Константин Образцов - Антропный принцип, продолжение [litres]

– Нарушение пакта Ноя – тяжкий проступок, – проговорил машгиах. – Примерно пять тысяч лет назад по местному времени Ветхий Днями принял решение больше никогда не применять массовое истребление в качестве средства влияния на результаты Эксперимента. И всем это запретил. С тех пор, как мы знаем, попытки нарушить запрет предпринимались неоднократно, а дважды едва не увенчались успехом. Также мы все знаем, что произошло с нарушителями.

Стелла хищно улыбнулась, сверкнув белоснежным оскалом.

– Не стоит так глупо улыбаться, Иф Штеллай. – В детском голосе задрожали угрожающе капризные нотки. – Чуму шестьсот лет назад устроили именно шеды, и никого из них уже нет с нами, и никогда больше не будет, потому что даже элементы их базового кода стерты, и сами символы элементов кода уничтожены. Элохим, которые не соблюдают прямой запрет Ветхого Днями, ждет небытие. В сравнении с попыткой нарушить завет, преступное использование дубликатов реальных живых людей выглядит сущей мелочью и в части тяжести проступка, и по жестокости наказания.

Машгиах значительно посмотрел на Яну. В драматически сгустившейся тишине едва слышно шелестел вентилятор.

– Дубликаты признаю, – равнодушно произнесла Яна, не поворачивая головы. – А нарушать пакт Ноя не собиралась. Умысла не было.

– Мы не будем играть в человеческий суд, – повысил голос машгиах. – Это игра глупая и скучная – препираться о том, что и так всем понятно. Скажи лучше, на что ты рассчитывала? Что никто не заметит искусственного нарастания вероятности самоуничтожения человечества?

– На необратимость, – ответила Яна и усмехнулась.

– К сожалению, – вздохнул машгиах.

Он протянул назад руку. Старуха выхватила из воздуха большую книжку в яркой обложке. «Золотая книга сказок», – успел прочесть я.

– Вот что сейчас мы имеем, – начал машгиах, переворачивая страницы. – Даже после уничтожения Ишим Янай Элохим Меген – а ты будешь уничтожена, Янай – мы не сможем откатить сценарий сферы достаточно для того, чтобы устранить главное последствие ее действий: Савва Ильинский всегда будет являться обладателем не только решения уравнения универсальной бинарной волны, но и всех переданных ему элохим знаний, и сохранит память о произошедших событиях, сколько ни перезагружай мы резервные копии сферы. Такое ядро необратимости – довольно большая редкость, и здесь оно сформировано с опорой на события двадцатилетней давности. Таким образом, угроза фатальной для цивилизации войны не только сохранится, но будет расти по экспоненте, пока не реализуется с неизбежностью. Простой перезагрузкой то, что натворила Янай, не исправить. Это может сделать только сам Савва.

Машгиах замолчал и посмотрел на Ильинского. Я тоже посмотрел на него, и Иф Штеллай, и Боб, и даже старуха в черном, в мгновение ока сжигающая города – все уставились на Савву; и Яна, как-то нехорошо улыбнувшись, тоже повернулась и глядела на него, и от этой улыбки ее мне стало не по себе.

Ильинский провел рукой по волосам, расправил плечи и осведомился:

– А что, собственно, от меня требуется?

– Прекратить работу по проекту универсальной бинарной волны. Проще простого, – ответил машгиах.

– Нет, – сказал Савва.

Мальчик нахмурился и перевел взгляд на Яну:

– Скажи ему!

– Еще чего, – мотнула головой Яна. – Если мне в небытие, так хоть буду знать, что не зря.

Ее тонкие бледные пальчики легли на ладонь Саввы, сжали ее, и он ответил на это пожатие.

Настало время для козырных тузов в рукаве. Я и хотел, и не хотел этого разговора: все равно, что рассказать ребенку о том, что Деда Мороза не существует, точнее, что Дедом Морозом все это время был пьющий сосед дядя Сеня, но выхода другого не было.

– Это не Яна, которую ты знал, Савва Гаврилович. Та девушка погибла почти двадцать лет назад.

После визита к Леокадии Адольфовне я попросил Кардинала навести справки, и он без труда собрал то немногое, что осталось от Яны и ее мамы – так, несколько чернильных строчек на пожелтевшей бумаге, погребенной среди пыльных папок в железных ящиках необъятных архивов. О маме совсем мало, только про связь с женатым чиновником из партийного аппарата, который в итоге бросил и ее, и свою внебрачную дочь, вернувшись к официальной семье. О Яне чуть больше: вот школа в родном для ее мамы Ростове-на-Дону, отличные оценки почти по всем предметам и твердый «неуд» по поведению; вот характеристика от директора школы: «…в общении со старшими склонна проявлять дерзость и неуважительное отношение к авторитету…»; вот диплом за победу на городской олимпиаде по математике, вот привод в милицию за драку на танцах; вот еще один диплом – за спасение утопающего: лето, река, младший братишка одноклассника, который пытался за ней ухаживать, падает в воду с самодельного плота, никто не заметил, а она увидела. Вот то, благодаря чему в архиве осталась хотя бы такая малость: «проведена профилактическая беседа сотрудником КГБ по Ростову и Рост. обл. ст. лейт. Шипиловым по факту распространения слухов о новочеркасских событиях, имевших место…». И вот последнее: 14 февраля 1966 года, пьяный водитель груженого кирпичом самосвала не справляется с управлением на обледеневшей дороге и врезается в рейсовый автобус – трое погибших, три женщины 1933, 1930 и 1949 г. рождения. Две старшие женщины – ее мама и тетя, они погибли на месте. Яна прожила в больнице еще два дня и умерла на рассвете 16 февраля. Так закончилась жизнь взбалмошной рыжей девчонки, умной, дерзкой и яркой, которая однажды летней ночью на плоту посреди озера то ли в шутку, то ли в самом деле поверив, сказала другу-мальчишке, что она – пришелец с далеких звезд, и которая два с половиной года писала потом ему безответные письма. Сколько их было за полтора года, с сентября 1964-го, когда по случайности оказавшаяся дома Леокадия Адольфовна отправила в печку первый нераспечатанный конверт, до января 1966-го, когда огонь уничтожил последнее послание Яны? В каком из них она призналась, что выдумала про другие планеты, чтобы оправдать свой скорый отъезд из Ленинграда? О чем писала потом, спустя год, полтора? И как изменились бы сценарии в Сфере вероятности, если бы любящая и строгая мама передала тогда сыну письмо от его пропавшей подруги?

Савва смотрел на меня – так, верно, первые исповедники смотрели на беснующихся язычников: то ли свет высшей истины в глазах, то ли тихого помешательства, и ответил:

– Спасибо, Виктор, но мне это хорошо известно. Яна все рассказала. Да, и про письма тоже. Это не имеет значения.

Настал мой черед замолкать и бледнеть.

– Выход из физического тела не всегда бывает комфортным и легким, иногда обстоятельства требуют довольно болезненных и драматичных решений – например, как вот это, с грузовиком. Или как сейчас, с отказом прекратить работу над технологией, которая потенциально может уничтожить человечество.