Евгений Прядеев - Люмпен

— Вряд ли, — прокомментировал Гуреев. — Ментальный дар слишком редкий, чтобы его обладатель шел в охранники, тем более к Сергееву. Версия, что это кто-то из помощников Альбины Борисовны видится мне более состоятельной, хотя опять-таки… Дар слишком редкий, чтобы его обладатель шёл к кому-то в охранники или даже помощники.

— Ну а кто тогда? — посмотрел на генерала начальник отдела.

— Не знаю, — задумчиво ответил он, что-то рисуя карандашом в раскрытом перед собой блокноте. — Перебираю всех менталистов, про кого я только слышал, и понимаю, что, в принципе, это может быть любой из них.

— Вот! — вскинулся я, почувствовав в словах Гуреева поддержку. — Мне кажется, что это кто-то еще. Может быть, это они подставили Сечкина, а потом организовали слив информации на радио. Это кто-то из общества «Равенство».

— Так, про общество еще ничего неизвестно, — поморщился генерал. — Поэтому пока мы не докажем обратное, будем исходить из версии, что никакой тайной организации не существует. У нас нет информации, что кто-то из Знати недоволен своим положением, а без их помощи создать подобную организацию просто невозможно.

— Но ведь кто-то убил Бриллию, — растерянно посмотрел я на начальников. — А табличка? А факел, вбитый в рот?

— Калмыков, ну ты же умный парень! — посмотрел на меня генерал. Почему-то от его слов на душе стало так приятно. «Руслан умный, Руслан всё делает правильно!» — Ты больше всех из Службы общаешься с Сечкиным, значит и понимать его должен лучше, чем все остальные.

— Согласен, — от похвалы у меня даже плечи расправились. — Кое-что про Романа я действительно начал понимать.

— Ну так вот и скажи нам тогда, — продолжил начальник Управления. — По твоим внутренним ощущениям… Сечкин может быть причастным к убийству Бриллии?

— Нет! — вопрос показался мне настолько неуместным, что от волнения голос даже сорвался. Я встал, чтобы мои слова звучали более убедительно. — Товарищ генерал, я абсолютно уверен, что Роман не совершал этого. Он, наоборот, очень расстроился, узнав о гибели Бриллии. И вообще, Сечкин же с сыном бизнесмена в одном классе учился!

— Да? — постучал пальцами по столу генерал. — Интересная подробность. Вот только Марат Бриллия утверждает обратное. Роман был первым, кого сын погибшего назвал в качестве возможного подозреваемого. И сядь, Калмыков! Ты не на параде, а на рабочем совещании.

Я сел, судорожно пытаясь подобрать слова в защиту коллеги.

— Товарищ генерал, ну ведь должен быть мотив! Сечкин не общается с родителями, Знать его отвергла! Он пытается начать новую жизнь! Зачем ему Бриллия?

— Потому что именно Бриллия на Совете Семей требовал для Сечкина смертной казни, — негромко ответил начальник Управления. У меня было ощущение, что мне с размаху саданули под дых. Я пытался что-то сказать, но из широко раскрытого рта не вылетало ни слова, лишь только какие-то бессвязные хрипы. Веденеев смотрел на меня с другой стороны стола и никак не комментировал сообщение генерала.

Судя по всему, всё это было ему давно известно, и сейчас он просто наблюдал за моей реакцией с каким-то отстраненным исследовательским интересом.

— Товарищ майор, но почему мы просто занимаемся гаданием на кофейной гуще? — в отчаянии обратился я к начальнику отдела. — Давайте вызовем Сечкина и прямо спросим у него про сложившуюся ситуацию. Может быть, у него есть алиби, причем настолько железобетонное, что у Совета Семей отпадут всяческие претензии.

— Потому что Сечкина со вчерашнего дня никто не может найти, — негромким голосом ответил Веденеев. От его тона веяло таким холодом, что у меня по спине непроизвольно побежали мурашки. — Мы бы с радостью еще вчера задали ему все вопросы, но проблема в том, что задавать их некому.

— Его похитили? — ляпнул я первое, что пришло мне на ум.

— Мы полагаем, что он сбежал сам, — после небольшой паузы переглянувшись с генералом ответил на мой вопрос Веденеев. Потом вздохнул, как-то странно потер ладони между собой и продолжил. — Я понимаю, что у тебя за прошедшее время появились к нему какие-то дружеские чувства, но лично я считаю, что Роман причастен к убийству Бриллии. Если тебе непонятен мотив, то он простой. Месть!

— Этого не может быть, — опять вскочил я со своего места.

— Калмыков! — рявкнул генерал так, что у меня непроизвольно задрожали колени. — Сядь на место и перестань орать в присутствии руководства. Ты что, первый день в розыске? Мы обязаны отработать все версии, даже самые фантастические. Мы не имеем права все ставить на характеристики типа «хороший человек» и «прекрасный мальчик». Ты сам совсем недавно уже стал жертвой подобного заблуждения! Разве нет? Или ты всё забыл?

— Никак нет, товарищ генерал, — сел я на место, чувствуя, как вспыхнули мои лицо и уши. — Прошу прощения, больше не повторится. Просто я считаю, Сечкин не мог совершить это убийство. Зачем он вообще пришел к нам на службу, если с самого начала собирался совершить преступление?

— Потому что прекрасно понимал, что это идеальная страховка, — назидательно произнес Веденеев. — Никто не будет просто так трогать сотрудника Службы Правопорядка. И, кстати, версия Сергеева о том, что семья Сечкиных решила таким образом усилить свое влияние и избавиться от конкурентов, тоже не лишена логического смысла.

Мысли в голове опять закружились в причудливом хороводе. В словах Бориса Игнатьевича была логика, но я упорно не хотел с ней соглашаться. Вся моя сущность не хотела принимать тот факт, что Сечкин может оказаться лицемером, который так нагло обманывал и использовал всех нас в своих целях.

— Допустим, что вы правы, — упрямо набычился я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и опять не сорвался на крик. — Разрешите тогда задать другой вопрос.

Мои начальники уставились на меня с любопытством, причем любопытство это было разным. У Веденеева во взгляде сквозила снисходительность, а у генерала смешались интерес и усталость.

— Товарищ генерал, разрешите уточнить, а господин Бриллия был на ведущих позициях в Совете Семей или считался его рядовым членом? — поинтересовался я, не глядя на Гуреева. Затем я все-таки посмотрел на Николая Степановича. От его реакции и ответа на вопрос зависело очень и очень многое.

Начальник Управления ответил мне долгим взглядом, а затем вдруг усмехнулся.

— Вот видишь, Борис Игнатьевич, парень то с головой, — отвесил генерал мне неожиданный комплимент. — А ты мне всё зудишь «бестолковый, неперспективный».

Я в изумлении уставился на Веденеева, а затем снова посмотрел на Гуреева. Ничего себе! Я тут оказывается по краю хожу, и только неожиданное заступничество генерала не позволило Веденееву выгнать меня из отдела куда подальше. А появление Романа стало тем самым счастливым билетом, благодаря которому я все еще продолжаю служить в Управлении.