Юлия Федорченко - Малах ха-Мавет

— Это еще что за штуки?

Трис не позволила ему наклониться.

— Оставь. — И она до кончиков ушей залилась краской.

Однако Сидни не мог не заметить, как визуально уменьшилась ее грудь.

— М-м… — протянул он, — кругом обман.

— Дурак, — обиделась Трис.

Она мысленно сравнила себя с Шеной. Сидни будто бы заставил ее это сделать, и Трис разозлилась и расстроилась. Так у Шены грудь была больше? Может, и формой получше? По фотографии было трудно понять.

— Да ладно тебе… — Прильнув к Трис, он шепнул ей в ухо: — Меня устраивает.

— Ах устраивает… — недовольно проворчала она.

— Угу. — Сидни запустил руки под болтающийся на плечах лифчик и легонько сжал ее груди. Трис схватила ртом воздух. — Вполне.

Обида была тотчас же забыта, и они обменялись жадными поцелуями. Сидни толкнул Трис к стене. Ее тело охотно выгибалось навстречу ласкам, теплое и влажное дыхание Сидни щекотало ей шею. Его взмокшие ладони скользнули ниже. Он раздевал Трис неторопливыми движениями, вдыхая запах ее кожи. Совместными стараниями ее шорты упали к щиколоткам. Высвободив руки из рукавов и сбросив лифчик, она сама выпуталась из колготок.

Он сдернул с нее трусы и собирался приспустить свои джинсы, когда внезапно понял, что не слишком считается с ее желаниями. Голыми ягодицами Трис прижималась к холодной стене, шелковая блузка собралась в складки у нее на талии. Тяжело дыша, они смотрели друг другу в глаза.

— Ты не… Ну… — О таком неудобно спрашивать, и Сидни замялся.

Трис поняла его с полуслова.

— Нет, — и она показала ему язык. — Разочарован?

Он вновь поцеловал ее, все еще колеблясь. Трис расстегнула ремень на его джинсах, и ее пальцы наткнулись на грубый рубец под нижними ребрами. Она погладила ладонью шрам. Сидни никогда не был один, не был свободен. В этих отношениях их с самого начала было трое. Шена не мешала им с Трис быть вместе, наоборот, это Трис вторглась между ним и его мертвой девушкой.

— Так что… пойдем в комнату?

— Если хочешь, — покорно ответил Сидни.

У Трис не было богатого опыта по этой части, и она бы предпочла расположиться на диване. Но ведь Шена в точности знала, как сделать парню приятно, или, если на то пошло, как угодить Сидни, а Трис ни в чем не собиралась ей уступать.

— А как хочешь ты? — спросила она.

Его зубы сверкнули в темноте.

— Я покажу тебе, — сказал он, рукой раздвигая ей бедра. — А потом… — он не переставал улыбаться, — можем попробовать и диван.

— Ты ставила на мне опыты? — Хотя ее руки и ноги стали ватными и едва шевелились, в голове Лотти воцарилась кристальная ясность. Как будто туман наконец рассеялся и из-за туч проглянуло солнце. — Как на кроликах? Или крысах?

Воспоминания набегали волнами, грубо вторгаясь в реальность, приобретая четкость и объем. Хлоя делает ей инъекцию, она что-то говорит, но черты ее лица расплываются, а голос пропадает и тонет в вязкой мгле. Провал. Из голубой вены на сгибе локтя торчит капельница. Лотти вскидывает взгляд: тонкая трубка вьется по блестящей хромированной стойке, выше и выше, скручиваясь в бесконечную серебристую спираль. Ее тут же рвет кровавым желе себе на колени, его комки влажно шлепаются на пол, как ошметки плоти. Провал. Где-то глубоко внутри Лотти чувствует шевеление. Что-то сладко мурлыча себе под нос, Хлоя проталкивает в ее потроха свою руку. Опять провал. Лотти одна, лежит ничком на ледяном полу. В подвале никого нет. Тихо потрескивают лампы дневного света. Она еле находит в себе силы доползти до двери, волоча ноги, когда та отворяется. На пороге возникает другая Лотти, вся черная, от макушки до пят, словно искупалась в мазуте. Ее кожа щетинится металлическими иглами с пластиковыми колпачками, иглами от шприцов.

— Я выбрала тебя из трех кандидаток, — пробился к ней голос Хлои, ненавистный голос, и видения съежились, как клочки горящей бумаги, прежде чем окончательно растаять. Лотти моргнула несколько раз, сверяясь с обстановкой. — Разве тебе это не льстит?

Сложив пальцы в замок, Хлоя сильно наклонилась вперед, и в глубоком вырезе платья показались ее груди с бледными ореолами сосков. Когда Лотти промолчала, сжав зубы, Хлоя подобрала с пола цепь и потянула к себе. Ошейник тупым краем уперся Лотти в подбородок. Она попыталась выдернуть цепь из Хлоиных рук, но та держала крепко.

— Что ты делаешь? — зашипела Лотти.

— Я думала, тебе нравится сидеть на цепи. Аирре дергал за нее точно так же, как и я, и ты радостно бежала к нему навстречу. Почему же ты не идешь ко мне?

— Аирре всегда хотел мне добра.

— Еще бы, — усмешка Хлои не предвещала ничего хорошего, — как и всем нам.

Лотти заподозрила подвох.

— О чем ты?

— Ты была его любимицей, это верно, — сказала Хлоя, начисто проигнорировав вопрос, — и он действительно берег тебя. Меня он никогда не жаловал, взваливал на мои плечи самую грязную работу… И пока ты уродовала беспомощных девочек, я лазила по канализационным стокам в компании огромных, в длину как две мои ладони, крыс. Но дело вовсе не в этом. Это как раз чепуха. Я не злопамятная и умею прощать. И Аирре не устраивал меня не из-за того, каким он был или как со мной обращался. Это все не имело значения… Важно было лишь то, чем он был.

Лицо Лотти оставалось пустым. Вокруг нее все еще витали тени воспоминаний. Гадая, какой эффект произвел на карательницу ее монолог, Хлоя продолжала:

— Благодаря этим опытам… благодаря тебе… я научилась заглушать зов. Этот ужасный скрежет… который на самом деле не слышишь. Или слышишь? Где он звучит? Как он вообще пробивается к нам? Лишь Сидни удалось полностью тебя освободить. Но вряд ли он сможет повторить этот трюк еще раз. И наверняка не станет. — Откинувшись на стуле, Хлоя оперлась локтем на спинку и закинула ногу на ногу. — Ты очень удивишься, Лот, но я собираюсь тебя отпустить. Окажи мне небольшую услугу… и ты больше никогда меня не увидишь.

— Какую? — насупилась Лотти. Не отвечая, Хлоя облизала губы, склонила голову набок и улыбнулась леденящей душу улыбкой… и Лотти внезапно поняла ее без слов. — Ты хочешь, чтобы я?..

Лотти искусно управлялась с ножом и получала удовольствие от того, как он входил в живую плоть, но тут она испытала настоящий шок. Просьба Хлои не укладывалась ни в какие рамки. Когда Хлоя покивала, Лотти произнесла в сильном смятении:

— Почему бы тебе не сделать это самой?

— Потому что. Пораскинь мозгами, Лот, не давай себе закисать. Что, если существует наказание за такого рода преступления? А я не хочу за них расплачиваться. За них будешь платить ты.

— Ах вот оно что… — протянула Лотти. — Ты боишься Черного Вестника. Боишься, что Ангел Смерти явится за твоей душой. — И она повторила с издевкой: — Ты боишься.