Дэниел Полански - По лезвию бритвы

— Я помню, что такое чума. Мне можешь об этом не говорить.

Селия издала вздох понимания.

— О да, тебе это известно не хуже меня.

Я думал, она продолжит. Но Селия замолчала, и слово взял я.

— Для чего тебе понадобился Воробей?

— Нам нужен ребенок, способный к Искусству. Их не так-то легко найти. — В ее голосе появились едва различимые нотки раскаяния, хотя они звучали настолько слабо, что, возможно, были только игрой моего воображения. — У нас не было времени искать кого-то другого.

— И ты знала, что его похищение вынудит меня свести счеты с Веселым Клинком.

— Да.

Я пытался скрыть чувства, которые она могла прочесть на моем лице. Должно быть, мне это не удалось, потому как Селия плотно сжала губы и огрызнулась в ответ:

— Не смотри на меня так. Я могла бы убить тебя, и ты это знаешь. Я могла бы спустить на тебя эту тварь в любой момент или заморозить в снегу.

— Ты дрянь.

Мне казалось, будто что-то внедрилось в мой мозг, словно некое иглистое существо пустило корни в самом центре моего черепа и теперь начинало терзать внешние ткани. Единственное, что удерживало меня на ногах, была чересчур большая доза амброзии, и мне приходилось напрягать силы, чтобы пробиться сквозь гулкое эхо в ушах и услышать Селию.

— Что с тобой произошло?

— Я хорошо понимаю, с чем я связалась. У меня нет иллюзий. Но я не могу допустить, чтобы дело Учителя пропало даром, и я не допущу возврата к прежнему. Десять тысяч мертвых матерей, двадцать тысяч мертвых отцов, сложенных в штабеля, как стены; больше, чем ты сможешь насчитать за неделю. Лето за летом, год за годом. Я не надеюсь, что ты простишь меня, сомневаюсь, чтобы кто-то меня простил, но следующим летом жители Низкого города не будут разлагаться под солнцем, как падаль.

— Похоже, с такой высоты трудно разглядеть лица. Выкопай из земли ребенка, и, может, тогда ты достигнешь своих целей иначе.

— Я знала, что ты не поймешь.

— Наверное, я не такой альтруист, как ты. Сегодня я убил несколько человек, и некоторые из них этого не заслужили.

— Люди умирают, — сказала она, и с этим сложно было поспорить. — Я сделала то, что сделала, и надеялась, что ты никогда не узнаешь. Но все слишком далеко зашло, чтобы остановиться. Я не допущу, чтобы жертвы были напрасны. Я в большом долгу перед ними. И я никому не позволю остановить меня, даже тебе. Но ведь ты попытаешься, верно?

— Да.

— Помнишь тот день перед тем, как ты ушел на Войну?

— Да.

— Помнишь, что ты сказал мне тогда?

— Да.

— Ты ошибался. Я похожа на тебя гораздо сильнее, чем ты думал.

— Нет, Селия, — ответил я, поднимая в руке ее медальон, тот, который она носила с тех пор, как я впервые встретил ее. Тот, который она использовала для того, чтобы привязать к своей душе уродливую тварь из пустоты. Медальон, который я сорвал с ее шеи пару мгновений назад, когда Селия спасла мою жизнь. — Ты совсем не такая, как я.

Ее руки метнулись к шее.

— Как… как ты успел…

— Я забираю Воробья, — сказал я, снимая мальчика со стула и взваливая себе на плечо.

Кулон я держал на вытянутой руке. Он будто извивался у меня на ладони, согревая ее каким-то неестественным теплом.

— Мальчик в порядке, он не заражен, с ним все хорошо, — запинаясь, произнесла она. Ее глаза широко раскрылись, сосредоточив все внимание на безделушке. — Немедленно положи медальон на пол, ты просто не понимаешь, что это такое, ты должен немедленно…

Я переломил амулет на две половинки.

— Слишком много крови, Селия, слишком много крови.

Румянец исчез с ее лица. Воздух наполнился тихим свистом, порыв ветра с ревом растворил закрытые наглухо окна. Мы стояли, уставившись друг на друга. Казалось, Селия хотела сказать что-то еще, но промолчала.

Благодарение Хранителю Клятвы за благости, которые он посылает.

Я почувствовал приближение пустоты и вышел на лестницу, внутри меня все сжалось от ужаса. Тварь отделилась от стены за спиной Селии. Она бросила на меня свой последний взгляд, полный печали и осуждения.

Не всякое событие достойно того, чтобы его занесли в хронику. Достаточно лишь сказать, что случившееся потом было ужасно.

Несколько дней спустя я сидел на крыше одного из домов Малыша Мака, примерно в квартале от Гнезда. Ригус прощался с Синим Журавлем. Его тело, тщательно набальзамированное и облаченное в лучшее платье, в котором я волшебника раньше ни разу не видел, покоилось на золоченой тумбе, стоявшей на небольшой сцене. На подиуме восседал цвет деловой и аристократической элиты города, несколько десятков знатных особ, которые для Учителя все были на одно лицо. Сцену окружал отряд стражников, не гвардейцев, а вооруженных алебардами солдат, выискивающих среди толпы малейшие признаки беспорядков. Буквально весь Низкий город собрался вокруг этого центра, чтобы воздать своему кумиру последнюю дань уважения.

Было по-прежнему отвратительно холодно, хотя со времени той последней ночи снег больше не шел. А то, что от него осталось, превратилось в жижу, грязь и дерьмо — обычные украшения городских сугробов. Мы с Маком раскуривали по очереди косячок, пуская темно-сизый дымок в серое небо. Последняя партия сон-травы оказалась исключительно паршивого качества. Если дела так пойдут и дальше, начну подыскивать нового поставщика.

Первосвященник восхвалял добродетели покойного, лежащего на позолоченной тумбе, по крайней мере, мне так казалось. Мой слух еще не восстановился полностью, и мне сложно было разобрать его речь за монотонным бормотанием толпы. Судя по выражению Мака, речь священника не впечатлила его. Сомневаюсь, что я пропустил нечто важное.

— Ты ведь дружил с ним, верно? — спросил меня Мак.

Две его шлюхи сидели позади нас, куря сигареты и тихонько скуля, довольные возможностью потешить собственную страсть к мелодраме.

— Да.

— Каким он был?

— Сказочно высоким, — ответил я.

Где-то внизу, среди потного скопления людей, собравшихся на церемонию, был и мой друг Йансей. Когда все закончилось, я вызвал его из укрытия. Он заявил, что мы в расчете, хотя мне показалось, что в действительности он так не думает. Как бы там ни было, а в день нашей встречи на крыше его дома в одном он был все-таки прав: пройдет много времени, прежде чем Мама Дукес снова пригласит меня на обед.

Оглядываясь на прошлое, думаю, что Веселый Клинок все же не решился бы причинить ему вред. Я был не прав в отношении Беконфилда. Я был не прав в отношении многих людей. Старец подчистил за мною следы, и даже если бы он узнал, что я убрал не того, кого нужно, то закрыл бы на это глаза и приберег бы этот факт на случай, если понадобится припереть меня к стенке. Убийства детей в Низком городе прекратились: прославленный, но малозначимый пэр погиб в результате несчастного случая, который произошел в его доме из-за взрыва отопительного котла. Лорд Беконфилд был последним в роду, и, в отличие от блистательной вечеринки, устроенной им за день до смерти, на его похоронах присутствовало всего несколько человек. Несмотря на свою известность, герцог не пользовался всеобщей любовью. Помимо его кредиторов лишь немногие оплакивали уход Веселого Клинка.