Анна Орехова - Осторожно, Врата закрываются

Точнее, это были донт и донтка.

– Фитиль… – выдохнула Дишелл.

Командир выбрался из кабины, довольно улыбаясь:

– Привет, Диш!

Последний раз они виделись три ночи назад, когда Дишелл отрабатывала очередную смену на заводе. И Фитиль находился там же. В обычной жизни его звали Гуру́ш: в два раза старше, обаятельный и невероятно умный, с вечной цветастой повязкой на голове и шрамом от подбородка по всей шее.

– Что ты тут делаешь? – Дишелл невольно отступила, сердце бешено застучало.

– Планы изменились, Диш. Художник торопится, хочет поговорить с вами как можно быстрее.

– С нами?

Дишелл сглотнула. Раньше речь шла только о землянке, а теперь Художник хочет встретиться с ней? Неужели тот, чью личность знают лишь самые приближенные донты, хочет поговорить с девчонкой, не так давно примкнувшей к Сопротивлению?

Стоп! Она спохватилась, понимая, что не об этом сейчас надо думать.

– Землянка упала в озеро! Угодила в воронку. Нужно срочно её отыскать!

Фитиль слегка приподнял брови:

– Упала, говоришь? Как интересно…

Дишелл совершенно его не понимала.

– Да что тут интересного? У вас кошкшр! Надо найти её, пока не поздно!

Напарница Гуруша выбралась из кошкшра. Белобрысая с красными бусами на шее, Дишелл не встречала её раньше, но девица ей сразу не понравилась. Только те, кто не чтил Справедливость, вот так открыто носили соблазны.

Фитиль снова улыбнулся:

– Рад вас видеть, Сшикшонг! Донт!

Дишелл обернулась, папа стоял чуть позади.

– Гуруш! – он выплюнул имя командира, как горькую косточку, оставшуюся от грюха.

Папа всегда подозревал, что это Гуруш втянул Дишелл в Сопротивление. Запрещал с ним общаться, не понимая, что его недовольство лишь сильнее разжигает её бунтарский дух.

– Так мы летим или нет? – Дишелл раздраженно посмотрела на командира. Чего он тянет?

Гул поезда нарастал. Дишелл настолько хорошо изучила этот звук, что знала: ровно через пятнадцать секунд он появится из-за поворота.

Она поймала взгляд отца.

– Надо уходить, – одними губами проговорил тот.

Дишелл недоуменно подняла брови. Уходить? А как же Алиса?

– Они убьют меня, ми Диш, – ей снова пришлось читать по губам.

Дишелл даже подумала, что ошиблась. Убьют?! С чего бы? Да, теперь он знает, что Гуруш работает на Сопротивление, но это же не повод…

– Конечно летим! – Фитиль указал на кошкшр. – Забирайтесь внутрь!

Дишелл направилась было к кошкшру, но отец поймал её руку.

– Нет! Нам нельзя с ними!

Фитиль окинул его внимательным взглядом и кивнул донтке.

Та вышла вперед и улыбнулась. Что-то недоброе было в этой улыбке – холодное, отстраненное, даже хищное.

– Фитиль сказал: залезайте внутрь, – промурлыкала она.

От этого слащавого тона стало совсем жутко. Рука донтки потянулась к карману, и Дишелл заметила, что на сгибе её локтя вместо шшрипа алеет блокировочная татуировка.

– Шигяра… – прошептала Дишелл.

Девица проследила её взгляд:

– Тебя это смущает?

Она, уже не стесняясь, достала из кармана шокер. Мурлыканье перешло в рык:

– Быстро в кошкшр!

Из-за поворота показался поезд, Дишелл попятилась, а Фитиль, похоже, прочитал её мысли:

– Не глупи, Диш! Ты знаешь, я тебя не обижу.

– Меня? – Дишелл указала на отца. – А папу?

Неуверенность во взгляде Фитиля лишила её последних сомнений. Так отец прав? Сопротивление собирается его убить? Но почему? Что он такого сделал?

Следующая мысль была чёткой и ясной, такие приходят из глубин подсознания в самые сложные минуты и непременно указывают верную дорогу. Однажды она уже ослушалась отца, и к чему это привело? На них теперь висел груз за гибель землянки. Второй раз она не подставит папу под удар.

– Бежим!

Сшикшонгу не нужно было предлагать дважды. Он рванул к поезду, Дишелл бросилась следом.

Стальная стрела величественно плыла над землёй. Вагоны сливались в единую гибкую ленту, и только поручни выбивались из этой гармоничной картины – торчали, будто крича: «Цепляйся! Уезжай прочь!»

Поезд замедлился, входя в поворот. Дишелл знала, что у них с отцом ровно пять секунд. Затем автопилот включит ускорение, и тогда на поезд уже не запрыгнуть.

Она видела, как папа цепляется за поручень, слышала, как Фитиль орёт: «Нет! Он нужен живым!» А потом что-то обожгло её между лопаток. Дишелл пробежала по инерции ещё пару шагов и упала, ударившись лицом о камни.

Солнце светило в глаза, Алиса перевернулась на другой бок и натянула одеяло на голову, но чёртов огненный шар уже сделал своё дело: мысли нехотя вырывались из липкого сна… что ей снилось? Озеро, серая мутная вода, полёт в донтокчанской кошке… Дишелл!

Алиса подскочила. Сон окончательно испарился, уступая место реальности, которая оказалась ничем не лучше. Она прекрасно помнила, что случилось. Тот кошкшр всё-таки вернулся, незнакомые донт и донтка втянули её в салон, негромко переговариваясь на донтокчанском. Алиса без конца твердила «до-о-онт», благодаря спасителей. А потом увидела Дишелл.

Донтка лежала на мягком диванчике в странной, явно неудобной позе: голова запрокинута, одна рука безвольно свисает, ноги, слишком длинные для донтокчанского дивана, наполовину сползли на пол. Глаза Дишелл были закрыты. Алиса повернулась к спасителям, чтобы узнать, что происходит, но тут донтка с красными бусами на шее что-то прижала к её ноге. Обжигающая боль сменилась темнотой, беспорядочным сном и наконец пробуждением…

Солнце заливало комнату, отчего витиеватые узоры на стенах играли красным и зелёным, за окном то и дело проносились кошкшры. «Я в городе», – поняла Алиса. Во-первых, комната совершенно не походила на жилища донтов: светлая, чистая, низкий потолок, кошкшры за окном, и холодно, как в мясном отделе гипермаркета, похоже, работал кондиционер; а во-вторых, она узнавала излюбленный донтокчанский приём – скрывать входные двери от тех, кому нельзя выходить наружу. Однажды целый час просидела в такой же комнате, дожидаясь гида. Чуть с ума не сошла, думая, что о ней попросту забыли. Но почему донты привезли её сюда? Чем вырубили? Спасибо, конечно, что сняли мокрую одежду, но она бы предпочла сделать это самостоятельно.

Чуть выше левого колена красовался здоровенный синяк, плечо ныло, напоминая о падении с лодки, но хоть на этот раз её не тошнило.

Вещи лежали рядом, на тумбочке. Чистые, сухие, сложенные аккуратной стопочкой. Там же стояла миска с белой донтокчанской кашей, графин с водой и стакан. Живот взволнованно заурчал, и Алиса вспомнила, что последний раз ела у озера, ещё до нападения шигяр. Хотя вряд ли можно считать едой половину питательного батончика. Сколько времени прошло?