — извинился он, вынимая листок из-под плаща. Затем, передав мне бумагу, он ушел.

Возможно, Гискард был не настолько туп, как я считал поначалу. Потягивая маленькими глотками кофе, я задумался о дальнейших планах на сегодняшний день.

Адольфус вернулся с кухни.

— Что, голубая кровь уже смылся?

— Не бойся, он не прячется под столом.

Фыркнув, Адольфус протянул руку в карман и достал сложенный листок серовато-белого пергамента, скрепленного восковой печатью.

— Принесли для тебя, пока ты спал.

Я взял из его рук конверт и поднял его на свет, разглядывая рисунок на печати: лев в окружении трех одинаковых алмазов.

— На будущее, можешь сразу сообщать мне обо всем, что я пропустил, как только меня увидишь. Необязательно выдавливать по капле, как старый дед в уборной.

— Я не письмоносец.

— Ты у нас и не повар, и не письмоносец. Так какого черта ты тут вообще делаешь?

Адольфус закатил глаза и принялся вытирать дальние столы. Полдень уже миновал, и вскоре в баре начнет собираться местная пьянь, невзирая на скверную погоду. Я разрезал восковую печать ногтем и прочел послание.

Вынужден признать, что количество товара, поставленного Вами при нашей первой встрече, оказалось недостаточным. Полагаю, Вы найдете возможность прийти завтра в Сетонские сады к девяти часам с соответствующим количеством товара. Мы можем поговорить после того, как я закончу решение некоторых вопросов, не имеющих касательства к данному делу.

Ваш Преданный Друг,

В принципе, Мои Преданные Друзья не слали мне просьбы, облеченные в форму требований, однако следовало принять в расчет привычки высшего класса. Сложив письмо, я убрал его в свою сумку.

— Открыто? — спросил за моей спиной невнятный голос завсегдатая нашего заведения.

Казалось, реплика пришлась кстати, и было самое время выяснить, как самый расточительный вербовщик подонков во всем Ригусе мог бы прояснить ситуацию. Захватив куртку, я вышел в бушевавшую на улице непогоду.

Я стоял у входа одного из скромных кирпичных домов, выстроившихся вдоль улицы близ Корских высот и неподалеку от роскошных дворцов знати. Скромное и непритязательное строение почти ничем, кроме заверения Йансея, не подтверждало свой статус одного из самых дорогих борделей столицы. Шлюхи Низкого города занимались своим ремеслом открыто и честно: из-за красных шторок выглядывали обнаженные груди, из растворенных окон щедро сыпались предложения. Здесь все было иначе. Возле двери красовалась лишь бронзовая табличка с гравировкой «Бархатная клетка».

Я громко постучал в дверь, и после непродолжительной паузы она открылась, на пороге показалась светлокожая женщина в симпатичном, но скромном платье. У нее были темные волосы, ярко-голубые глаза и соблазнительная улыбка — неотъемлемая часть ее работы.

— Чем могу служить? — спросила она мелодичным и чистым голосом.

— Мне нужно увидеться с Майри, — ответил я.

Ее губки разочарованно скривились. Меня впечатлила ее способность выражать в равной мере дружелюбие и снисходительность.

— Мне жаль, но, боюсь, Майри видится лишь с немногими людьми, только с теми, кого давно знает. Честно говоря, в данный момент никто в этом доме не горит желанием заводить новых друзей.