Сергей Зеленков - № 3

Она нас повела к себе; шла шустро, без палки, но тоже сильно горбилась, хоть и меньше, чем Трофимовна, но больше, чем Алексеевна.

Дом Ивановны несколько отличался от остальных населенных домов: был выше, выглядел больше, стоял на крепком высоком фундаменте; по внешнему виду напоминал дом Анисима.

Внутри, также было просторнее, видимо, такое впечатление возникало благодаря более высоким потолкам. Горбатые стены были оклеены пожелтевшими бумажными обоями с зелеными завитушками, простая мягкая мебель на высоких деревянных ножках и с деревянными подлокотниками, укрытая вытертыми яркими накидками со спутанной бахромой; телевизор, холодильник, стол, две скамейки возле него, такие, как та, на которой я спать пытался в доме Анисима; огромная печь без лежанки, но с плитой; шкафчики, тумбочки, умывальник. Все в одной комнате. Но комнат в доме было, как минимум две, что находилось за перегородкой в соседнем помещении, я не видел.

Мы все втроем уселись за стол, укрытый цветастой целлофановой скатертью, разрезанной в нескольких местах и расплавленной в середине – видимо, горячую сковороду кто-то когда-то по неосмотрительности поставил.

– Ну што вам, дзетачкі, расказаць? 123 123 Ну что вам, деточки, рассказать? – поинтересовалась старушка.

– А скажите, – первым я вопрос задал, – Вот этот ваш дом похож очень на дом Анисима: высокий, большой. У ваших соседок дома как-то пониже…

– Дык гэта ж, – начала она, даже не дав мне сформировать свой вопрос до конца, – Маю хату, Анісімаву, яшчэ тут некалькі – кацапы яшчэ будавалі. А астатнія ўжо новыя, нашы іх, частку да вайны яшчэ, а частку пасля, паставілі. Яшчэ пры мне тут амаль уся вёска з кацапскіх хат была, але ж некаторыя старыя былі, пагнілі, пакасіліся. 124 124 Так это ж,… … Мой дом, Анисимов, еще тут несколько – староверы еще строили. А остальные уже новые, наши их, часть до войны еще, а часть после, поставили. Еще при мне тут почти вся деревня из староверских домов была, однако ж некоторые старые были, погнили, покосились.

– Понятно, – продолжал я, – А тут, говорят, церковь была. Ее давно разобрали?

– Ой, даўно, я яшчэ малая зусім была – ня памятаю нічога. А можа і зусім да мяне яшчэ гэта адбылося, і ня ведаю. Расказвалі, што там пад царквою знайшлі нейкія каменні старынныя, паганскія, нібыта; яшчэ косці звірыныя ды чалавечыя. Казалі, што на тым месцы раней паганскае копішча было. Туды ж навукоўцы нейкія, ці з Масквы, ці з Мінску прыязджалі, шукаць нешта пачыналі, але потым кінулі ўсё. Вось. 125 125 Ой, давно, я еще маленькая совсем была – не помню ничего. А может и вообще до меня еще это случилось, и не знаю. Рассказывали, что там под церковью нашли какие-то камни старые, языческие, как будто бы; еще кости звериные и человеческие. Говорили, что на том месте раньше языческое капище было. Туда ж ученые какие-то, то ли из Москвы, то ли из Минска приезжали, искать что-то начинали, но потом бросили все. Вот.

– Кстати, – вмешалась Ася, – Вот ваш дом, получается, еще этим… кацапам принадлежал. Они уехали, вещи ж, наверное, какие-то от них остались. Не знаете, было ли что интересное?

– Да-да, шмат чаго ад іх засталося. Казалі, што іх вывезлі амаль у тым, у чым яны былі. Толькі самае неабходнае ўзяць дазволілі. Каб што цэннае засталося – ня чула такога. Ну мэбля, адзёжа, кнігі нейкія, посуд, яшчэ, можа, нешта… Дык гэта ж, калі што цэннае і заставалася, дык тыя, хто кацапаў вывозілі, усё і пабралі сабе. Нам, хто сюды потым засяляўся, ужо гаўно ўсялякае засталося. 126 126 Да-да, много чего от них осталось. Говорили, что их вывозили почти в том, в чем они были. Только самое необходимое взять разрешили. Чтоб что-то ценное осталось – не слышала такого. Ну мебель, одежда, книги какие-то, посуда, еще, может что-то… Так это ж, если что ценное и оставалось, так те, кто староверов вывозили, все и позабирали себе. Нам, кто сюда потом заселился, уже говно всякое осталось.

