Джим Батчер - Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти

— А ты не думай, — шепнула она, прижимаясь ко мне бедрами. Это возбудило меня с такой силой, что аж больно стало. — Ни о чем не думай. Просто возьми меня.

Умом я понимал, что это не лучшая идея. И все же положил руки ей на талию, чуть сжав пальцами ее горячую кожу. Касаться ее было наслаждением — первобытным, собственническим наслаждением. Я медленными круговыми движениями провел ладонью и пальцами вдоль ее бедра, по животу. Она по-кошачьи выгнула спину, зажмурившись от наслаждения.

— Да, — шептала она. — Да, да…

Я разжал другую руку, выронив полотенце на пол, и коснулся ее волос, зарывшись в них пальцами. Ее мягкие густые пряди послушно скользили между моими пальцами. Я ощутил, как в ней снова возросло напряжение, а затем она резко повернула голову, оскалив зубы, и потянулась к моей руке. Мне бы, наверное, стоило отдернуть руку. Вместо этого я крепче сжал ее волосы и потянул, силой заставив отвернуться.

Я ожидал вспышки злости, но она лишь прижалась ко мне с большей страстью, с большим желанием. Томная улыбка заиграла на ее губах и тут же исчезла, когда она негромко ахнула: моя рука скользнула вверх, под футболку, осторожно коснувшись ее груди. Она ахнула еще раз, и с этим звуком все мои страхи, усталость, боль разом куда-то исчезли, сгорев без остатка в огне плотского желания. Ощущать ее в своих руках, целиком окунуться в аромат ее тела — я столько холодных, бессонных ночей бредил этим…

Конечно, это была не лучшая мысль. Единственная мысль.

Я скользил по ее телу руками, дразня, лаская ее грудь, наслаждаясь тем, как твердеют под моими пальцами ее соски. Она снова попыталась повернуть ко мне лицо, но я рывком притянул ее ко мне спиной, прижавшись губами к ее шее — так, что она не могла двинуть головой. Это возбудило ее еще сильнее.

— Хочу, — задыхаясь, прошептала она. — Хочу тебя. Не останавливайся.

Я не был уверен, что у меня получится. Моим губам недоставало ее тела. Я рывком задрал ее футболку до самых плеч и долгую восхитительную минуту вел языком вдоль ее позвоночника, наслаждаясь мягкостью кожи, осторожно пробуя ее зубами. Какая-то часть меня напоминала о необходимости вести себя мягко, нежно. Другая посылала ее ко всем чертям. Щупай. Пробуй. Дразни…

Мои зубы оставляли там и здесь на ее коже легкие отметины, и мне даже подумалось, что в сочетании с алыми завитками татуировки, обвивающими ее тело по спирали, они выглядят особенно занятно. Темная кожа ее штанов мешала моим губам, моим зубам, и я с раздраженным рычанием выпрямился, чтобы убрать эту помеху к чертовой матери.

Для тех, кто не знает: стягивать кожаные штаны в обтяжку непросто. Тем более если делать это в состоянии, близком к исступлению. Впрочем, я не обращал внимания на подобную ерунду. Она охнула, когда я начал стягивать их, и принялась всячески извиваться и дергать ногами, помогая мне. В основном она добилась того, что от ее прикосновений я обезумел еще сильнее. К ее прерывистым вздохам добавилось негромкое постанывание.

В конце концов я спустил-таки эти чертовы штаны ей до колен. Под ними ничего не оказалось. Я вздрогнул и некоторое время ласкал ее руками, ртом, целуя и покусывая кожу там, где ее не покрывали царапины, заставляя ее двигаться еще настойчивее, стонать еще громче. Запах ее сводил меня с ума.

— Ну, — хрипло шепнула она. — Ну же…

Но я не спешил. Не знаю, как долго я стоял так, целуя, лаская, провоцируя. Я осознавал лишь одно — то, чего я ждал, жаждал так долго, наконец вернулось. И не было больше ни на земле, ни в небесах, ни в аду ничего, что было бы для меня важнее этого.

Она оглянулась на меня через плечо; черные глаза горели голодным огнем. Она снова попыталась дотянуться зубами до моей руки, и мне пришлось еще раз отодвинуть ее голову за волосы, сжав их в кулаке, в то время как другая рука срывала прочь оставшуюся одежду. Она издавала полные страсти мяукающие звуки, и тут я наконец прижал ее бедра к своим и, окрепнув как огонь, ворвался в нее.

Она широко-широко открыла глаза и вскрикнула, отзываясь на мои движения своими — в унисон. Где-то в глубине сознания у меня мелькнула мысль, не притормозить ли немного. Я не стал. Никто из нас двоих не хотел этого. Я взял ее вот так, жадно припадая губами к ее уху, ее шее, удерживая одной рукой за волосы, а она стояла с высоко поднятыми руками, жадно прижимаясь ко мне.

Господи, как же прекрасна она была!

Она вскрикнула и задрожала всем телом, так что мне пришлось изрядно постараться, чтобы оттянуть неизбежное и не взорваться прямо сразу же. Сьюзен тоже притихла на пару минут, пока я руками, губами, бедрами не довел ее снова до стона, а потом и до крика, и тут уже я не мог остановить больше ни ее, ни себя.

Теперь уже кричали мы оба. Напряжение мышц, тел, голода достигло предела. Наслаждение огненной волной захлестнуло нас обоих и сожгло все мои мысли в пепел.

Время текло мимо, не касаясь нас.

Когда я немного опомнился, оказалось, что я лежу на полу. Сьюзен лежала подо мной на животе, вытянув над головой все еще связанные руки. Времени, похоже, прошло не слишком много: мы оба еще слегка задыхались. Я пошевелился и обнаружил, что все еще нахожусь в ней. Я не помнил, чтобы произносил заклинание, позволявшее ее путам отсоединиться от потолка, впрочем никто, кроме меня, этого сделать не мог. Я повернул голову и очень осторожно и нежно коснулся губами ее плеча, потом щеки.

Она моргнула и открыла глаза — снова обычные человеческие глаза… хотя зрачки выглядели чуть расширенными, но и это быстро прошло. Она улыбнулась и издала негромкий звук — что-то среднее между стоном и довольным мурлыканьем. Мгновение я смотрел на нее, потом до меня дошло: узоры на ее лице потемнели и начали бледнеть. За какие-нибудь полминуты они на моих глазах полностью исчезли.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Я люблю тебя.

— Я так хотела этого.

— Я тоже, — кивнул я.

— Как опасно… Гарри, ты ведь рисковал. Я ведь могла…

Я нагнулся и поцеловал ее в уголок губ:

— Могла, но не сделала. Все хорошо.

Она поежилась, но кивнула в ответ:

— Я так устала.

Мне тоже изрядно хотелось уснуть, но вместо этого я встал. Сьюзен издала негромкий звук; я даже не понял, чего в нем было больше — удовольствия или протеста. Я поднял ее с пола и положил на диван. Потом дотронулся до веревки, приказав узлам распуститься, и веревка, соскользнув с ее запястий, аккуратными кольцами улеглась у моих ног. Я укрыл Сьюзен одеялом.

— Спи, — шепнул я. — Отдохни немного.

— Тебе тоже…

— Я тоже лягу. Честное слово. Но… не уверен, что мне стоит спать рядом с тобой.

Сьюзен устало кивнула:

— Ты прав. Извини.

— Ничего.

— Надо Мартину позвонить.

— Телефон не прозвонится, — сказал я. — Пока барьер не перестанет действовать.