Оливия Штерн - Князь моих запретных снов [litres]

Голос как будто смягчился. Неужели снизошел?

– Мне… тоже интересно, – соврала я.

Нет, конечно же, мне и было интересно. Но я все еще подозревала подвох в намерениях герцогства.

– Кристаллы растут у стен замков, – просто ответил ар Мориш, – а замок – вот он, рукой подать.

– У стен замков не только кристаллы, – заметила я, – там еще и хорши бывают. Ты об этом, конечно же, забыл?

– А я осторожненько. Если на хоршу не бросаться сразу, она может и не обратить внимания. К тому же дух Сонной немочи не всегда смотрит глазами хорш, так что… кристалл я найду.

Он разговаривал со мной почти дружелюбно – с чего бы? И снова накатывало дурное предчувствие. Винсент никогда не говорил о кристаллах памяти. Наверняка бы сказал. И показал бы. Он ведь знал, что меня подбросили, так отчего бы не узнать, кто и почему?

– Хорошо, – я покосилась на ар Мориша, – раз тебе так нужен этот кристалл… то я, так и быть, подожду тебя… неподалеку от замка, пока ты сделаешь все, что тебе нужно.

– Струсила? – снова эта едкая язвительность в голосе.

– Нет, – я покачала головой, – это не трусость, это осторожность. Я не собираюсь лезть непонятно куда только потому, что тебе так приспичило.

Он чуть замедлил шаг, даже повернулся ко мне. И выглядел весьма расстроенным.

– Как хочешь… Ильсара. А я-то думал, что тебе тоже будет интересно.

– Если бы ты так думал, то не уходил бы сам, а сразу бы меня позвал, – парировала я.

– Как знаешь.

Он поджал недовольно губы и больше ничего не говорил. Шагал вперед, обиженно сопя. Я – следом, чуть позади. Ну в самом деле, я не обязана ввязываться в непонятную авантюру только потому, что Тибриус поманил меня, как ослика морковкой.

– Это твои друзья мне подбросили ту записку? – тихо спросила я.

– Мои.

– Ну спасибо. – Я даже растерялась.

Другой бы постеснялся признаться, а этому хоть бы что.

– И что, правда хотите меня убить?

– Нет, наверное, – задумчиво ответил ар Мориш. – Напугать – да. Но убить? Слишком много чести.

– Ты все никак не можешь смириться с тем, что учишься вместе с крестьянкой? – все же спросила я.

Он передернул плечами и не ответил. А я… такое создалось впечатление, что сквозь праздничную обертку наконец проглянул совсем другой, но настоящий ар Мориш. И еще совершенно неясно, что хуже, обертка или ее наполнение.

Тем временем замок все приближался и приближался. Тени стелились под стенами, разливались чернильными пятнами, и это было странно: ведь здесь нет луны и, следовательно, предметы не должны отбрасывать тени. А они все равно отбрасывали. Мне показалось, что кто-то шевелится в этом чернильном мраке, и я едва не схватила ар Мориша за рукав сюртука, но вовремя опомнилась.

– Подожди, – шикнула. – Там что-то есть.

Он остановился, вглядываясь. До замка оставалось не больше сотни шагов, отсюда можно было любоваться рубиновым свечением в бойницах. В окнах центрального строения мелькали размытые тени.

– Ничего не вижу, – процедил ар Мориш. – Ты баба, что с тебя взять.

– Там могут быть временные аномалии. – Его последнюю реплику я пропустила мимо ушей. Не до обид сейчас. Влезет этот недоумок куда не следует, что я с ним делать буду?

«Бросишь, а сама вернешься», – вкрадчиво прошептал голос разума.

Я поежилась. Это было бы правильным решением, но… смогу ли?

– Нет там ничего, – уверенно повторил ар Мориш и снова двинулся к замку.

– А если нас оттуда увидят?

– Да кто увидит-то? Пока они выйдут, я обыщу все пространство у стен. Хорошо еще, что рва нет…

– Им здесь не от кого обороняться, – проворчала я.

