Екатерина Соболь - Призрачный сыщик [litres]

– Т-там. – Он дрожащей рукой показал куда-то влево.

– Благодарю. Ну, вылезайте, дальше я как-нибудь сам. Приятного вечера, – сказал я.

Уговаривать не пришлось. Возница остановил экипаж посреди улицы, спрыгнул на землю и умчался во тьму. Только тут я сообразил, что кое-чего не продумал: понятия не имею, как управлять экипажем. Я перебрался на козлы. Вышколенные лошади меня побаивались, дергали ушами, но стояли на месте и в безумный галоп не пускались. Милые создания, как же заставить вас тронуться?

– Подбери поводья и встряхни ими как следует, тогда лошади пойдут, – сказал знакомый голос.

Я покосился. Справа от меня сидел Киран.

Молчали мы очень долго.

– То есть ты с самого начала мог исчезать и появляться когда угодно? – спросил я наконец и сам себя обругал: что, вопросов поважнее не нашлось?

– Старался не делать этого у тебя на глазах, чтобы не портить впечатление. – Киран слабо усмехнулся.

– Но почему ты сразу не сказал, кто ты?

– А давай ты сначала разберешься с повозкой, а? У нас когда-то была своя, отец учил меня управлять. Путь неблизкий, Джон, а времени у меня немного. Я буду объяснять, но править тебе придется самому: я не могу двигать предметы.

Каким же невнимательным к деталям я был! Плохой из меня вышел бы сыщик. Киран действительно никогда не прикасался к вещам.

Я видел, как он стоит у станка, но не видел, чтобы он крутил ручку. Я видел, как он проходит в двери, но не видел, чтобы он их открывал.

Он предложил мне ткнуть себя в руку острой деталью станка, но заставил сам за ней лезть.

Велел открывать шкафы и перебирать вещи в кабинете Каллахана, а сам только смотрел.

– Но ты трогал свою книгу и портреты жертв, – сообразил я. – И меня. Ты тащил меня на дорогу, держал за локоть, и это ощущалось совершенно…

– Настоящим. Я знаю. Книга и портреты – часть моих воспоминаний, а ты – мой проводник, для тебя я реален. Уверен, для прочих все выглядело так, будто на дорогу ты пошел сам.

Киран казался все таким же осязаемым, но теперь, когда первый шок прошел, я был совершенно не удивлен. Как он там говорил? Улики и факты существуют с самого начала расследования, ты просто не замечаешь их. Правда ждет на своем месте, пока кто-нибудь не сорвет с нее завесу.

Доказательств было множество. Киран ничего не ел и дремал всего один раз – видимо, по старой памяти. Шпионы не заметили его под столом в кабинете Каллахана, хотя бродили прямо возле него. Он не ушибся, спрыгнув с крыши, потому что, строго говоря, у него нет тела. За станком Киран всегда бездельничал, но Сэм ни разу к нему из-за этого не пристал. Никто не говорил с Кираном, кроме меня, – по той простой причине, что никто больше его не видел.

– Почему ты выглядишь все хуже? – спросил я, так и не тронув поводья.

– Время заканчивается. Я не знаю, сколько его у меня, просто чувствую, что оно не бесконечно. С самого начала это знал. Может, все-таки поднимешь поводья? Не вечно же нам тут сидеть. Ладно, как знаешь. Я поначалу никак не мог понять, отчего моя связь на этой стороне – именно ты: полумертвый, вредный, вечно сидящий на стуле аристократишка.

– Весьма однобокий портрет моей личности, – пробормотал я.

Киран искренне засмеялся.

– Знаю, Джон. Но тогда не знал. Я пролез сюда вроде как нелегально, как и положено ирландцу! – Он фыркнул, я в ответ не улыбнулся. – Когда вы с братом возродили тех мертвецов, в стене, отделяющей земной мир от нашего, образовалась как бы… брешь. И похоже, ты сам и есть эта брешь. Я не могу явиться своей семье или учителю, – могу быть только там, где ты.

Я прерывисто вздохнул. Звучало весьма складно, и все же…

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – пробормотал я.

– Че за Горацио?

– Это из «Гамлета». А, неважно. – Я наконец взял в руки поводья и встряхнул ими. Лошади послушно зашагали вперед. – Кстати, это Бен испортил мои объявления, не Молли.

Мне хотелось обелить сестру в его глазах.

