Кира Катц - Бежать втрое быстрее [СИ]

Он помог ей подняться, держа за руку. Алекс побрела было к обрыву, с которого непонятно как спустилась, ничего себе не сломав, но Саша направил её в обход — к безопасной тропинке, ведущей наверх.

— Он только недавно вышел из комы, девочка.

— Отлично. Я просто посижу рядом.

Врач вздохнул и терпеливо объяснил, косясь на охранника, который дежурил у дверей:

— Это не так, как в кино, где человек просыпается и улыбается близким. Он был в медикаментозной коме, его накачали наркотиками.

— Зачем? — девушка посмотрела на него, как на ненормального.

— Чтобы организм не отказал от болевого шока, — терпеливо пояснил медик. — Сейчас его мучают галлюцинации, он может быть не в себе. Он вряд ли даже узнает тебя.

— Я всё равно хочу пройти.

Она не обошла — отстранила врача рукой и подошла к охраннику, дежурившему у двери.

— Мне сказали, что я могу навестить его, — глядя ему прямо в глаза, сказала девушка.

— Колющие и режущие предметы — мне. Ключи, пилочки… Потом заберёшь.

Алекс сняла с плеча рюкзак, достала из кармана джинсов ключи и всучила всё парню, после чего прошла в палату Маркуса.

Выглядел он не так ужасно, как она представляла. Отец лежал на кровати, и даже сейчас, когда он был в таком состоянии, одна его рука была прикована наручниками к поручню. Вторая лежала на животе. Он не выглядел несчастным или больным. От него исходило странное спокойствие. Девушке пришла на ум ассоциация с котом, которого охраняла тысяча трусливых мышей и который не освобождается из тюрьмы только потому, что не очень хочет.

— Маркус? Это я, Алекс.

Отец не отозвался. Похоже, он спал.

Алекс подвинула ближе к койке стул и села. Подумав, взяла руку отца в свою ладонь и поднесла ближе к себе, накрыла другой ладонью. Положила на свою руку подбородок и задумалась.

Она вспомнила, как они пересекали границу России. До самого поста Алекс не спрашивала отца, когда и где они расстанутся, так как тема была неприятной, но когда внедорожник пристроился в очередь машин перед пунктом пропуска, начала коситься на Маркуса. Какое-то время она разрывалась между эгоизмом и совестью, которую успокаивала логическими доводами. Отец ведь не мог забыть, что в Россию ему нельзя.

Солнце светило прямо в боковое стекло, и Маркус, поморщившись, стал искать в машине затемнённые очки. Спустя какое-то время они нашлись — в бардачке. Алекс поражало, как невозмутимо он примеряет и использует чужие вещи. Или бывшие когда-то чужими.

Алекс подумала, что если Маркус собирается высадить её возле самой границы, ей нужно об этом знать, и всё-таки не выдержала:

— Можно спросить?

«Ты уже спросила», — обязательно съязвил бы Ян. Маркус же коротко ответил:

— Да.

— Ты говорил, что если пересечёшь границу России, обратно тебя уже не отпустят. Ты же не будешь проходить оформление? Я, когда просила проводить меня, имела в виду до границы, я не хочу, чтобы ты сел в тюрьму.

— Ты одна не справишься.

— Что?

— Спасти твою мать больше некому. У тебя нет знакомых, которые могли бы помочь. Егор — слишком влиятельная шишка, чтобы кто-то всерьёз мог ему противостоять. Поэтому противостоять буду я, — Маркус проехал ещё несколько метров и снова остановился, потом посмотрел на дочь. Но она молчала, отвернувшись к окну, разглядывая соседнюю очередь из машин и не замечая ничего.

Она не знала, когда именно влюбилась в него (может быть, когда он первый раз кормил её и слушал, не перебивая, а может, когда у него случился приступ в самолёте), но осознала это именно в тот момент.

Очередь из машин продвигалась довольно быстро.

Маркус, видимо, решил успокоить девушку:

— Я не сяду. Не волнуйся, Алекс.

Сейчас она поняла, что отец даже не соврал — он не планировал, что выживет.

Маркус неожиданно повернул голову и хрипло спросил:

— Алекс? Это ты?

Прошло минут пять после того, как она с ним говорила, но это всё равно заставило её сердце радостно заколотиться:

— Да, это я, Маркус!

— Как хорошо… Как ты, малышка?

В том, что человек, который едва шевелит губами и пальцами рук от слабости, спрашивает сидящего рядом человека, абсолютно здорового, о его самочувствии, было что-то странное. Девушка едва не разрыдалась.

Она стала что-то говорить, но потом поняла, что пальцы его руки, которую она держала, обмякли — отец потерял сознание.

Алекс замолчала и снова прижала его руку к своей щеке. Она решила, что уйдет, когда её прогонят.

Девушка чувствовала свою вину перед Маркусом, она считала себя причиной его состояния. Она не была уверена, что поступила правильно, когда пожелала изо всех сил, чтобы он жил.

Даже если он выкарабкается — как минимум будет инвалидом по зрению, хорошо, если ходить сможет, а для мужчины с его характером это должно быть большим ударом. Отчего-то она была уверена: Маркус выжил только потому что она умоляла его не умирать. Сейчас она сомневалась в правильности своего выбора, но было, конечно, поздно.

***

Когда Маркус очнулся, его окружали темнота и полная тишина. Всё тело болело, левую ногу он не ощущал. Пальцами он ощупал, на чём лежал, — хрустящая от чистоты больничная простыня. Дальше исследовать не получилось — когда он попытался поднять руку к лицу, что-то металлически звякнуло, и в запястье впился металлический обод. Наручники!

Маркус ещё раз дёрнул рукой и сжал зубы. Он настолько устал, что почти сразу заснул, позволив себе провалиться в тёмную пропасть. В последующие дни он не раз просыпался, но с ним никто не заговаривал. Однажды он почувствовал чьё-то присутствие, кто-то изучал его, но вопрос «кто здесь?» проигнорировал. От этого Маркусу становилось не по себе. Он смутно помнил разговор с дочерью, но теперь не исключал, что это было частью галлюцинаций, которые его посещали. Правда, в основном наркотические галлюцинации были бредовыми и малоприятными — Маркус недоумевал, как на это кто-то может добровольно соглашаться, да ещё и платить. Алекс из этих неприятных галлюцинаций выбивалась — и это давало повод думать, что она всё-таки на самом деле к нему приходила.

Кроме навязчивых видений была ещё одна проблема. Он не мог словить ни капли света. Когда бы мужчина ни открыл глаза, вокруг было темно, как в могиле. Сначала он думал, что всему причиной то, что он просыпается ночью, однако, пролежав довольно долго в ожидании, рассвета так и не увидел. Можно было предположить, что его держат в тёмной закрытой комнате, но как тогда его разглядывали люди, которые периодически делали какие-то уколы и кормили?

В очередной раз его разбудил приятный голос, который он не сразу узнал. Он по-прежнему ничего не видел, поэтому не понимал: раз он умер и по какой-то чудовищной ошибке оказался в раю, почему до сих пор вокруг так темно? Потом он узнал этот голос.