Джим Батчер - Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти

— Черити недовольна? — поинтересовался я.

Майкл мотнул головой:

— Так, беспокоится. Сэндвич хоть один остался?

Осталось два. Майкл взял один, а я — второй, чтобы составить ему компанию. Пока мы ели, Широ достал свой меч, набор для ухода и принялся протирать клинок мягкой тканью, смазывая его при этом каким-то маслом.

— Гарри, — произнес наконец Майкл, — мне нужно попросить вас кое о чем. Это нелегко. И это из тех вещей, о которых при нормальных обстоятельствах я бы даже не заикнулся.

— Валяйте, — буркнул я с набитым ртом.

Поверьте, я говорил это совершенно искренне. Майкл не раз и не два рисковал ради меня жизнью. Вся его семья во время нашей последней с ним работы оказалась под угрозой — в общем, я знал его достаточно хорошо, чтобы не ожидать от него каких-то неразумных просьб.

— Просто скажите, что нужно, — предложил я. — Я же у вас в долгу.

Майкл кивнул. Потом посмотрел на меня в упор:

— Не лезьте в это дело, Гарри. Лучше всего было бы вам на несколько дней уехать. Или посидеть дома. Только прошу вас, держитесь подальше от этой истории.

Я, оглушенный, уставился на него:

— Вы хотите сказать, вам не нужна моя помощь?

— Я беспокоюсь за вас, — сказал Майкл. — Вам угрожает очень серьезная опасность.

— Вы шутите, — не сдавался я. — Майкл, я ведь знаю, когда и как беречь себя. Уж вы-то могли бы это понимать.

— Как беречь себя? — переспросил Майкл. — Так, как вы берегли нынче ночью? Гарри, если бы нас там не оказалось…

— И что? — огрызнулся я. — Ну, убили бы меня. Можно подумать, этого не произойдет рано или поздно. Мной интересуется столько нехороших парней — в конце концов одному из них да повезет. Ничего нового.

— Вы не понимаете, — настаивал Майкл.

— Все я прекрасно понимаю, — буркнул я. — Чудо-юдо, которого не взяли сниматься во второсортном ужастике, пыталось меня укокошить. Такое уже бывало и, возможно, будет еще не раз.

— Урсиэль, — негромко произнес Широ, не отрываясь от своего меча, — явился не затем, чтобы убить вас, мистер Дрезден.

Снова наступила несколько напряженная тишина, в которой я обдумал эти слова. Негромко шипела лампа да шуршал тканью по стали Широ.

Наконец я заглянул в лицо Майклу:

— Но кой черт он тогда там делал? Я готов был побиться об заклад, что это демон, но это оказалась лишь видимость. Там, внутри, был смертный. Кто он такой?

Взгляд Майкла не дрогнул.

— Его звали Расмуссен. Урсиэль одолел его в сорок девятом, на пути в Калифорнию.

— Я видел его, Майкл. Заглянул ему в глаза.

Майкл чуть поморщился:

— Я не знал.

— Он был узником в собственной душе, Майкл. Что-то удерживало его. Что-то огромное. Урсиэль, наверное. Он один из Падших, да?

Майкл кивнул.

— Но как, черт подери, такое могло случиться? Мне казалось, Падшим не позволено действовать против чьей-то воли.

— Не позволено, — кивнул Майкл. — Но им позволено искушать. И динарианцам есть что предложить — куда больше, чем большинству других.

— Динарианцам? — переспросил я.

— Ордену Темного Динария, — ответил Майкл. — В этом деле они увидели благоприятную для себя возможность — шанс натворить побольше зла.

— Серебряные монеты. — Я зябко втянул в себя воздух. — Вроде той, которую вы подобрали освященным платком. Тридцать сребреников, да?

Он кивнул:

— Тот, кто дотронется до монеты, испорчен заключенным в нее Падшим. Его искушают. Ему даруют силу. Падший все сильнее подчиняет смертного своей воле. Не понуждая — только предлагая. И так до тех пор, пока…

— Пока тварь не завладевает им полностью, — договорил я.

Майкл снова кивнул:

— Как это случилось с Расмуссеном. Мы пытались помогать им. Порой человек понимает, что происходит. Пытается бежать из-под их влияния. Когда мы встречаемся с ними — пытаемся прогнать демона. Дать человеку шанс бежать.

— Вот, значит, почему вы говорили с ним. До тех пор, пока у него не изменился голос. Но Расмуссен ведь не хотел освободиться — не так ли?

Я покачал головой:

— Хотите — верьте, хотите — нет, Майкл, но меня ведь искушали раз или два. Я как-нибудь справлюсь.

— Нет, — сказал Майкл. — Не справитесь. Редкий смертный устоит перед динарианцами. Падшие знают наши слабые места. Наши помыслы. Умеют подкопаться. Даже будучи предупрежденными, и мужчины и женщины тысячелетиями становятся их жертвами.

— Я же сказал, справлюсь, — буркнул я.

— Гордыня превыше рассудка, — фыркнул Широ.

Я кисло покосился на него.

— Гарри, пожалуйста, — не сдавался Майкл, подавшись вперед. — Я знаю, вам изрядно досталось в жизни. Вы хороший человек. Но вы уязвимы, как любой другой. Этим врагам вы нужны не мертвым. — Он опустил взгляд на свои руки. — Им нужны вы.

Не буду врать: это меня напугало. Еще как напугало. Может, потому еще, что это так заметно тревожило Майкла, а потревожить Майкла очень и очень непросто. А может, потому, что я видел Расмуссена и вид его теперь всегда останется со мной — попавшего в капкан, хохочущего как безумный.

А может, потому, что какая-то часть меня уже прикидывала, трудно ли придумать способ использовать власть, которую наверняка предлагает эта монетка. Если она превратила какого-то случайного придурка в боевую машину, совладать с которой, да и то с трудом, смогли лишь три Рыцаря Креста, что же с ее помощью мог бы сделать профессионал вроде меня?

Замочить герцога Паоло Ортегу, к чертовой матери. Это уж точно.

Я зажмурился и снова открыл глаза. Майкл смотрел на меня с болью, и я понимал, что он догадывается о моих мыслях. Я снова зажмурился, на этот раз от стыда.

— Вам грозит опасность, Гарри, — повторил Майкл. — Оставьте это дело.

— Если это и впрямь так опасно, — возразил я, — с какой тогда стати отец Винсент меня нанял?

— Фортхилл просил его не делать этого, — ответил Майкл. — Отец Винсент… разошелся с Фортхиллом во мнениях относительно того, как справляться со сверхъестественными делами.

Я поднялся:

— Майкл, я устал. Нет, правда, устал как собака.

— Гарри, — укоризненно произнес Майкл.

— Как собака, — повторил я. — Как последняя чертова собака. — Я шагнул к двери. — Я еду домой спать. Я подумаю об этом.

Майкл встал, и Широ тоже — оба стояли теперь и смотрели на меня.

— Гарри, — повторил Майкл, — вы мой друг. Вы спасали мне жизнь. Я назвал в вашу честь сына. Но прошу вас, держитесь подальше от этого дела. Ради меня, если не хотите ради себя.

— А если нет? — поинтересовался я.

— Тогда мне придется спасать вас от себя. Ради бога, Гарри, не доводите до этого.

Я повернулся и вышел, не попрощавшись.

Итак, в этом углу ринга — пропавшая плащаница (одна штука), один умерший совершенно непонятной, но от этого не менее мучительной смертью, один исполненный решимости, смертельно опасный вампирский нобль, три святых Рыцаря, двадцать девять падших ангелов и куропатка на грушевом дереве.