– Так, а конкретно у вас в доме какие-нибудь вещи от этих… кацапов сохранились? – следующий вопрос Ася задала.

– Ну вось, лаўкі, стол. Яшчэ сквароды былі чугунныя. Зараз няма ўжо. Гадоў дваццаць таму сюды шпікулянты прыязджалі, я ім іх і прадала. Усё роўна, яны былі важкія – не падняць. Не карысталася імі, толькі месца займалі. Шкадавала вельмі, ведзь ў нас кніжак шмат кацапскіх заставалася, але усё ці папалілі, ці каб падцірацца парвалі… А там, у адный хаце, Трусы іх прозвішча, памерлі ўжо, а дзеці ды ўнукі паз’яжджалі… Дык вось… У іх нейкая адна толькі кніжачка сахранілася, ну яны шпікулянтам тым яе аж за сто даляраў тады прадалі. А ў нас гэтых кніжак было штук трыццаць калісьці, каб сахранілі раней, дык ужо б на кватэру ў Крупках хапіла бы грошай… 127 127 Ну вот, лавки, стол. Еще сковороды были чугунные. Сейчас нет уже. Лет двадцать назад сюда спекулянты приезжали, я им их и продала. Все равно, они были тяжелые – не поднять. Не пользовалась ими, только место занимали. Жалела сильно, ведь у нас книжек много староверских осталось, но все или сожгли, или чтоб подтираться порвали… А там, в одном доме, Трусы их фамилия, умерли уже, а дети и внуки съехали… Так вот… У них какая-то одна только книжечка сохранилась, ну они спекулянтам тем ее аж за сто долларов тогда продали. А у нас этих книжек было штук тридцать когда-то, если б сохранили раньше, то уже бы на квартиру в Крупках хватило бы денег…

«Бля, как же меня такое отношение к книгам бесит! – негодовал я про себя, – Ну как можно печь растапливать или жопу подтирать книжными страницами, да еще и из старинных книг?! Как до такого додуматься-то можно?! Какой примитивный уровень интеллектуального развития нужно иметь, чтоб к такому прийти? Ну нет бумаги – газеты выписывай! Не знаю, бересту выделывай, тряпочками подтирайся и стирай их каждый день!..»

– Угу, а вот, по фамилии Пермяки – единственная оставшаяся здесь семья этих… кацапов, – продолжала расспрос Ася, доставая из сумочки свой блокнот с ручкой, – Вот что вы про них рассказать можете?

– Звычайная сям’я, што тут казаць. Ой, забылася, як бацькоў Пермяка Анісіма звалі… Бацька ягоны і плотнік добры быў, і каваць умеў. Матка ягоная шыла добра. Ня пілі, не курылі, не гулялі… Добрая сям’я. Тое, што маліліся інакш, дык хай, іх справа. Некаторыя і навогул ня молюцца… 128 128 Обычная семья, что тут сказать. Ой, забыла, как родителей Пермяка Анисима звали… Отец его и плотник хороший был, и ковать умел. Мать его шила хорошо. Не пили, не курили, не гуляли… Хорошая семья была. То, что молились иначе, так пусть, их дело. Некоторые и вообще не молятся…

– А как они молились? – спросил я.

– А калі як. Улетку, ці калі проста надвор’е добрае – ля разбуранай царквы, стоячы, малітвы іхныя спявалі. Калі дрэннае надвор’е было – вокны, памятаю, адчынялі, ды ў іх маліліся. Неяк, на ўсход рабілі гэта. Крысціліся двума пальцамі. А тут у нас жа яшчэ нейкае паганскае копішча ў лесе ёсць – яны і туды зачым-та хадзілі маліцца. 129 129 А когда как. Летом, или когда просто погода хорошая – около разрушенной церкви, стоя, молитвы их пели. Когда плохая погода была – окна, помню, открывали, да в них молились. Как-то на восток делали это. Крестились двумя пальцами. А тут у нас еще какое-то языческое капище в лесу есть – они и туда зачем-то ходили молиться.