– Я понимаю, зачем это Бену: он не хотел, чтобы ты получил письма, – как ни в чем не бывало протянул Киран. – Если б ты узнал, где деревня, ты бы отнял у него волшебные камни. Но я не понимаю, отчего он просто не выбросил объявления? Зачем развесил?

– О, вот это мне как раз ясно, – бодро ответил я, тоже стараясь вернуть нашим разговорам былую волшебную легкость. – Ты не знаешь Бена. Он одержим пользой и функциональностью. Ему тоже любопытно было узнать правду о деревне. Наверное, он гулял и заметил ту заброшенную хибару, а когда Молли обратилась к нему насчет объявлений, он все это и придумал: если письма все же придут, только он будет знать, куда именно. Да еще боялся: вдруг я или Молли все-таки пройдемся по городу и заметим, что объявлений нигде нет? А такую мелкую деталь, как одна исправленная цифра, мы вполне могли не заметить. Письма он потом прочел бы. Очень продуманный план, я и сам сделал бы так же.

Киран засмеялся.

– Не сомневаюсь. Ну зато я действительно не могу врать – видимо, чтобы не запутывать ткань мира живых, в которую и так вмешался своим появлением. Но вообще-то я и по характеру очень правдивый.

– Да, только маленький факт о себе забыл упомянуть. Хотя тут ты прав, экономно распорядиться истиной – еще не значит соврать.

– Поверни налево и крепче держи поводья. Ты легкий, лошади могут скинуть тебя на повороте и сбежать. Хорошо! А теперь со всей силы встряхни поводья и крикни лошадям, чтобы шли быстрее. Ты так медленно едешь – мы бы состариться успели, если бы могли.

Как же это грустно: мы не поедем в Лондон, не сходим в музей с фигурами из воска, Киран не научится читать как следует и никогда не станет старше, чем теперь.

– Ты умер больше года назад, так? – проскрипел я, стараясь не думать, как это странно звучит. – Значит, убийства Изабеллы и еще двух девушек были незадолго до того. А блондинка из Ливерпуля убита недавно. Получается, что…

– Что их продолжали убивать. – Он долго молчал. Тишину нарушал только стук копыт: лошади наконец сообразили, что от них требуется, и побежали быстрее. – Я не сказал тебе про себя, потому что в правила этой реальности нельзя сильно вмешиваться. Я не первый, кому удалось ненадолго пробраться сюда, но проводником обычно бывает кто-нибудь праведный и живой, то есть на тебя вообще не похожий. И он должен искренне согласиться помочь, иначе ты не можешь удержаться в этом мире. Если проводник считает, что перед ним живой человек, на его решения не влияет страх перед загробной жизнью. А вокруг все просто считают, что он сумасшедший, – с праведниками такое часто случается.

– И зачем вам это? Для развлечения? Как в этих дурацких бульварных романчиках, где всегда есть призрак!

Киран посерьезнел.

– На другой стороне – другие понятия о времени и реальности. Мир гораздо сложнее, чем видно отсюда. Оказавшись там, ты просто… идешь дальше, но у тебя все равно остается связь с этим миром, пока есть хоть кто-то, кто тебя вспоминает. Если вспоминают добром, это приятная связь. Если проклинают даже после смерти, связь – как удавка на шее. Но если остались важные незаконченные дела, связь беспокойная, тревожная, словно хочешь почесаться и не можешь, или тебя легонько теребят за плечо, а никого рядом нет. Меня держит история Изабеллы: я умер, так и не отыскав ее убийцу, а тот не остановлен и не наказан. Потяни поводья влево, мне кажется, нам туда – пора выезжать из города. В общем, я почувствовал шанс хоть ненадолго вернуться обратно и воспользовался им. Это как старую одежду надеть: ты из нее уже вырос, но все равно приятно. – Он с интересом оглядел свои руки и покосился на меня. – Я уже не грущу из-за своей смерти, Джон, и ты не грусти. Одно меня печалит: я пришел ради правды, а выяснить ее, похоже, невозможно. И все же здорово найти в жизни хоть одного друга, пусть и с опозданием. – Киран подождал ответа, но я молчал, и он продолжил: – Я тебе кое-что не сказал, чтобы ты не понял, кто я, но что уж теперь. Те три убийства объединяло еще кое-что, помимо внешности жертв: дата. Изабелла погибла семнадцатого февраля тридцать шестого года, девушки из Галлоуэя – семнадцатого октября и ноября тридцать пятого.