– И когда ты такая умная стала, м?

Так, препираясь, мы все же подтянулись к мраку, что, словно живой, лип к стенам.

– Ты хоть знаешь, как эти кристаллы выглядят? – спросила я, вглядываясь в темное облако, что подобно вате окутывало башни и расстилалось по траве.

– Конечно, знаю, – заносчиво ответил ар Мориш. – А вот и хорша…

– Ты идиот, Тибриус, – прошептала я, чувствуя, как внутри натянулась ледяная струна.

Прямо к нам из тени шагнула худенькая девушка. Вернее, как шагнула – она привычно плыла над землей, чуть приминая траву узкими белыми ступнями. На девушке была длинная полотняная рубашка. Волосы стелились длинной темной волной, плыли за ней, как будто хорша находилась в воде. Глаза… совершенно черные, лишенные белков. Она медленно, очень медленно поворачивала голову из стороны в сторону, глядела то на меня, то на ар Мориша.

– Нашел свой кристалл? – прошипела я.

– Не шевелись! Замри!

Он, кажется, сообразил наконец, в какую гадость вляпался сам, а заодно и меня втянул. Ну почему, почему нельзя было просто совершить пару перемещений, а потом вернуться?

«Путеводная нить», – вспомнила я.

Сейчас… если очень осторожно, не делая лишних движений… Но этого дурака тоже надо вытащить, не бросать же его на съедение хоршам?

– Руку дай, – одними губами произнесла я, – мы сейчас вернемся.

Хорша тем временем как будто размышляла. А я… прилипла к ней взглядом. И личико у нее красивое, белокожее, нежное такое. И брови словно нарисованные угольком, тонкие, прихотливо изогнутые. И носик маленький и аккуратный. Руки тоненькие, словно прутики, но хотя бы не кости, как в прошлый раз. А когти длинные и острые, словно медвежьи, и такие же черные.

Она медленно, очень медленно развернулась ко мне, водя носом, словно собака. Начала раскрывать рот, верхняя часть черепа просто откидывалась назад, обнажая ряды игольчато-острых зубов.

– Руку! – гаркнула я застывшему ар Моришу.

А он… Он как будто бы сообразил наконец, что пора отбыть в свой мир. В один прыжок оказался рядом, почему-то выхватывая из ножен короткий меч. Я не успела ничего: только и смотрела, как одним ловким ударом он разрубил путеводную нить, схватился за нее, а меч швырнул в хоршу. Мгновение – и нет его! И только в ушах стынет: «Я ж говорил, сдохнешь!»

Хорша… заверещала. И тут же из мрака выкатилось десятка два таких же, тощих, зубастых.

– Мамочка, – выдохнула я, понимая, что – все, уже ничего не успею.

Но все-таки кое-что успела: дернулась прочь от замка, куда-то вдаль и ввысь. Все равно куда, лишь бы подальше от тварей… И ничего не вышло. Тяжестью сковало ноги, потянуло вниз. Они повисли на мне гроздью, вцепившись мертвой хваткой в лодыжки, раздирая их в кровь. Я закричала, когда мы все рухнули на землю, на грудь навалилась тяжесть, острая боль в плече, в затылке… И все просто перестало быть.

Пространство вокруг вспыхивало и гасло, пульсировало кровавыми отсветами и ввинчивалось резкой болью в затылок, в плечо, в грудь. Меня тащили куда-то, и в те мимолетные вспышки света, когда я приходила в себя, я видела в багровых отсветах склоненные надо мной белые лица, раззявленные рты, набитые зубами, словно ясли – соломой, большие черные глаза, как куски черного обсидиана, о котором мне рассказывал Винсент, тьма заливала склеру. Потом, в очередной раз вынырнув из небытия, я больше не увидела мешанины тел, обрывков одежды, лиц… И снова жуткая, дергающая боль. Она впилась в запястья, полосуя, вытягивая из рук сухожилия, прочно обосновалась в плече, стекала вниз по позвоночнику. Где я?