Екатерина Соболь - Призрачный сыщик [litres]

С уважением,

Я улыбнулся во весь рот. Такое сокровище, да еще и на английском! Как хорошо, что свет культуры в эти дикие земли пришел вместе с нашим языком, и те, кто умеет писать, пишут по-английски! Луна сияла ярко, как электрический фонарь Бена, и в ее свете я распечатал следующее письмо. Киран опустился на ступеньку рядом со мной, и я начал читать вслух.

Все послания были адресованы мне или, точнее, автору объявления. Нетронутые, нераспечатанные письма, которых я так и не получил. В основном люди давали туманные обещания и интересовались точной суммой вознаграждения, но это было неважно: моя затея увенчалась успехом, кто-то помнил или хотя бы слышал о деревне. Если бы только я получил их сразу!

– Ого, – пробормотал Киран, когда я прервал чтение, и благоговейно коснулся писем. – Получается, та деревня правда существует?! Ты не бредил?

Я снисходительно посмотрел на него:

– Ты все это время думал, что я брежу?

– Ага. Мне просто нравится с тобой общаться, но я не думал, что ты при этом еще и разумный человек.

Он широко усмехнулся, и тревога кольнула меня, как иголка. Киран совершенно точно был не в порядке, не прошли для него даром наши приключения: губы бледные, волосы налипли на лоб, по всему лицу проступили какие-то нездоровые пятна.

Чтобы не смотреть на него, я уткнулся в последнее, седьмое письмо. Оно оказалось особенным, хоть и немного бессвязным. Этого автора, единственного из всех, не волновали деньги, и начинал он вовсе не с приветствий:

Как вы смеете предлагать деньги за бесценные сокровища нашего народа, за это священное знание?! Это низко. Я приехал в город на ярмарку и увидел ваше объявление. Сначала хотел пойти и набить вам морду, но боялся вас совсем прибить, так что пишу, вернувшись домой. Вы низкие люди. Всем нужны только деньги, не осталось ничего святого.

Вот как все было: англичане пришли в деревню на рассвете, отряд числом не меньше числа жителей. Их мундиры было хорошо видно, пока они шли через пустошь, но никто не знал, как их остановить, и все просто смотрели. Старейшина говорил, они никого не тронут, если отдать им еду и овец.

Один из жителей отказался сдать деревню без боя. Наверное, он надеялся, что его храбрость вдохновит других. Напрасно. Англичане взяли деревню.

Храбрец успел смертельно ранить одного из них, но пожалел об этом и вернул его к жизни с помощью священного трилистника.

Англичанин же вместо благодарности – чего еще ждать от грязных британцев! – забрал трилистник себе, а защитников святилища, которые пытались ему помешать, убил.

Но это еще не все. Испугавшись, что правда об учиненной им резне выйдет наружу, проклятый англичанин подговорил солдат из своего отряда убить и остальных жителей. Он сказал: «Это деревня колдунов, не убьете их, и они проклянут вас с помощью своего темного ирландского ведовства». Его не слушали, и тогда он заплатил солдатам с самыми черными сердцами, и они закончили то, что он начал.

Бессмысленная, тупая жестокость. Они всех убили, никого не осталось.

За это вы хотели заплатить? Стыдитесь и берите бесплатно, жалкие газетчики. Мне все равно.

Ни подписи, ни прощания. Я прочел письмо вслух, с трудом разбирая кривые строчки в лунном свете.

– Отец в детстве рассказывал нам сказку про дерзкого пирата, – протянул я. – Там моряки распускали слухи о головорезе, который жестоко убивал всех, кто попадал к нему в плен. А дерзкий пират спросил: «Если никто не выжил, откуда тогда слухи берутся?»

– Это всё? – насмешливо поинтересовался Киран. – Так себе сказка. Ясно, что ваша, британская.

Я пропустил этот укол мимо ушей и продолжил:

– Если, как он пишет, в деревне никого не осталось, тогда откуда он все это знает? – Я прочел на письме обратный адрес. – «Балтингсброк, Фиалковый Тупик», номера дома нет. Где это?

– Да вроде бы деревенька в пустошах. Пешком туда не дойти.

Я сунул все письма в карман сюртука и, не выдержав, глянул на Кирана. Уж кто точно не дойдет до каких-то пустошей, так это он.

– Ты чем-то болен? – осторожно спросил я. – Ты какой-то… Ну конечно, ты болен, зачем я вообще спрашиваю! Идем, я отведу тебя домой.

– Нет!

– Ладно, тогда просто идем искать вот этого господина из пустошей. Мы будем шикарной командой: живой и не совсем живой сыщики, так что держись, ясно?

Киран покорно зашагал за мной, но около дома Молли я остановился. Свет в окне все еще горел.

– Прости, я захожу. – Я твердо посмотрел на Кирана. – Ты меня остановить не сможешь.

Он бледно улыбнулся.

– Не смогу.

– Как только тебе помогут, двинемся дальше. Я без тебя не уйду, сам сказал: для меня время больше значения не имеет.

Живые – очень хрупкие, им столько всего нужно: хорошо питаться, много спать, принять лекарство, если что-то болит, я уже и забыл, каково быть таким. По глазам Кирана я видел: он не хочет заходить в дом, но я точно знал, как ему будет лучше.

Заглянул в приоткрытое окно столовой – и обомлел. Сегодняшнему дню пришлось очень постараться, чтобы стать еще хуже, чем он был, но ему это удалось. В свете камина Молли примеряла платье, мамаша крутилась вокруг нее с булавками. Одежда – моя страсть, и в этом скромном наряде я мгновенно опознал свадебное платье.

Молли стояла посреди комнаты мрачная, как сыч. В платье ей было неудобно, я даже отсюда видел, что под мышками и в талии оно слишком узкое, пара неловких движений – и треснет. Мамаша, которая, видимо, и сшила платье, хотела, чтобы талия дочки выглядела потоньше, но без корсажа добиться этого невозможно. Впрочем, покупать корсаж ради одного дня слишком разорительно, а постоянно в нем ходить Молли вряд ли собиралась. Я мысленно порекомендовал ей платье более свободного кроя, что-нибудь в шекспировском стиле, чтобы подчеркнуть ее естественную привлекательность, и только потом сквозь размышления о тканях и крое пробилась ужасная мысль: Молли выходит замуж?! За кого? Когда? Что происходит?!

Похоже, от шока я сделал какое-то неверное движение, и Молли вскинула голову. Я уже приготовился к оглушительным воплям, но она кричать не стала, только вздрогнула, потом словно бы вздохнула с облегчением. Мамаша по сторонам не смотрела – сидела на лавке с полным ртом булавок, которые аккуратно вытаскивала по одной, и подкалывала юбку дочери. Молли что-то с постным видом сказала матери, та недовольно заворчала, но тут Молли без сил упала на лавку и начала обмахивать лицо.

Я улыбнулся. Притворяется, что ей плохо, чтобы сплавить мамашу. В этот момент она поразительно напоминала леди Бланш – видимо, у нее и подсмотрела эти манерные движения. Молли подставила меня с объявлениями, но я был так отчаянно рад видеть ее несуразную лошадиную фигуру, вечно выбивающиеся из прически темные волосы и руки, которыми можно было бы крошить орехи вместе со скорлупой, что на мгновение забыл обо всех своих бедах.