Адам Нэвилл - Пропавшая дочь [litres]

Отец представил, как остатки его средств уйдут на частных врачей или на бесконечное ожидание в медицинских центрах, управляемых неправительственными организациями. Он уже предчувствовал равнодушие медицинских работников, медсестер, санитаров и вахтеров, подергивающихся от амфетамина, который помогает им бодрствовать. Давно утративших чувствительность к смерти и мукам, которые жара причиняет людям, уже страдающим от беспорядков, травм, клановых убийств, бедности, дефицита, ярости, унижения и недоверия. Этот водоворот усиливался с каждой бурей, накатывающей с моря на Великобританию. С его работой к врачам была дорога заказана. Если он попадет в это болото, то завязнет.

Отец проглотил две обезболивающие таблетки. Осталось всего восемь. Они хорошо справлялись с головной болью, но в случае со сломанными костями были бесполезными. Он запил их из полпинтовой бутылки рома. Вернул бутылку на прикроватную тумбочку, нашел свой телефон, набрал последний номер, которым пользовалась Скарлетт Йоханссон, и стал ждать. Прошло некоторое время.

– Что случилось? – Ее голос прозвучал у него в ухе так отчетливо, что он не удивился бы, если б оказалось, что она стоит возле его кровати.

От одного звука голоса, в котором он услышал понимание, сочувствие и участливость, у него перехватило дыхание. Женщина, посылавшая его пытать сексуальных преступников, была сейчас его единственной собеседницей. Женщина, произносившая слова, как бизнесвумен, не терпящая пустой болтовни. От близости к ней в груди у него родился всхлип, похожий на большой газовый пузырь.

– С тобой все в порядке?

Этот скорбный звук, вырвавшийся из него, заставил его вспыхнуть от стыда. Он с трудом сглотнул, чтобы унять дрожь голосовых связок.

– Прости.

– Где ты?

– У себя в номере.

– Ты ранен?

– Плечо.

– Что случилось?

– Кое-что пошло не так. – Он выдохнул, пытаясь избавиться от горечи. – Полиция будет меня искать.

Какое-то время Скарлетт молчала. Сквозь чистый эфир он пытался расслышать ее мысли. Наконец она произнесла:

– Тебе нужен врач?

– Не уверен. Возможно, сломана кость. Плечо. Подожду до вечера, посмотрю, смогу ли двигать рукой.

– В плече находится множество нервов. Одно из самых болезненных мест. Давай начнем с самого начала.

Отец так и сделал, он был вынужден вспомнить и рассказать, что обнаружил на чердаке. Два тощих тела с немытыми лицами съежились под мятым одеялом, взъерошенные волосы вспыхнули в свете фонарика. Широко раскрытые болезненные глаза, юные хозяева которых давно томились под этой крышей, недоверчиво моргали. Мальчики, запертые в этой вечной сырости и мучимые невероятной жарой. Чердак был клеткой с треугольной крышей, в которой стояла вонь немытой плоти, мочи, нашатырного спирта и испарений мусорных баков.

– Теперь все в порядке, – сказал Отец мальчикам.

Маленькие лица лишь смотрели на него с недоуменным беспокойством. Своими черными глазами и землистым цветом кожи на англичан они не походили. Они не шевелились – в отличие от Боулза. Наполовину ослепший, с руками в наручниках, великан поднялся из своего убежища в ванной и бросился бежать по коридору второго этажа.

В любом случае им здесь нравится.

Отец почувствовал, как его ужас смыла волна горячей крови, ударившей в голову. Когда жар рассеялся, осталось лишь холодное возбуждение. Но, вновь обретя под ногами почву, он настиг великана.

Менее смертоносный иммобилайзер тут явно не подходил, Отец вытащил из кармана пистолет и выстрелил с верхних ступеней, когда великанья туша заворачивала за нижний угол лестницы. Раздался треск дерева, когда огромная ручища Боулза едва не свернула стойку перил. Часть стены над лестницей взорвалась, как мокрый мел.

Отец бросился вниз, перепрыгивая через три ступени зараз, зажав фонарик в зубах и не сводя глаз с белого круга света, который вел его.

Со второго выстрела он попал Боулзу в спину, когда тот торопливо пересекал кухню. Здоровяк вздрогнул, но даже не замедлился. Отцу показалось, что пистолет не подходит для такой задачи. Он снова прицелился в черную влажную полоску, протянувшуюся через всю широкую спину перед ним, и дважды нажал на спусковой крючок.

Находящийся в дальнем конце кухни великан резко выдохнул, будто получив удар в живот, закряхтел и споткнулся об холодильник. Но его огромные ножищи продолжили идти, хоть и с меньшей решительностью. Они вынесли здоровяка на террасу, где тот неуверенно зашатался, будто старик, только что вставший с кресла.

Несмотря на то что Отец шел по коридору и кухне обычным шагом, он почувствовал, что нагоняет жертву. Пистолет снова выстрелил, хлопок отразился от покрытых пятнами плесени стен, жестяной раковины и пустот ламинированного буфета, и в спине чудовища появилась новая маленькая дырка. Размером с заклепку. На этот раз пуля по-настоящему поразила левиафана. Судя по черной, быстро вытекающей крови, пробила ему почку или печень. Великан пытался завести свои пухлые, скованные наручниками руки за спину, будто хотел потрогать свежую рану.

Отец выстрелил снова и попал ему в шею. Раздался влажный шлепок, словно чья-то ладонь прихлопнула присосавшееся насекомое, и на жирной коже появилась дымящаяся дырка. Боулз наконец потерял равновесие и, не говоря ни слова, тяжело рухнул набок, задев какой-то металлический предмет, который со звоном покатился по террасе.

Когда Отец вышел из задней двери, Боулз уже стоял на одном колене и собирался встать, словно тяжелоатлет, поднимающий груз на плечах. Отец прицелился в основание его огромной головы и выстрелил, дважды или трижды, он не помнил, сколько точно, хотя дыры были заметными. Боулз громко закряхтел и бросился к забору. Выбил кулаками доску и упал. Под его грудью на цементе образовалась темная маслянистая лужа. Он больше не предпринимал попыток подняться и лишь подрагивал в теплом утреннем воздухе, а его щеки и губы шевелились, будто он разговаривал во сне.

Отец вернулся на кухню, чтобы не смотреть на то, что натворил. В то утро он впервые в жизни стрелял из пистолета: устройства, которое не должен держать в руках ни один гражданин. И оглядываясь назад, он осознавал, что совершил что-то слишком жестокое. Он не смог вовремя остановиться. Ощущал себя возбужденным бабуином, который наслаждался смертоносным преимуществом, наткнувшись на палатку охотника.

В результате травмы его разум превратился в красно-черную карусель, издающую ржавую железную музыку, проигрываемую задом наперед. Отец снял маску. Кожу головы и затылок покалывало ледяными иглами, содержимое желудка хлынуло на линолеум. С подгибающимися от тошноты ногами, пьяный от шока, он вышел на улицу и, пошатываясь, двинулся через грязный двор к заднему забору. На полпути застигнутый врасплох соседом, Отец, осознав, что он без маски, попытался отвернуться, но потерял равновесие и упал.