Айван Зорн - Гнев [litres]

Но тот будто и не заметил ее. Он был сосредоточен, и лицо его выражало мрачную решимость.

– Приветствую тебя, священная трава тимьян. Во имя отца, сына и святого духа я срываю тебя…

– Оставь это, – Долорес устало приложила ладонь ко лбу. – Можешь войти, Базиль. Что ты хотел?

Пока Базиль, повернувшись, закрывал дверь, она быстро, с несвойственной ей торопливостью, перевернула лежащий на столе квадрат черной глянцевой бумаги текстом вниз. Базиль повернулся, опустив руки, и, не глядя на нее, сказал:

– Пришло сообщение от отца Родиона.

На ее лице не появилось ничего: ни интереса, ни внимания. Она только кивнула:

– Говори.

– Поскольку я не знаю подробностей… – начал Базиль.

– Говори, – на этот раз властно сказала она. И Базиль, который и так был хмур, как-то еще больше помрачнел.

– Он сказал, мадам, что результат положительный. Но я не знаю, о чем речь.

Тень прошла по ее лицу.

– Что мне делать?

– Пусть возвращается, – устало ответила она. – Передай ему, пусть возвращается.

– Долорес, – Базиль покашлял. – Все признаки налицо: крысы, монастырь уходит, насильственная смерть одного из наследников, книга пропала. Разве ты не видишь, Долорес? Все идет к тому, что ворота будут открыты.

– Кто? Кто откроет ворота? – Долорес говорила ровным голосом, но глаза ее потемнели.

– Ворота откроет Карл.

– Для этого Карлу нужна книга. А крыс мы сами создали, Базиль, – ответила она с досадой.

– А это неважно, кто их создал. Важно, что они появились. – Базиль говорил торопливо и зло. – Ты сама знаешь, что мы – всего лишь инструменты в руках божьих. И книга пропала. Кто знает, может, она у Карла?

Долорес смотрела куда-то внутрь себя, явно утратив интерес к разговору. Обронила равнодушно:

– Может, ты и прав. Так или иначе, меж гнилых яблок выбор невелик.

В дверь постучали. Как только она открылась, внутрь мышкой проскользнула девочка:

– Вам разжечь камин, мадам? – спросила она, не поднимая головы.

– Да.

Долорес поднялась с кресла, и уже другим, деловитым голосом сказала Базилю:

– Глаз с них не спускай, с этих иностранцев. Я пока не решила, что с ними делать, но о каждом их шаге мне докладывай! Они были в офисе? Ловушка сработала?

– Да, вы были правы, мадам, они почти сразу вскрыли офис, потом напоролись на крыс.

– Ты выяснил, кто такой Рыльце?

– Нет, пока нет.

В сгустившихся сумерках они почти не видели друг друга. Базиль, поджав губы, неодобрительно качал в темноте головой. Долорес закрыла глаза, шепча что-то одними только губами. Базиль махнул рукой и вышел, тихо прикрыв дверь.

Пока девочка возилась с камином, Долорес зажгла лампу на столе, снова перевернула квадрат бумаги размером с открытку, и заново перечла:

Здравствуй, Ло,

Я не беспокоил тебя все эти годы и до сего дня безупречно исполнял все пункты нашего договора. И полагаю, ты должна быть мне за это благодарна. Но ты не оправдала моих надежд и потеряла одного из наших мальчиков. Поэтому настало время вмешаться.

Кроме того, грядет исконный таротский праздник Дня мертвых, а мне чертовски нравится мое только что купленное поместье и, ты знаешь, терпение никогда не было в списке моих добродетелей. Ха-ха. У меня и добродетелей-то нет. Иными словами, я не хочу и не собираюсь откладывать новоселье в Степном. Разумеется, ты приглашена. Начало приема в 19:00.

Жду,

Карл

Она медленно взяла открытку в обе руки и разорвала, потом еще раз и еще, пока не осталась кучка разноцветных клочков. Лишь тогда она собрала их, все до единого, и бросила в камин. Посмотрела на календарь на стене. До 13 января оставалось два дня.

Долорес проснулась, пока было темно. Встала в предрассветных сумерках, зажгла свет, все светильники в спальне. Долго стояла в белой сорочке перед зеркалом, глядя на свое отражение. Лицо, когда-то свежее, стало сухим, щеки запали, глаза как присыпаны песком пустыни, пошедшего неровной рябью от ветра. Она машинально накрутила на палец и отпустила тонкие, невесомые волосы. Смотрела, то ли примиряясь с собой, то ли запоминая. Без сожаления, даже удовлетворенно.

В гардеробной выбрала белое платье с воротом, отороченным серо-мятным кружевом. Застегнула последнюю у ворота серебряную застежку. В доме не было никого, она отпустила прислугу накануне вечером, вернувшись из монастыря, пока размышляла, сидя в темноте, наблюдая за старыми тенями.

Спустилась в кухню, зажгла лампадки у икон, сварила кофе. Стояла у окна и смотрела сквозь мутное стекло в сад. Услышала, как водитель подогнал машину к крыльцу. Не спеша собралась, заперла двустворчатые двери, медленно, тяжело ступая, сошла по ступеням и села в машину.

Они выехали из северо-западных ворот и двинулись по старой трассе Забытых в сторону клиники. Последние два дня Тарот потихоньку засыпало снегом, который падал и падал, навевая сон и вечный покой. Долорес смотрела, полуприкрыв глаза, сквозь снежную завесу на лес и как будто снова видела тот день из прошлой, ушедшей навсегда жизни. День, когда она встретила Карла.

Она слышит смех девушек, – в колледже первый день каникул, многие разъехались, а она – нет. Оттягивает отъезд в Тарот, не хочет ходить темными вечерами по пустому дому, наполненному тенями умерших, где мать в кресле-каталке – скорее, такая же молчаливо упрекающая потусторонняя тень. Долорес сидит на шелковой шали, раскинутой на траве, в своем самом красивом летнем платье. День жаркий, и платье жаркое, открытое, совсем невесомое. В руках у нее бокал шампанского, но она не пьет, а так, для виду делает один робкий глоток смешливых пузырьков, которые приятно щиплют язык и охлаждают. Она улыбается, глядя, как девушки с ее курса заигрывают с двумя старшими студентами, один из которых вроде как староста. Студенты в элегантных белых летних костюмах, они немного свысока важно отвечают девушкам. Солнце везде, игра с солнцем. Она снимает шляпу – еще больше солнца. В Тароте его почти не бывает.

Как она была счастлива тогда: Сорбонна, лето, беззаботность, юность… Все немного влюблены. Никаких разговоров о Закате – нет еще никаких признаков Заката.

Из воспоминаний она вернулась назад в таротский лес. Бедный мальчик. Конечно, он тоже стремился туда, в Париж, ведь он – ее точная копия. Тамерлан хотя бы выполнял приказы. Гай всегда витал в облаках, как она сама. А она так надеялась. Но с кровью разве поспоришь…

Она вздрогнула и завернулась в пальто. Так же как тогда, посреди жаркого летнего дня ощутила этот сырой могильный холод. И подняв голову, встретилась с его взглядом. Властным, умным взглядом, проникающим в самую душу. Он улыбался, протянул руку, представился:

– Карл, Карл Найтмер.